Смутные времена. Книга 7

Лейп Денис Джон Лейстер, Фредерик Левис, Уильям Миллер, Эрнст Ничоллс, Гарра Найтингейл, Томас Перкинс, Эрик Плисантс, 1ер-берт Роулендс, Джон Уилсон;

– шотландцы: унтершарфюрер СС Хью Уилсон Кови, СС-манны Уильям Александер, Александр Мак-Киннон, Чарлз Манне, Джон Сомер-вилль;

– австралийцы: СС-манн Рональд Беркер, Роберт Чипчейз, Альберт Стоукс, Лайонел Вуд;

– новозеландец: унтершарфюрер СС Рой Николас Коурлендер;

– канадцы: Артур Джеймс Кридер-ман, Эдвин Мартин;

– южноафриканцы: СС-манн Элл-смор, Питер Лебашане, Ван Хеерден, Лоуренс Вилйоен, унтершарфюрер СС Дуглас Мердон. Это список тех кто попался. Конечно, пять десятков – не Бог весть какое количество, но это известные пять десятков. А фактически их было пять сотен. Число, конечно, тоже не ахти какое по сравнению скажем с французами, сумевшими внести вклад в Ваффен СС полнокровными дивизиями типа "Шарлемань (Карл Великий)". Или с бельгийцами, с их дивизией "Валлония". Но если учесть, что Франция и Бельгия были оккупированы, а Англия нет, то и понятно, почему вклад со стороны британцев столь незначителен. Однако именно эсэсовские дивизии продемонстрировали всему миру, что идея национализма – интернациональна. Смешное сочетание. Противоречивое оно какое-то. "Русише швайне", "Унтерменш" маршируют с рунами в ЭЛИТЕ, а истинных арийцев – немцев, сортируют по росту, копаются в их родословных до седьмого колена, выискивая иудейские корни, и на пушечный выстрел к СС не подпускают. Немцам должно было быть обидно. Но они миллионами замерзали до смерти в окопах под Москвой, выбрав молчаливо себе и своему народу эту судьбу. И ведь нельзя сказать, что народом себя на какое-то время ощущать при этом перестали. Наоборот им вдалбливалось пропагандой, что народ они будь здоров – Сверхлюди и при этом интернационализм в ЭЛИТЕ. А за линией фронта все наоборот – идет долбежка об ИНТЕРНАЦИОНАЛИЗМЕ, а победа становится возможной только тогда, когда руководство страны отпускает вожжи национальные, вспомнив вдруг, что есть Великий Русский народ и в срочном порядке, налепившем десяток художественных фильмов об Александре Невском, Иване Грозном, Кутузове и Суворове. Ордена в их честь учредила и прекратила "давить" Православие.

Михаил проснулся от запаха кофе и толчка в бок.

– Подъем, начальник,– крикнул Сергей, врубая песню про зарядку в исполнении Владимира Высоцкого и под его хриплое "… Очень вырос в целом мире гриппа вирус, три, четыре…"– Михаил, сдав назад, прокрутил танк вокруг своей оси пару раз, стряхивая с его башни сугроб. Выскочив на броню, он растер лицо снегом и, вернувшись, красный и взлохмаченный, ткнул Сергея в плечо:

– Освежись, лапоть сельский.

– Я уже,– ухмыльнулся Сергей,– принял душ, пополнил запас продуктов и боезапас. Смотался, короче, в пирамиду. Будить тебя не стал, уж больно сопел сладко.

– Считаешь, что это правильно? Вот так воевать? С душем и свежесваренным кофе? Тепличные условия создаешь себе,– проворчал Михаил, прихлебывая горячий кофе.

– Нет, я сейчас возьму винтовку Мосина, накручу обмотки и сяду задницей в сугроб. Если ты считаешь, что это лучше, то флаг тебе в руки, вперед. А я сзади проедусь и на видео сниму,– Сергей включил дисплей и принялся осматриваться.– Во, немчура, прямо подвиг совершают. Дорогу расчистили – загляденье. Хоть в три ряда шуруй. Приспособили КВ и снегопад им ночной по барабану. Выросли их дорожники в моих глазах за ночь на голову. Тебе шлепать с винтовкой по такой трассе будет одно удовольствие, заранее за тебя рад. А вот интересно, как немцы среагируют на тебя в обмотках?

– Нормально среагируют. Пристрелят на хрен. Только не дождешься. Я не это имел в виду, а душ.

– А что душ? Я проснулся, глядь, а аккумуляторы в "Оспах" на нуле, ну и смотался по-быстрому… А в душ уж попутно, пока системы заряжались. Полчаса времени всего. И учти, завтракать я там не остался, хоть меня и уговаривал Кондратий жалобным голоском Катюшиным. Икрой красной искушал, но устоял я, не поддался. С собой взял. На твоем месте я бы не ворчал, а благодарность объявил, за инициативность и моральную устойчивость. Я ведь мог и домой сбегать за это время на пару дней или недель. Сказал бы там, что ты тут решил задержаться, а я тебе мешал сосредоточиться. Но я ведь не козел, какой-нибудь, чтобы так тебе нагадить. Вернее Катюше, так что ты по любому не прав. Извиняйся, иначе сожру икру в одну харю.

– Что за сленг, Серега?– поморщился Михаил и, цапнув бутерброд с маслом и красной икрой, принялся его жевать, запивая кофе.

– Вот так всегда. Критика неконструктивная в ответ и полное игнорирование служебного рвения. Хреновый ты начальник, Миха. Тебе никто про это еще не говорил?

– Говорил и не один раз,– кивнул Михаил.

– Кто этот умница?– обрадовался Сергей.

– Ты. Задолбал своей критикой уже лет десять. С этой минуты ты командир этой лоханки и чтобы не отвертелся, получи погоны,– Михаил фыркнул и на плечах у Сергея засветились серебром и золотом генеральские погоны. А у него самого появились невзрачные – рядового танкиста.

– Вот ты как значит?– растерялся от такого подарка Сергей.– Сидишь тогда почему, рядовой, в присутствии хрен знает кого тут по чину?

– Генерала-фельдмаршала,– подсказал Михаил.

– Вот, вот.

– Потому что в танке, как и в бане, субординация ограничивается. Щелкать каблуками и вытягиваться "смирно" не принято. Остается только обращение, герр Генерал-фельдмаршал.

– Эх, блин! Жалко, что как в бане. А кресты где мои? Что это за Генерал-фельдмаршал без крестов?

– Прав… Виноват, исправлюсь,– Михаил щелкнул пальцами, и десяток крестов усеяли грудь и шею Сергея.

– Переборщил как обычно,– Сергей пощупал кресты и половину из них убрал, щелкнув, так же как и Михаил, пальцами.– Теперь в самый раз. Скромность украшает. Вперед за пульт, рядовой. Пора выдвигаться. Время уже восемь часов, светает. Немцы сейчас повалят сплошным потоком, не протолкаться будет.

– На нашей-то телеге? Обижаете, герр Генерал-фельдмаршал,– Михаил прыгнул на место механика-водителя и включил двигатель.– Погнали,– танк выпрыгнул из леса на расчищенную трассу, пока еще не заполненную транспортом и рванул в сторону Рузы. Скорость развил при этом такую, что через пять километров догнал дорожный КВ с ножом бульдозерным и обошел его, не снижая скорости. Врезавшись при этом в снежный наст, нанесенный за ночь, он скрылся из виду в снежном облаке, оставляя за собой широкую траншею и облегчая суровые будни немецких дорожных танкистов. КВ ревел, выворачивая на сторону снежные сугробы и когда их стало вдруг совсем мало, механик от неожиданности, остановил машину и высунув голову из люка, уставился на почти расчищенную дорогу. Танк проскочил мимо так быстро, что разглядеть он его в триплексы не успел.

– Что там у тебя случилось, Фриц?– крикнул ему в ухо сзади, подсевший обер-лейтенант.

– Снега стало меньше и следы траков, будто кто-то уже проехал, герр обер-лейтенант,– ответил механик, захлопывая люк.

– Проехал и проехал. Нам легче. Вперед,– прервал его размышления, над загадочным исчезновением сугробов обер-лейтенант.

– Яволь,– проорал в ответ механик, врубая передачу и КВ взревев, продолжил движение.

Не доезжая до Рузы пары километров, Михаил свернул опять влево, где была обозначена проселочная дорога и привязавшись к снимкам спутниковым, пустил машину на автопилоте в сторону деревушки Захнево, до которой было шесть километров. Танк зарылся в лесные трехметровые сугробы, то появляясь на взгорках, то ныряя в низины и исчезая из виду, а через полчаса, вывалился из очередного наноса и выкатился на деревенскую улицу, единственную и укатанную местным гужевым транспортом. Танк, с крестом на броне, пронесся по ней, в это время суток пустынной и остановился у избенки с заледеневшим флагом, на котором, сквозь изморозь, просматривалась посередине свастика, а в углу серп с молотом. Местный староста, не имея флага фашистского, использовал советский, замазав серп и молот и намалевав крест – гакенкрейц. Однако краска от мороза с серпа и молота обсыпалась и теперь симбиоз советско-фашистский, возможно единственный в своем роде, украшал конек крыши.

– Взгляни, Серега, какая замечательная идея пришла в голову здешнему старосте. Не хватает только профилей вождей – Адольфа и Иосифа,– обратил внимание друга на эксклюзивное творение Михаил.

– Это упущение следует исправить,– Сергей улыбнулся и профили вождей немецкого и советского народов, появились на полотнище, слегка потеснив свастику. Смотрелись они в паре вполне органично, оба усатые, оба целеустремленно уставившиеся в промороженное небо.

– Повесят старосту теперь наверняка. Первый же гестаповец, который здесь появится и поймет, что изображено.

– Да и хрен-то с ним. Пошли, познакомимся с кандидатом в висельники,– предложил Сергей, поправляя кресты и открывая люк.– Что-то он не спешит встречать Генерала-фельдмаршала.

– Спит, пади. Зима. Все на печках. А нет, вон бежит вприпрыжку. Напрасно ты о нем так пренебрежительно. Бдит,– на крыльце избенки появился мужчина с усами "а ля Сталин" и побежал к воротам, застегивая на бегу полушубок

Староста оказался мужчиной лет тридцати и выглядел вполне благообразно, с бородой черной как смоль. Он выскочил из ворот и, подбежав к стоящему рядом с танком Сергею, вскинул руку, заорав во всю глотку: