Смятение сердца

Сэйбл попробовала стереть воспоминание, которое считала непристойным, но оно не исчезало, как и печать прикосновений Хантера на теле. Тот прошел к окну и так же, как недавно она, выглянул на улицу, отодвинув край занавески.

— У нас не очень много времени, — сказал он, подождал, пока она заглянет в щелку поверх его плеча, и ткнул пальцем в сторону бараков. — Как только Мейтланд покончит с текущими делами, дойдет очередь до нас. Не удивлюсь, если он воспользуется методами испанской инквизиции.

Он круто повернулся. Сэйбл поспешно отступила за пределы его досягаемости.

— Солдаты вокруг так и кишат, — заметила она, нервно теребя край одеяла. — Как же мы выберемся из форта? Если комендант уже подозревает истину, он, конечно, не даст нам подобраться к воротам! Меня дрожь пробирает, когда подумаю, что будет с Маленьким Ястребом, если нас…

— Прекрати! — прикрикнул Хантер, которому больше всего хотелось обнять ее и утешить. — У нас нет времени на истерику. Укрывая тебя, я совершаю предательство, так что избавь меня от обмороков, нервных припадков и тому подобного идиотизма!

— Никто не собирается падать в обморок, мистер Мак-Кракен, но вы же не станете отрицать, что мы находимся под угрозой ареста?

— Не стану, — буркнул тот.

Сэйбл помолчала, обдумывая положение. С той самой минуты, как Мейтланд утвердится в своих подозрениях, никто не посмеет тронуть ее даже пальцем. Другое дело — Хантер.

— Наверное, вам лучше выйти из игры, мистер Мак-Кракен, — наконец сказала она с решительностью, которой не чувствовала. — Будет несправедливо, если вы пострадаете по моей вине.

— Ты уж прости, Фиалковые Глаза, но мы с тобой повязаны одной веревочкой.

Громадное облегчение быстро затопило в ней чувство вины. Это не укрылось от острых глаз Хантера. Он понял, что ему только потому и было предложено дать задний ход, что Сэйбл рассчитывала на то, что он никуда не денется. Он усмехнулся краешком губ, не вполне понимая, что чувствует по этому поводу.

Женщины — странные создания, подумал он, взяв длинную прядь цвета красного дерева с плеча Сэйбл и задумчиво перебирая ее пальцами.

Сэйбл настороженно встретила его взгляд. Что это было, ласка? Или Хантер давал ей понять, что придется платить за лояльность? Но в глазах цвета темного серебра ничего нельзя было прочитать, словно там залегла тень. Она спросила себя, насколько важную роль она играет в жизни Хантера, в его мыслях и чувствах, но и сама не могла бы сказать, как много он значит для нее.

Если бы только можно было поговорить с ним откровенно, узнать, что означает чувство неудовлетворенности, мучавшее ее вчера ночью, знает ли он что-нибудь об этом, и если знает, то почему оставил ее в таком состоянии! Он обещал, что она увидит звезды, но они лишь сверкнули мимолетно и исчезли. Она хотела говорить обо всем, в том числе о том, кем была на самом деле. Утаивать правду дальше было неуместно и опасно. Но времени почти не оставалось, да и отчужденное выражение глаз Хантера не располагало к задушевной беседе.

— Я подожду за дверью, — вдруг сказал он и быстро пошел к выходу. Однако не вышел сразу, а помялся, не поворачиваясь, и это заставило Сэйбл заранее почувствовать себя неловко. — Ты… э-э… видишь ли… дело в том, что… насчет прошлой ночи. Мне очень жаль, что ты оказалась… э-э… участником.

Он заставил себя встретиться с ней взглядом, ожидая всего самого худшего от этой попытки затронуть щекотливую тему. Он не подозревал, какую огромную жалость разбудил тогда в сердце Сэйбл, сколько сочувствия породил своими нечеловеческими криками.

Самолюбивый, гордый человек, время от времени становящийся игрушкой призраков.

— Вы не сделали ничего ужасного, мистер Мак-Кракен, — ответила она с самым непринужденным видом, на какой была способна. — Человек, который видит кошмар, не отвечает за свои поступки.

Хантер едва сумел скрыть удивление. Он прощен? Что же, вот так, без оговорок?

— Не все так просто, Сэйбл… — начал он, смущенно откашлявшись.

— Я смогу лучше вас понять, если узнаю, в чем причина ваших кошмаров. Может быть, когда-нибудь вы расскажете мне и…

— Никогда.

Хантер произнес это единственное слово ровным, пустым голосом и снова повернулся к двери. Он живет с чувством вины, которое ему не по плечу, подумала Сэйбл и поспешила сделать еще одну попытку.

— Хантер!

Тот замер и зажмурился, словно это могло помочь уловить слабое эхо слова, только что слетевшего с ее губ. Ему хотелось снова и снова слышать, как она обращается к нему по имени.

Он повернулся. Сэйбл стояла совсем рядом, и, хотя он понимал, что у них нет времени даже на извинения (не говоря уже о воспоминаниях), он позволил себе оживить в памяти то, что случилось ночью. Горячее, возбужденное женское тело в его руках. Запах ее желания, чем-то похожий на запах свежей пихтовой хвои. Влажный шелк ее кожи и то местечко, где она особенно нежна, где находится средоточие ее женской сущности. Но главное, он вспомнил ее самозабвенный возглас — знак того, что она узнала рай в его объятиях. Как же жить дальше с сознанием всего этого? Да он попросту сойдет с ума от неудовлетворенных желаний!

Но в следующее мгновение Хантеру бросилось в глаза смущение на лице Сэйбл, и радостное волнение разом умерло в нем.

— Не говори ничего, — сказал он чужим, скрипучим голосом, заметив, что она собирается продолжить уговоры. — Если ты хочешь, чтобы мне стало легче, просто оставь все, как есть. Ты не можешь привести доводов, которые извинили бы мое поведение.

— И все-таки я считаю, что не стоит так винить себя.

— Стоит или не стоит, я виноват и буду помнить об этом, как помнил до сих пор.

— Виноваты не только вы. Я позволила вовлечь меня в… в происходящее, — храбро возразила Сэйбл.

— У тебя не было выбора.

— Выбор есть всегда, мистер Мак-Кракен.

— Разве? — Хантер горько усмехнулся. — Например, я не могу справиться со своими кошмарами, несмотря на то, что только об этом и мечтаю. Кто знает, что может случиться со мной в очередной раз? Вдруг я впаду в неистовство, в буйство? Ты должна держаться подальше от меня в такие моменты. Я мог даже взять тебя силой…

— Но вы этого не сделали, — мягко перебила Сэйбл. — Человек несовершенен, мистер Мак-Кракен. Вы не владели собой и нуждались в том, чтобы кто-нибудь отвлек вас, вытащил из кошмара. Я просто оказалась под рукой.

— Ты ведь и сама знаешь, что это не так, — буркнул Хантер (Господи, он готов был закричать в ответ на эту проповедь милосердия!). — Я хотел именно тебя вчера ночью, как хотел много дней подряд — и не только физически. Я знаю, что это невозможно, никогда. Даже если ты станешь свободной. И давай на этом закончим, пока разговор не зашел слишком далеко.

Он распахнул дверь и занес ногу через порог, и ей пришлось преградить ему путь.

— Дай мне пройти.

— Простите себя, мистер Мак-Кракен, как я прощаю вас, — сказала Сэйбл просто, касаясь ладонью щеки со шрамом. — Если вы будете упорствовать, обвиняя себя, я сочту вас самым упрямым ослом на земле.