Смятение сердца
Шрифт:
— Мне больно, Хантер! Прошу тебя, отпусти меня.
Он сжимал ее плечи с такой сокрушительной силой, что, казалось, еще немного — и раздастся треск костей. Сэйбл попробовала погладить его. Вместо того чтобы расслабиться, он сдавил ее еще сильнее.
— Хантер!
Он начал задыхаться. Отдельные судорожные вдохи были так сильны, что сотрясали также и ее тело. Сэйбл сдалась и опустила руки. Кончики ее пальцев скользнули по каменно-напряженным мышцам Хантера. Тот дернулся, точно обожженный, и отшвырнул ее почти в самый костер. Потом он завыл, как воет истязаемое животное, закинув голову и царапая себя ногтями. Сэйбл не сразу удалось
Сэйбл смотрела, не зная, что предпринять, ошеломленная и испуганная.
Хантер прополз еще несколько шагов и остался лежать в луже, погрузившись в нее лицом и перебирая пальцами размякшую глину. Потом рывком вскинул голову и зашелся в приступе кашля, выплевывая грязную воду. Пальцы зарылись в насквозь промокшие волосы. Не сразу, но ему удалось сесть. Все его тело было в грязи, вода ручьями стекала по груди и бокам, быстрое неглубокое дыхание вырывалось все так же сквозь зубы.
Он не чувствовал дождя и холода.
Тела движутся, шевелятся вокруг, источая болезненный жар, и он не может выпутаться из переплетенных конечностей, как ни старается. «Потом его рывком выдергивают на свободное пространство, волокут куда-то, грубо дергают за цепи, закрепляя их в скобах на стене, стаскивая то немногое, что на нем надето. Он рвется, но может только тыкаться лицом в осклизлую стену.
— Не прикасайся ко мне! — кричит он снова и снова. — Мне противно это, слышишь, противно! Ты же человек все-таки, прошу тебя, умоляю! Я больше не могу этого выносить!
Он дергает цепи, ненадолго обнаруживая в себе силу отчаяния, он рвется до тех пор, пока из запястий не начинает сочиться кровь. Все тщетно. Тяжело дышащее тело наваливается сзади, распластывая его по стене. Шуршит, расстегиваясь, ремень брюк.
« Назови пароль и место встречи, синебрюхий!»
Голое тело трется и трется, отвратительно влажное и горячее, между ягодиц тычется твердое. Хантер давится, сухие рвотные спазмы напрасно сотрясают пустой желудок.
« А может, ему нравится, а, ребята? То-то он молчит!»
« Говори! Или, может, повторить?»
И откуда-то из бесконечной дали доносится слабый голос лейтенанта:
« Вы дали клятву, капитан. Молчите!»
« Ну, щенок, ты мне надоел!»
« Не трогайте его, — кричит Хантер, — он еще совсем ребенок!»
Ужасный крик звучит в полумраке темницы — крик, который будет звучать в его ушах годы и годы. Он, Хантер, повернут теперь лицом к происходящему. Он не хочет смотреть — но не может закрыть глаз.
Единственная вина молоденького лейтенанта — то, что он молится на своего капитана.
Есть ли мера чувству вины? Есть ли предел чувству ужаса и стыда? Хантер хотел умереть, жил ожиданием смерти, но никогда еще он не призывал ее так отчаянно, как в эти минуты.
« Лучше бы ты заговорил, шпион «.
Худенькие плечи лейтенанта, содрогающиеся от рыданий.
« Не делай этого! Мы выкарабкаемся, лейтенант!»
« Не вините себя ни в чем, капитан «.
« Остановись! Это приказ!»
« Прощайте, капитан. Не вините себя ни в чем «.
Он не может помешать,
он может только наблюдать в беспомощном отчаянии, как цепь затягивается вокруг горла лейтенанта. Нужно быть доведенным до крайности, чтобы повеситься вот так, стоя на коленях под крюком, торчащим из стены камеры.У мальчишки хватает сил только для одного рывка, но этого вполне достаточно. Хруст ломающегося позвонка, наверное, негромок, но для Хантера он звучит раскатом грома.
Потом наступает тишина…
…Молния полоснула небо неистово, с внятным шипением, грохот раскатился эхом внутри пещеры. Хантер не слышал. В его памяти снова и снова повторялся отвратительный хруст ломающейся шеи, и он мог только раз за разом давиться желчью….
«…Мне нет прощения, лейтенант «.
И наконец жестокая кульминация кошмара — появление родителей и братьев. Они ожидают у ворот тюрьмы, молчаливые и бледные, опустив глаза. Его позор пал на семью, и каждый знает об этом. Никогда уже отец и мать не посмеют посмотреть в глаза соседям. Их сын вывалян в грязи, имя его обесчещено…
…Сэйбл притаилась, прижавшись к стене у самого устья пещеры. Выражение лица Хантера было настолько ужасным, что она не смела вмешаться, боясь толкнуть его на какой-нибудь непоправимый шаг. Ей случалось просыпаться ночами от его отчаянных криков, но даже то, что случилось в гостинице, не шло ни в какое сравнение с происходящим на ее глазах сейчас.
Она вышла из столбняка, когда в руке Хантера оказался револьвер.
Сначала Сэйбл решила, что это мерещится ей от пережитого потрясения, что это бред, вызванный высокой температурой. Но она чувствовала себя гораздо лучше, несмотря на общую слабость и замедленность реакции.
Хантер поднял голову, огляделся. У него был бессмысленный взгляд лунатика, но черты лица разгладились. В них читалась ужасающая решимость. Неторопливо и уверенно он проверил, заряжен ли револьвер, взвел курок и приставил дуло к виску.
— Не-е-ет! — закричала Сэйбл и бросилась вперед.
Ей удалось дотянуться до револьвера. От толчка дуло отклонилось, и пуля ушла в ветреную тьму ночи.
— Не мешай! — рявкнул Хантер и отшвырнул ее с такой силой, что она больно ударилась спиной о выступ скалы.
Он снова поднес револьвер к виску.
Морщась от боли, Сэйбл поднялась и сделала еще один отчаянный рывок, вцепившись обеими руками в руку, сжимающую оружие. Всех ее сил едва хватило на то, чтобы на несколько минут отвести револьвер от головы Хантера.
Он боролся, как безумный. Красные распухшие глаза смотрели куда-то поверх ее головы, ужасный оскал напоминал улыбку скелета.
— Пожалуйста, Хантер, отдай мне револьвер! — умоляла она, стараясь пробиться сквозь кошмар, в котором он пребывал.
Он был гораздо сильнее даже в обыденной жизни, а теперь, приведенный в неистовство, стал и вовсе слепой машиной убийства. Ноги Сэйбл разъезжались в вязкой грязи, мышцы, измученные недавней борьбой с течением, стонали от боли. Было ясно, что ей не продержаться больше минуты.
— Отпусти револьвер, Хантер! Прошу тебя, отдай мне этот чертов револьвер!
Она начала терять равновесие и с отчаянием обреченности ударила Хантера коленом в живот. Тот даже не заметил этого, она же сильно ушибла ногу о каменно напряженные мышцы. Тогда она положила указательный палец поверх пальца Хантера, окаменевшего на курке, и нажала изо всех сил столько раз, сколько пуль оставалось в магазине.