Смысл игры. Выпуски № 1-13

то ли незнакомыми мне людьми, то ли провокаторами, то ли какими-то, так сказать, простаками, что если республики СССР будут отделяться, им надо выставить счет в том, что касается платы за сырьё и за многое другое. Ни одного моего текста — вот моего, аутентичного, как говорят, т. е. подлинного текста, в котором бы я что-нибудь непоследовательное сказал в плане отстаивания коммунистических идеалов, — найти никто не сумел. Потому что нельзя найти чёрного кота в чёрной комнате, если его там нет! В силу отсутствия этого кота все, кто его очень долго искали, выволокли на свет эту жалкую бесстыдную глупенькую листовку, демонстрируя своё бесплодие, свою несостоятельность, а также мою верность коммунистическим идеалам. Я не говорю, что эта листовка сама по себе является чем-нибудь плохим. Самое смешное заключается в том, что она довольно наивная, такая, вялая, серенькая… Но она абсолютно не зловредная! Она совершенно нормальная. Что можно было сказать в это время республикам, которые хотели отделиться, ну что? Что их танками задавят? Во-первых, кто их задавит? Горбачёв не то что танками их не хотел давить — он их всячески обласкивал-отталкивал, обласкивал-отталкивал. А во-вторых, к чему бы это привело? А вот выставить этим республикам полный счет: экономический (цены на сырьё), геополитический (ну, знаете, как говорят сепаратистам в Канаде? если делима Канада, то делим и Квебек. Можно было сказать «если делим СССР, то делима и Грузия, Молдавия, Украина и т. д.»). А также демографический или политико-демографический счёт. (Т. е. мы категорически настаиваем на равноправии всех граждан нашей страны, где бы они ни проживали. Если так называемые русскоязычные проживают в Латвии и т. д., то надо признать, что если вы отделяетесь, то они такие же граждане, у них те же права и т. д. и эти права должны быть особо защищены во всех вопросах: вопросе языка и т. д.). Вот если бы это всё произошло, то это неминуемо обернулось бы ВОЗВРАТОМ республик в СССР, они бы не начали отделяться! Подумали бы десять раз перед этим украинцы, что будет, если мы заявим о делимости Украины или Грузии и т. д. И никуда бы НЕ ДЁРНУЛИСЬ! Поэтому в листовке-то этой, серенькой, такой тривиальной, обычной патриотической тех времён, ничего ПЛОХОГО не написано! Она просто серая, просто обычная, очень такая отражающая патриотизм своего времени…Ну и что? Это всё, что удалось нарыть на меня в плане какой-то антикоммунистичности — чужую листовку 89-го года, насквозь добропорядочную и серенькую, не похожую на то, что я писал?

Повторяю. Мне очень интересно, как гора, сооружаемая зарубежными технологами, рождает эту невинную мышь, и как технологи, зажмурившись, отчаянно орут: «Посмотрите! Вот он, этот чудовищный дракон двусмысленности! Ууу!!! Какой ужас!»

Что ещё наковырял дружный коллектив за много месяцев работы и за истерическую работу огромного коллектива после того, как я заявил, что будет альтернативный митинг? Сразу и антивластные, и «оранжевые», они испугались просто до умопомрачения и стали все что-то рыть на меня… Что ещё нарыл дружный коллектив? Моё заявление в какой-то ранней работе, что поздний сталинизм маразмировал? А что, он не маразмировал, да? Предательство соратников Сталина, грызня позднесталинских кланов, подбиравшихся к горлу вождя… Вождя, не сумевшего, между прочим, ни консолидировать кланы, ни выдвинуть преемника, ни зачистить кланы! Вождя, который героически руководил страной после инсультов! И вождя, которого, поскольку он всего этого не сумел, растоптало его ближайшее окружение сразу после смерти. Вот это всё вместе не маразм, да? А если бы не было маразма, то мы бы жили в СССР! Правда? Китайцы сумели обеспечить преемственность власти, а Сталин не сумел. Ну, не сумел! По ФАКТУ! Старался, хотел, было много причин, но ведь НЕ СУМЕЛ! Политики такого масштаба, как Сталин (а Сталин — это гениальный выдающийся политик своего времени) — они не могут ссылаться на обстоятельства. Они отвечают за РЕЗУЛЬТАТ. Преемственности не было! Если бы она была, мы жили бы при СССР. Поскольку был этот поздний маразм, мы живём там, где мы живём.

Повторяю, вот сейчас, сейчас, когда я это сказал, мы подходим к самому главному.

Я восхищался СССР и восхищаюсь. Дело моей жизни — восстановление СССР. И я это дело завещаю своим наследникам и своим преемникам. И найду таких преемников, в отличие от Иосифа Виссарионовича. Для этого создана организация «Суть времени». Для меня СССР прекрасен всем. Все его недостатки меркнут перед его достоинствами. Все жизненные неудобства в СССР — ничто по сравнению с тем благом, которое он с собой нес гражданам страны и мира. Но люди, втянутые сейчас в воронку турбулентного безумия, должны отдавать себе отчет в одном стратегическом изъяне СССР, в одном единственном: в том, что его нет. Вы слышите: его нет! Его уже 20 лет нет, правда?

Проводя цикл передач «Суть времени», создавая организацию «Суть времени», я постоянно говорил, что нельзя перекладывать ответственность за распад СССР на каких угодно иноземцев, на любые злые внешние силы. Это не значит, что подобных сил не было и что они не чинили своих происков. Они чинили происки и еще ого-го какие. Я очень хорошо понимаю, что такое «перестройка», и именно потому очень хорошо понимаю, что такое «перестройка-2», которая началась 4 года назад и сейчас входит в самую острую фазу. «Перестройка-1» — это когда Горбачев и Яковлев, руководя КПСС, вот так вот привязывают Партию к столбу канатами и наручниками. После этого говорят, что идет свободный демократический бокс. И диссиденты избивают Партию, а она вот так вот привязана и должна изображать собой беспомощного боксера. А привязали ее к столбу руководители Партии. Я хорошо знаю, достоверно, очень точно знаю о том, что митинги… Вот 4 февраля будет новый митинг в годовщину митинга за отмену 6 статьи конституции — о том, что КПСС является руководящей и направляющей силой — правящей партией попросту. Вот эти митинги, которые были в 1990 году, собирали по распоряжению Горбачева и Яковлева, которые давали приказ горкому московскому партийному — выводить людей на митинги. А когда люди спрашивали: «Почему мы должны выходить на митинги против самих себя?» — им говорили: «Так решило высшее руководство, ему виднее, у нас дисциплина». И поэтому мне очень легко понять, что происходит на Болотной площади, почему туда выходят звезды, откуда берутся деньги, как именно кто освещает по телевидению происходящее, — мне это очень хорошо понятно. И конечно я понимаю, что если бы не Горбачев и Яковлев, то Партия бы отбилась. Мы бы показали диссидентам даже тогда все то, что мы показали им сейчас, либералам нашим замечательным, в серии передач «Исторический процесс» и «Суд времени». Но. Почему КПСС не освободилась от Горбачева и Яковлева? Почему это не сделали пленумы, съезды? Почему Съезд народных депутатов СССР, уже все понимая, не объявил импичмент Горбачеву? В условиях, когда там фактическое большинство было у КПСС?

Короче. Как бы прекрасен ни был СССР, а для меня он, повторяю, прекрасен при всех его частных недостатках и порожденных этими недостатками жизненных дискомфортах. Как бы ни был прекрасен СССР, но раз его нет, то были стратегические изъяны? Ну были? А значит их надо выявить и исправить, да? Выявить и исправить. А значит нужна не просто реставрация СССР, которая вдобавок и невозможна, — нужен СССР 2.0. «2.0» — это такой жесткий компьютерный образ… знак. То есть это глубокий upgrade, существенно новая, исправленная редакция того же самого.

То же самое с коммунизмом. Надо, во-первых, глубже вообще понять, что такое коммунизм. Какова его история, какую традицию он наследует. Куда эта традиция направлена, в какое будущее. Это же не может быть одна точка, да? Это историческая линия, иначе мы ничего не поймём. Во-вторых, надо сделать поправки на очень новые явления, которые происходят в жизни мира. Между прочим, эти явления, при том, что коммунизм находится на крайней точке своего исторического падения, они дают коммунизму огромные перспективы в XXI веке. Потому что именно сейчас, да-да, именно сейчас, буржуазия почти открыто предала идею развития, отбросила идею развития и превратилась из исторического класса в антиисторический класс. А значит у всего антибуржуазного, а коммунизм — это крайнее антибуржуазное выражение идеи Развития, есть свое будущее. Но это будущее надо суметь добыть. Нужно понять, как оно связано с прошлым, как оно связано с нынешней стратегической новизной, и что-то предложить миру. Вот мы именно это и называем Сверхмодерном, но вопрос тут не в названии — вопрос в новом историческом проекте, проекте, способном продолжить историю в момент, когда ее пятисотлетняя эпоха, как говорят ЭОН в таких случаях, завершается, а буржуазия предает главное, что у нее было в плане позитивного содержания, — предает Историю, предает идею Развития. Даже в том варианте, в котором она её провозглашала вместе с Великой Французской Революцией — Свобода! Равенство! Братство!

Короче, сейчас не время реставраторских нюнь. Сейчас время стратегического футуристического красного реваншизма. Реставрация обречена на провал, она жалка и никчемна. Реванш возможен в случае, если найдется стратегическая новизна, если она оседлает волну времени, волну вот этой самой турбулентности. И если, оседлав эту самую волну, она на этом политическом серфинге ворвется во второе двадцатилетие XXI века. Может быть, если она этого не сделает, то миру всему конец. И сделать это может именно Россия — я убеждён. Реванш основан на анализе ошибок и их исправлении. Это как когда боксёр хочет выиграть новый раунд, он всё время обсуждает с тренером: «А как я вот этот удар пропустил, а как этот? А какие недостатки были в моей атаке, а какие в моей обороне, а какую я выбрал неправильную линию?». Мучительно это обсуждает, потому что он был в нокауте, и он хочет победить. Реставрация никогда ничего не обсуждает, она всегда говорит, что всё было замечательно, что судья подсуживал, что пол кто-то там полил маслом и что, так сказать, тогда была победа, а нового матча не будет, потому что потому, что кончается на У. В реванше есть воля и есть новизна, и именно это отличает нас от Зюганова. А еще нас отличает от коммунистов, пришедших на Болотную, — не дай им Бог продолжить эту линию — то, что мы патриотические коммунисты, или то, что называется коммуно-патриоты. Вы, господа либералы, считаете это ругательным словом, а для нас это (показывает на приколотую на грудь красно-георгиевскую ленту) является нашим гордым знаком, и мы никогда не пойдём ни на какие шашни с антипатриотическими силами, с пятой колонной иноземцев, с очевидными предателями, а также с иноземцами, которые хотят использовать здешние противоречия в собственных интересах, не совместимыми с жизнью нашего народа и нашей страны. Мы никогда на это не пойдём. И лучше бы вы с этим познакомились, друзья, которые, что-то про меня сочиняют. Познакомились повнимательней, а не искали бы чёрного кота в чёрной комнате, потому что там его нет. Нет и нет. Чужими листовочками занимаетесь, которые не я писал? Выковыриваниями слов? Вы лучше бы занялись тем, как Зюганов в 1996 году во всеуслышание и на всю страну заявил, написал, вбил в свои главные тексты и заставил Партию сказать, что Россия исчерпала лимиты на Революцию. Было сказано это или нет?

Да или нет? Я тогда выступил, тогда всё началось. Тогда началась полемика с Зюгановым. Я тогда спросил: где выдают лимиты? А также квоты и всё остальное? В Вашингтоне? Где? Но там выдают лимиты и квоты на «оранжевую» революцию, а не на революцию как таковую. Всё же остальное зависит от «крота истории». «Так, старый крот! Как ты проворно роешь! Отличный землекоп!». Это Шекспир. Крот истории не понимает, что такое квоты, лимиты. Он роет — и всё. Это — марксизм. А как квоты и лимиты соотносятся с марксизмом, спросил я, ибо Зюганов же ведь не отказался формально от марксизма-ленинизма тогда, но заявил про эти лимиты. Вот лучше бы этим занялись, а также многим другим.

Но главное — оранжизмом. О-ран-жиз-мом! Оранжизму — нет! «Оранжевые» — это американский проект, который делается на американские деньги, с помощью американских спецслужбистов и консультантов, с опорой на американские резидентурные сети и позиции, с использованием американских технологий. Мы об этом поговорим: о Шарпе и обо всём прочем; о так называемых «мирных» революциях; о господине Навальном и его интересе к Шарпу; о том, как Шарп работал в Вильнюсе; о том, как «мирные», безумно «гуманистические» революции связаны со снайперами, которых сажают на крыши, для того чтобы бить сразу по двум сторонам, которые находятся в преддверии столкновения и не хотят сталкиваться, — по народу и по войскам. Мы обо всём этом поговорим. Это «оранжевые» и есть — вот это они. Это американский проект. Я не говорю, что если это американский проект, то все, кто в нём участвует, — агенты ЦРУ. Надо разделять, что такое проект и что такое ресурс. Для «оранжевого», американского насквозь, проекта нужен ресурс. В виде растерянных людей, в виде общественных недовольств, в виде чего угодно ещё. Мне говорят, что на улице очень много людей, которые просто недовольны Путиным. Ну что ж, их полное право — быть недовольными Путиным. Но если они идут к Немцову, Навальному, Собчак и другим, если они несут им свою энергию, то они за это исторически отвечают. Они люди, у них свободная воля. В конце концов, процесс действительно страшно сложен, но есть и простота, моральная простота: если моральное чувство позволяет идти туда — значит, оно позволяет идти туда. Наверное, там много сбившихся с толку людей, растерянных, которые потом опомнятся. Ну что ж, на демократических площадях тоже стояло очень много таких людей. Среди демократических активистов были люди, которые уже через три года опомнились и перешли на другую позицию. Но это же не значит, что в момент, когда они действовали, к ним можно было прийти и сказать: «Ребята, а вы знаете?..» Ребята уже сделали свой выбор. Их волочёт определённая волна.

И что? Что теперь? Теперь можно сделать только одно. Вот этой воронке оранжевой, которая крутится, противопоставить нечто другое. Во имя тех людей, которые недовольны Путиным совершенно справедливо, и чьё недовольство я не только разделяю — я считаю, что то, что сделал Путин, просто несовместимо с жизнью страны. По-настоящему. Я не сейчас, а когда все писали от Путина кипятком, назвал происходящее ликвидкомом. Слышите? Ликвидкомом! То есть комитетом по ликвидации страны. Я сказал, что для того, чтобы понять происходящее, к названию каждого министерства надо добавить соответствующие эпитеты. Министерство образования, да? Нет — министерство смерти образования. Министерство обороны? Нет — министерство смерти обороны. И так далее. Я когда это сказал? Когда все восхищались Путиным. Значит, я не могу не разделять недовольство этих людей.

И во имя того, чтобы они могли выразить это недовольство, не замарываясь в национальной измене, в фокусах Ксюши Собчак, Миши-2% или 3 %, сколько там. Он хочет, чтобы теперь их стало 7? В фокусах Немцова — Ельцинского пуделя. Чтобы они не замарались во всем этом, а также в играх американцев, которые кончатся только тем, что будут бомбить страну. И не надо говорить мне, что по причине наличия у нашей стране ядерного оружия этого не произойдет. Произойдет! И очень хитрым и двусмысленным образом. Будет сооружена некая просьба о том, что в связи с хаосом американцы должны оккупировать зоны размещения наших ядерных сил. И американцы скажут: ну, это же просьба… Она будет инициирована либеральным крылом Кремля, и после этого как можем мы ее не выполнить. Потом в стране начнется черте что. Мы поставим мир на грань ядерной войны. Американские авантюристы вместе со здешними соорудят из этого черт знает что. Вот во имя того, чтоб этого ничего не произошло, надо не защищать Путина, а идти на альтернативные митинги. Туда, где выступают против власти и оранжизма. Власти и оранжизма, вместе. Это ужасно трудно. Но именно это надо сделать. Именно в этом сейчас историческое спасение России. И именно этим мы и занимаемся. Именно потому мы этим и занимаемся, что мы любим своих соотечественников, которых Путин достал вот так, и не хотим отдавать их во власть оранжизма. А еще мы занимаемся этим, потому что в этом наши идеалы, в этом. А не в криминально-буржуазном гламуре, который устроил Путин, как и его предшественники. Мои идеалы неизменны, как и мое отношение к идеалам, я как считал так и считаю, что жить без идеалов невозможно, точнее скучно и тоскливо до ужаса. Что сдавать их может только жалкая тварь, а я хочу быть человеком. И я буду им до конца и не понимаю, зачем отказываться от этого. Это единственное счастье в мире. Я достаточно сказал о своих идеалах? Достаточно, согласитесь. Вот сказав это, я заявляю: граждане, с этими моими идеалами, идеалами, не совместимыми с путинизмом, я, такой как я есть, я, никуда не сдвигавшийся ранее и не сдвигающийся теперь, говорю всем: отечество в опасности! В такой опасности, в какой оно не было даже в 91 г. Это всё не шуточки — то, что там происходит. Это кризис, быстро переходящий в коллапс. И моя такая констатация не имеет ничего общего с примирением с путинизмом. Я ни к какому примирению с путинизмом не призываю. Эта моя констатация означает совсем другое. Что на данном этапе во имя сохранения страны необходим широкий антиоранжевый фронт. В который должны войти как люди с такими же идеалами, как у меня и моих соратников, так и люди с другими идеалами, так же как и мы любящие Россию, являющиеся такими-же патриотами. Люди, готовые так же, как и мы, в случае иноземного наезда взяться за оружие. И защищать Родину. Родину, а не Путина! Вот такой антиоранжевый и антивластный митинг, созданный широким фронтом, такая единая политика на этом кризисном, сверхкризисном этапе, реализуемая широким фронтом, необходима. Еще раз подчеркиваю тем, кто будет извращать то, что я говорю. Что в предлагаемом нами фронте, выступающем на митингах и проводящим другие действия, нет никакого места «Единой России» и прочим ревнителям нынешнего курса. Но в этом фронте есть место как тем, кто хочет очень резко изменить курс власти, так и тем, кто соединяет антиоранжевость, т. е. патриотизм, и неприятие того, что делает власть, с вот этой самой антивластностью. Даже не с желанием резко изменить курс, а просто с констатацией того, что власть ведет страну к гибели. Вот мы относимся к последним. И именно такие люди должны составить ядро широкого фронта. Есть еще одна причина, по которой это абсолютно необходимо.