Сначала свадьба

До этой минуты виконт пребывал в прекрасном расположении духа. По какой-то странной причине общество жены радовало. Что-то в ее манерах, характере, обращении притягивало неведомой силой.

Пальцы забарабанили быстрее.

Эллиот отошел от окна и решительно отправился к Ванессе.

Дверь в спальню жены оказалась приоткрытой – Ванесса тщательно следила за этим с того самого дня, как потребовала, чтобы муж стучался в закрытую дверь. Сквозь щель пробивалось мерцание свечи.

Ванесса лежала в постели и крепко спала.

Эллиот прошел по комнате и остановился, не в силах отвести глаз от прелестного личика. Короткие волнистые волосы разметались по подушке. Губы слегка раскрылись. В тусклом неровном свете казалось, что на щеках играет румянец.

Она выглядела худенькой и легкой, словно девочка. Грудь едва приподнимала одеяло, на котором спокойно лежали тоненькие руки.

Почему-то вспомнилась Анна – воплощение противоположности, но образ растворился в воздухе сам собой, без особых усилий.

В Ванессе крылась таинственная притягательность. Она не была красивой. Не была даже хорошенькой. Так, самая заурядная, незамысловатая внешность. И все же что-то манило, увлекало. Она не обладала соблазнительной фигурой.

И все же хотелось не только смотреть, но и…

В Финчли-Парке, в доме у озера, он желал ее постоянно, ненасытно! Да и после «медового месяца» – что за отвратительное слово! – ночь за ночью вожделел, хотя и старался сделать встречи короткими и деловитыми, потому что…

А собственно, почему? Потому что Ванесса до сих пор любила покойного первого мужа и Эллиот чувствовал себя обманутым, обиженным? Нет, не поэтому. Потому что хотел наказать, заставить почувствовать, что в его жизни ей отведена лишь одна-единственная функция?

Неужели он настолько мелочен? Мысль больно задела.

Эллиот хотел ее и сейчас. Собственно, желание родилось еще рано утром, когда она до завтрака неожиданно появилась на пороге кабинета Джорджа.

Так чем же все-таки привлекала Ванесса Уоллес, виконтесса Лингейт?

Эллиот нежно провел пальцем по щеке жены.

Она открыла глаза, сонно посмотрела и улыбнулась.

Вот один из секретов! Не было на свете другого человека, чьи глаза улыбались бы постоянно, излучая… что? Тепло? Радость? Одновременно и то и другое?

Радовалась ли жена его приходу? После того как на протяжении нескольких ночей подряд его поведение вполне можно было бы назвать оскорбительным?

– Я не спала. Просто лежала с закрытыми глазами и отдыхала, – сказала она и засмеялась.

Да, и еще смех. Искренний. Теплый. Почти заразительный.

Некоторые люди словно несли в себе счастье, и Ванесса принадлежала к их числу. Она – его жена.

Эллиот развязал пояс и сбросил халат на пол. С тех пор как обнаружил Ванессу в слезах, он неизменно приходил к ней в ночной рубашке. Но сейчас снял и ее, небрежно швырнув на халат.

Лег на спину рядом с женой и прикрыл рукой глаза.

Впервые за много ночей виконт не задул свечу. Ванесса лежала на боку и смотрела на мужа.

– Эллиот, – тихо позвала она. – Сегодня выдался чудесный день, и я запомню его надолго. Тебе ведь было не очень скучно, правда?

Он убрал с глаз руку и повернул голову.

– Считаешь, что я не умею радоваться?

– Вовсе нет. Просто не знаю, умеешь ли радоваться вместе со мной. Дело в том, что я совсем не хороша собой, не умею вести занимательные беседы и…

– Неужели никто и никогда не называл тебя прелестной? – перебил Эллиот, не дожидаясь еще одной негативной характеристики.

Ванесса немного помолчала.

– Ты называл, – наконец ответила она и рассмеялась. – На балу в День святого Валентина. А потом добавил, что все остальные дамы, без исключения, тоже очаровательны.

– Любишь весну? – неожиданно спросил виконт. – Правда, она приносит в мир красоту и обновление?

– Да, – серьезно согласилась Ванесса. – Весна – мое любимое время года.

– Сегодня я назвал тебя весенним цветком. Так вот, это был не пустой комплимент.

– О, – вздохнула Ванесса, – как приятно! Но ты вынужден говорить мне такие слова, ведь ты мой муж.

– Значит, предпочитаешь считать себя некрасивой? – уточнил Эллиот. – Кто-нибудь говорил тебе об этом?

Ванесса на секунду задумалась.

– Нет, – ответила она. – Никто из знакомых не проявил подобной жестокости. Но отец порою шутил, что следовало назвать меня Джейн, потому что я была его «дурнушкой Джейн». Впрочем, шутил беззлобно, с неизменной любовью.

– При всем уважении к памяти преподобного Хакстебла считаю, что его следовало повесить, утопить и четвертовать, – заявил виконт.

– О Эллиот! – в ужасе воскликнула Ванесса. – О чем ты говоришь?

– Если бы я до сих пор оставался холостым, – продолжил он, – и выбирал невесту из трех сестер, основываясь исключительно на внешности, то все равно выбрал бы тебя.

В глазах Ванессы снова вспыхнули искры смеха, а на губах появилась нежная улыбка.

– Вы мой галантный рыцарь, – заметила она. – Благодарю вас, сэр.

– Так, значит, я воплощаю в себе не только холодность и раздражительность? – поинтересовался Эллиот.

Улыбка стала шире.

– Ты совмещаешь головокружительную смесь самых разных качеств. А потому не обращай на меня внимания, когда я приписываю тебе сразу несколько свойств характера. Уверена, что в твоей душе скрываются тысячи секретов.

Жизни не хватит, чтобы разгадать хотя бы несколько сотен. А уж обо всех и говорить не приходится. Никогда не постигнуть того, кто рядом.

– А себя постигнуть можно? – уточнил Эллиот.

– Нет, – решительно ответила Ванесса. – Нередко мы удивляем сами себя. Но разве предсказуемость не сделала бы жизнь пресной и скучной? Как бы нам удалось познавать мир, расти и приспосабливаться к новым условиям?

– Опять ударилась в философию? – скептически заметил Эллиот.

– Если задаешь вопросы, то, наверное, ждешь ответа? – парировала Ванесса.

– Тебе известно, как изменить меня к лучшему, – задумчиво произнес он.

– Разве? – Ванесса удивленно взглянула на мужа.

– «Придумаю способы. Я ведь чрезвычайно изобретательна», – процитировал Эллиот сказанную в театре фразу.