Сначала жизнь. История некроманта
Шрифт:
Наконец, она добежала до круга и, не останавливаясь, влетела в него. Закричала, что было сил.
— То-ось! То-ось!
Никто не отозвался.
— То-о-ось!!!
Пробежав несколько шагов, Мира едва не упала на четвереньки, споткнувшись об искореженный и покрытый копотью кусок железа. Только восстановила равновесие и, как под ноги попался обломок меча, о который Мира чуть не поранилась. О Боги, откуда это здесь? Такое ощущение, что сражались, по меньшей мере, две армии….
— То-ось, где ты???
Пытаясь разглядеть что-то в поднимающемся от земли паре, Мира опять споткнулась и на этот раз упала, упершись ладонями
— То-ось!!!
Ну где же он? Осторожно пробираясь через препятствия Мира то и дело оглядывалась по сторонам, ища названного брата. Ей казалось, что небольшой участок земли, который можно было пройти за несколько минут, превратился в непроходимый лабиринт, по которому можно блуждать часами.
— То-ось!!!
Ну не мог же он исчезнуть из круга? Она же прибежала почти сразу после исчезновения купола, разве он мог успеть уйти?
Вдруг Мира остановилась и замерла. То, что она поначалу приняла очередной камень с торчащими из него кусками железа, оказалось…. Выдохнув, Мира сделала шаг вперед и наклонилась над тем, что еще недавно было ее названым братом.
— О, Боги, Тось…. Что они с тобой сделали?…
Перед ней лежало исковерканное, изуродованное, словно перекрученное тело. Вернее, два тела. Слипшиеся, вросшие друг в друга так, что и не разберешь, где чья рука или нога.
Мира всхлипнула и закрыла рот ладонью. Что на свете притягивается друг к другу сильнее всего? Конечно, противоположности. Даже если они воюют между собой и отталкивают друг друга, все равно притягиваются, и чем сильнее воюют, тем сильней притягиваются.
Мира села рядом с телом и взялась за торчавшую кисть с нелепо растопыренными пальцами.
— Тось, как же ты так?…. — она переплела его пальцы со своими и, наклонившись, прижалась к ним щекой. — Бедный мой Тось….
Наверное, если бы Мира просто нашла Тося и его Отражение умершими, убившими друг друга, как обычные люди, она бы это приняла. Она бы, возможно, испытывала сильную скорбь, плакала и долго переживала потерю. Но то, что она увидела сейчас, она принять не могла. Так нельзя. Нельзя ТАК!
Решение пришло так быстро и показалось таким правильным, что Мира, не сомневаясь, выпустила из руки пальцы Тося, выпрямилась и подняла лицо к небу.
— Милостивая моя богиня, твоя дочь обращается к тебе в последний раз….
Эта молитва была короткой, всего несколько фраз. Она никогда и нигде не была записана, но все без исключения дочки Ани знали ее наизусть. Она передавалась шепотом, из уст в уста под покровом ночи в холодной темноте общих спален в общежитиях при училищах.
— Милосердная моя богиня, я прошу тебя о величайшей милости….
Неведомо как узнававшие ее девочки-подростки делились ею друг с другом как величайшей тайной, как самым последним средством на самый крайний случай. Эта молитва так и называлась: «Последняя молитва». Ее нельзя было произносить вслух, если только не настал тот самый, последний, самый тяжелый, самый непоправимый, самый крайний случай.
— Моя небесная мать, прости свою грешную дочь, посмевшую умолять о недозволенном…
Все знали, что Милосердная Ани не одобряет этой молитвы,
и берет за нее дорогую плату.— Возьми то, что принадлежит мне, и отдай потерявшему принадлежавшее ему….
Мир слышал всего несколько раз слова этой молитвы, произнесенные вслух, и вот они снова звучали сейчас, здесь, в кругу выжженной, изуродованной и убитой земли над телом изуродованного мертвого некроманта.
— Верни жизнь туда, откуда она ушла, ибо в этом мире для нас обеих главное жизнь, а все остальное потом!
Закончив молитву, Мира глубоко, с жадностью вдохнула холодный, пахнущий гарью воздух, и с такой же жадностью огляделась по сторонам. Боги, как же хорошо вокруг! Как же она раньше этого не видела? Сейчас ее не смущал ни холодный ветер, ни блеклое солнце, то и дело прячущееся в темных тучах, ни унылый пейзаж поздней осени. Сейчас Мире все казалось невыразимо прекрасным. Улыбаясь, она подняла лицо к солнцу. Старая хабрат все-таки угадала, — подумалось ей. — Зиму я уже не увижу.
Она села рядом с телом Тося, теперь не пугавшим ее, и снова взяла его за руку.
— Ничего, Тось, ничего, потерпи еще немного, — прошептала она, — скоро все будет хорошо. Обязательно будет….
Солнце выбрало этот момент, чтобы выглянуть из-за туч и осветить все вокруг. Мрачный пейзаж преобразился, заиграв яркими красками. Даже нелепый замок Тося стал выглядеть солиднее. Мира подставила лицо солнцу. Ну почему всю прелесть жизни начинаешь ощущать тогда, когда приходит пора с ней расставаться?
Неожиданно руку Миры дернуло. Потом еще раз, сильнее. Она разжала пальцы, выпуская судорожно двигающуюся конечность, но глаз не открыла. Впрочем, она вполне могла бы это сделать, не опасаясь за свое чувство прекрасного. Тело Тося уже не представляло собой того ужаса, который был вначале. Не было двух слипшихся в одно уродливых трупов, словно побывавших в мясорубке. Теперь это было одно нормальное тело, которое постепенно становилось таким, каким оно было, когда Мира и Тось в первый раз встретились в университете. Куда-то исчезала болезненная худоба, приобретенная в инквизиторских застенках, ушла с лица мертвенная бледность, полученная после ритуала полуподнятия, пропали круги под глазами, возникшие после бессонных ночей изучения некромантии.
Тело Тося вздрогнуло, вздохнуло и открыло глаза. Потом село и удивленно уставилось на Миру.
— Мира? — спросил Тось, протирая глаза будто спросонья. — Что ты здесь делаешь?
Она улыбнулась и, наконец-то соизволила посмотреть на своего названного брата.
— А сам как думаешь?
— Ты меня вылечила, что ли?
— Ну, вроде того. Посмотри, какое чудесное сегодня солнце!
Тось, прищурившись, посмотрел на небо.
— Ага! Смотри, а вон то облако похоже на собаку!
— Точно! А вон то на курицу! А то, справа, на бабу Саву с хворостиной, когда она гусей загоняла! Помнишь, как она на них кричала: Кыш, патлатые! Хотя, почему патлатые, они же гуси, а не козы?…
Тось расхохотался.
— А помнишь, как она нас в огороде поймала и так же хворостиной гнала! Кыш, патлатые!
Мира тоже рассмеялась.
— Да, мы первую редиску своровали, а она хотела ее соседкам показать, похвастаться, что у нее выросла раньше всех!
— Мира, — Тось посмотрел на нее счастливыми глазами, — мне так хорошо сейчас. Я давно себя так хорошо не чувствовал! Ты все-таки великая лекарка, не зря крестьяне готовы тебе ноги целовать.