Снадобье для вдовы

— Его величество, — сказал Улибе, — знаменит тем, что уделяет большое внимание мелочам. Следуя его примеру, через несколько часов, перед всенощной, я отправляюсь в Жирону, буду там завтра утром, — он задумался. — А если и там не обнаружится ничего нового, поеду дальше.

— В этом случае вам понадобятся дополнительные средства. Прикиньте сумму и тут же сообщите мне. Я прослежу, чтобы вы получили все до отъезда. Страсть Паскуаля к письменным отчетам могла его погубить. Помните об этом. Если у вас будет о чем сообщить мне, сделайте это незамедлительно, можете прислать письмо через епископа, — на этих словах королевский казначей повернулся к своему секретарю. — Ты сказал, что меня кто-то ожидает?

— Минутку, милорд, — пробормотал секретарь, и Улибе, чувствуя, что его отпустили, вышел из кабинета.

Когда Улибе подъехал к дворцу епископа, колокола в Жироне пробили третий час. Отмахнувшись от предложения отдохнуть и освежиться с дороги, он взбежал по лестнице прямо в кабинет Беренгера и плюхнулся в кресло.

— Мы похоронили его в среду, — произнес Беренгер, одновременно просматривая и подписывая какие-то документы. — Со всеми возможными почестями.

— Спасибо, Ваше преосвященство, — отозвался Улибе. — Не обнаружили ничего нового? Лично мне не удалось.

— Кое-что, — ответил епископ. — Я послал за моим лекарем и его дочерью, у нас тут случился забавный, но имеющий отношение к делу инцидент, а Бернат принесет то, что обнаружил в вещах покойного. Это может оказаться полезным. Поскольку нам все равно придется их немного подождать, предлагаю тебе подкрепиться, пока есть такая возможность. — Он кивнул слуге, стоявшему возле дверей, который немедленно их открыл, и в комнату внесли два больших блюда, заполненных доверху хлебом, холодным мясом, сыром и фруктами, а также кувшины с охлажденным мятным напитком, вином и водой.

— Благодарю вас, — сказал Улибе, отпив из кружки воды, и водрузил кусок мяса на большой ломоть хлеба. — Я нарушил свой пост лунным светом, глотком воды из ручья и незрелой грушей, сорванной с дерева. Так что я очень голоден.

— Где вы остановились? — спросил Беренгер.

— В том же месте, где мы нашли девочку-сиротку по пути отсюда, — сказал он. — Мне нужно было взять из тайника оружие и кое-какую амуницию. — Он продолжал есть в молчании, а епископ взял себе фруктов и налил немного вина, которое тут же разбавил водой.

Молчание было нарушено, когда Бернат са Фригола, секретарь Его преосвященства, вошел в кабинет в сопровождении своего писца с коробкой в руках.

— Я принес то, что вы просили, Ваше преосвященство, — сказал секретарь, — только не зашел в сокровищницу за его деньгами…

— Не думаю, что эти монеты столь уж важны, — перебил его епископ. — Если понадобится, лорд Улибе может сам сходить за ними в сокровищницу.

— Деньги на текущие расходы, — сказал Улибе, — только и всего, или там значительная сумма?

— Более-менее, но ничего за рамками обычного, милорд. Сумма в различных монетах и валютах, всего примерно двести су, — ответил Бернат. — Кроме этого, у нас здесь предметы одежды, картина, писанная на дереве, и письмо. Всего было два письма, но одно из них, очевидно, было зашифровано. Его преосвященство распорядился отослать его в Барселону, я так и сделал. Вот второе, — он протянул письмо Улибе без дальнейших комментариев.

— Господи боже мой, — пробормотал Улибе, пробежавшись по письму глазами. — Мой дорогой? Усадьба? Твой сын? — он поднял глаза. — Вы знали, что у него была жена, Дон Беренгер?

— Нет, — сказал Беренгер. — Даже не подозревал, что он был женат.

— Мне казалось, я знаю об этом человеке все, что необходимо знать, — произнес Улибе. — Он оказался более скрытным, чем я думал. Или я более бестолковым, — добавил он смущенно.

— Мне тоже казалось, что неплохо его знаю, — сказал Беренгер.

— Если б здесь еще и имя было… Или название места. Она подписала его только своими инициалами.

— Во всем письме не упоминается никаких имен, — вмешался Бернат. — Мог ли кто-то решить причинить вред его жене, чтобы получить своеобразное преимущество перед ним?

— Это возможно, — ответил Улибе, — но если уж я не знал, что он женат, вряд это было известно многим.

— Мы считаем, что, возможно, именно она изображена на этой картине, — сказал Беренгер. — Бернат, ты ее принес?

— Да, Ваше преосвященство, — ответил тот и достал из коробки кожаный футляр.

— Дай ему посмотреть, может, он ее знает. А сама она была бы источником ценной информации. И в любом случае необходимо сообщить ей о смерти мужа.

Улибе осторожно взял футляр и достал из него деревянную пластину овальной формы. Он перевернул картину и поднес ее к окну.

— Доводилось ли вам видеть ее раньше? — спросил епископ. — Если художник знает свое дело, она должна быть настоящей красавицей. — Он повернулся к дверям, как только они распахнулись, и в кабинет вошел лекарь со своей дочерью. — Добро пожаловать, мастер Исаак, госпожа Ракель. Мы сейчас говорим о загадочной даме на портрете.

— Добрый день, мастер Исаак, госпожа, — быстро проговорил Улибе. — Я не встречал эту даму, Ваше преосвященство, однако я знаю кое-кого, кто приходится ей родней. Сестра, а возможно, и умерший ребенок, котором она упоминает и который еще вчера утром был не более мертв, чем я сейчас.

— А может ли она быть его матерью? — спросил Бернат.

— Чьей матерью, отец Бернат? — уточнила Ракель.

— Паскуаля Робера, госпожа Ракель. Человека, которого убили во вторник утром, — ответил Бернат. Он взял портрет со стола и протянул его ей.

— Она слишком молода, чтобы быть его матерью, — заметила Ракель.

— Но, госпожа Ракель, мы же не знаем, когда был написан портрет, — произнес Беренгер снисходительно, но с теплотой. — Возможно, это было сделано, когда он сам был ребенком. Или даже еще не родился.

— Почему же не знаем, Ваше преосвященство, — удивилась Ракель. — Отделка корсажа на ее платье и крой рукавов вполне современные. Я видела такие платья на знатных дамах, когда весной мы были в Барселоне. Я бы сказала, что портрет написали в этом году, в крайнем случае — в прошлом, если только она не живет в таком месте, где мода опережает нас на год-два.

— Вы должным образом посрамили мое невежество, госпожа Ракель, — рассмеялся Беренгер. — Вы совершенно правы.