Снайперский удар

– Матрос Сидоренко по вашему приказанию прибыл.

– Что у вас случилось? – Паша намеренно перешел на «вы», придавая разговору официальный тон.

– Товарищ командир, голова болит, – сказал матрос, демонстрируя печаль, тоску и гримасу нестерпимой боли.

– От чего?

– Наверное, в машине растрясло, когда ехали, – предположил матрос и придал своему лицу еще больше страдания и хвори.

– И что вы предлагаете? – спросил Шабалин.

– Я бы таблетку цитрамона выпил и полежал бы в казарме, – не моргнув глазом ответил матрос, – пусть меня «Урал» обратно в часть отвезет.

На лице Шабалина не дрогнул ни один мускул. Старшина чуть заметно усмехнулся. Федяев также сохранил на лице строгое безразличие, тем не менее решив пронаблюдать, как командир роты решит этот вопрос.

– Товарищ матрос, кроме головной боли еще на что-нибудь жалуетесь? – спросил Паша.

– Никак нет, – Сидоренко пожал плечами. – Только голова болит. Нестерпимо.

Командир роты вынул из разгрузки радиостанцию:

– Фельдшера на огневой рубеж! СРОЧНО!

Сидоренко с опаской посмотрел на своего командира:

– Товарищ командир, зачем фельдшер? У меня есть таблетки. Просто отпустите меня в казарму!

– Не могу, – сказал Паша. – А вдруг у вас инсульт, товарищ матрос, или мигрень, или еще что? Вы медик? Нет! И я тоже не медик! Мы с вами не можем оценить всю опасность вашего недуга! А если вы в казарме внезапно умрете? Кто отвечать будет за вас? Вы? Нет! Отвечать буду я! Поэтому сделаем все так, как того требуют руководящие документы!

– Ну, вроде проходит голова. – Матрос попытался съехать с темы, с удивлением принимая столь неожиданный поворот событий.

– Тем более! – оживился командир. – Это же старая уловка – вроде недуг проходит, и мы вам не оказываем помощь, а у вас потом резкое ухудшение здоровья, обморок, кома и смерть. А перед смертью вы очнетесь и скажете, что ваш командир первую помощь вам не оказал. Комитет солдатских матерей поднимет страшный вой на всю страну, военный прокурор заведет на меня уголовное дело. В результате из-за вашей сиюминутной головной боли я буду посажен в тюрьму на пять лет и лишен офицерского звания. Лично меня такой расклад не устраивает! Поэтому пойдем по тому пути, который регламентирован руководящими документами.

Матрос повесил голову, не находя слов в ответ.

В это время на огневом рубеже появилась запыхавшаяся фельдшер, девушка лет тридцати, давно уже умудренная особенностями военной службы и прекрасно разбирающаяся в матросских чаяниях и желаниях.

– Что случилось? Кого застрелили? Где раненый? – выпалила она на ходу.

– Вот, – Паша кивнул в сторону больного. – У матроса голова болит. Говорит, что нестерпимо хочется цитрамона и в казарму.

Медик оценивающе окинула матроса своим цепким взором и беспощадно улыбнулась.

– А-а-а… все ясно. Тут у вас особый случай, как я погляжу…

– Особый, – кивнул Паша. – Случай…

Она открыла свою медицинскую сумку и достала одноразовый шприц немаленьких размеров. Порывшись, извлекла упаковку с ампулами какого-то обезболивающего препарата.

– Попу подставляй, матрос!

Матрос, ища защиты, вымученно посмотрел на своего командира роты, но Паша состроил каменное выражение лица, светящееся неприступностью и решимостью довести начатое дело до конца.

– Смелее! – задорно подсказала фельдшер.

– Может, не надо? У меня уже все прошло… – тихо и нерешительно промычал матрос.

– Ничего не знаю. Снимай штаны!

Она подмигнула Шабалину, и тот краем рта, чтобы не увидел матрос, улыбнулся.

– Наталья, – спросил Федяев, – матрос вернется в строй?

– Всенепременно! – усмехнулась она. – Спасем мы вам матроса! Морская пехота своих не бросает! И этого болезного мы не бросим!

Сидоренко медленно снял шлем, расстегнул ремни бронежилета, и Хвостов помог ему снять броню. Потом матрос расстегнул брючный ремень и приспустил штаны, оголяя ягодицы. Холодный декабрьский ветер заставил его страдальчески поморщиться.

– О, – усмехнулась Наталья. – Такая попа спортивная, а показать стеснялся…

Она протерла ваткой со спиртом «мишенное поле» и с силой воткнула туда иголку. Матрос приглушенно вскрикнул.

– Готово! – звонко доложила фельдшер. – Минут через двадцать подействует. Эффект на острие иглы…

Матрос вымученно кивнул.

– Здесь стой, – сказала ему фельдшер. – Чтобы я видела, как у тебя идет процесс выздоровления.

– На огневом рубеже военнослужащие находятся в средствах защиты! – громко напомнил Шабалин.

Матрос медленно начал надевать бронежилет, умудряясь напялить его на себя задом наперед. Миша Хвостов рывком поправил его, помог застегнуть ремни и водрузил на голову матроса защитный шлем.

– Если бы я такое про цитрамон и казарму сказал своему ротному, – не выдержал старшина, – когда служил срочку, я бы потом замучился бегать по полигону в броне и противогазе. Вместе со всей ротой.

– Прошли те славные времена, – вздохнул подполковник. – Ныне матрос уже не тот пошел. Чуть что – сразу в прокуратуру бежит, да в комитет солдатских матерей. Случись беда – кто воевать будет? Мы в Чечне в свое время четко знали – задача, поставленная матросу, будет выполнена им любой ценой, даже ценой своей жизни. А что сейчас? Цитрамон и коечка в казарме…

– Ничего, товарищ подполковник, – уверенно сказал Паша. – Мы и в новых временах найдем способ качественно донести до сознания личного состава всю пагубность безответственного отношения к службе вообще и преодолению тягот и лишений в частности. – И повернувшись к матросу, спросил: – Правда, товарищ матрос?

– Так точно, – угрюмо ответил Сидоренко.

– А надо было его увезти в казарму, – сказал старшина.

В глазах матроса мелькнула искра надежды.

– Он бы там отлежался, – продолжил Жиганов, – а потом, когда замерзшая на полигоне голодная рота вернулась бы в расположение, я бы всех построил и объявил о необходимости провести в казарме санитарную обработку помещения. Вдруг наш больной матрос принес какой-нибудь вирус в расположение? Наперед надо пресечь распространение болезни! Нет, конечно, матрос Сидоренко продолжил бы отдыхать на своей коечке, а вот остальные матросы и сержанты трудились бы у меня всю ночь. Зато к утру в казарме были бы чистота и порядок!

– Поддерживаю, – сказала Наталья. – Давно пора! А тут и случай представился!

– Да и закаливать матросов надо, – вставил Шабалин. – Один-то ладно заболел. Он, конечно, должен в казарме отлежаться. Но вот остальных, пожалуй, я по форме одежды номер два на стадион выгоню – пусть побегают километра три ночью по морозу. Закалка будет что надо!

– Вы что, сдурели? – подыграл Федяев. – Вашего матроса потом зачмырят в роте…

– А что поделать? – Паша картинно развел руками. – Если матрос сам не понимает, что с приходом в армию его жизнь кардинально изменилась и теперь больше не будет возможности просто так валяться в койке, то это понимание ему вложим или мы, командиры, или свои же сослуживцы. Но если мы все по уставу сделаем, то сослуживцы могут и морду набить для ускорения мыслительных процессов.