Снег в свете фар

– Трезвая!
– удивленно констатировал голос. Разглядеть его обладателя в свете фар и засыпающем в глаза снеге у меня никак не получалось.
– Ты как тут оказалась?

– Машина в кювет улетела, - с трудом, пытаясь говорить как можно более членораздельно, ответила я.

– Так это твоя была?! Видел ее несколько километров назад. Идти можешь?

Я хотела было ответить, что да (до сих пор же получалось), но мой нежданный собеседник, очевидно, сам сделал какие-то выводы. Земля вмиг улетела из-под ног, голова запрокинулась назад, а в глаза прямиком полетели снежинки. Меня несли на руках.

– Давай. Ногу сюда ставь. А другую сюда.

К кабине фуры меня не только поднесли, но и буквально поставили на порожки.

– Держись.

Незнакомец (наверное, даже спаситель) распахнул пассажирскую дверь и заставил меня взяться за что-то одной рукой, а другую закинул себе на плечо и сам поднялся на порожек.

– Залезай.

Ох, как правильно он это сказал. Именно 'залезай' - не 'садись', ибо все, на что меня хватило - неуклюже упасть грудью на сиденье.

– Ну же, давай, - кряхтел он, подпихивая меня ладонями за задницу. И я даже не имела ничего против такого вопиющего нахальства - лишь бы побыстрее оказаться в тепле.

Мои ноги он сам закинул в салон и тут же захлопнул дверь.

Я втянула теплый - показавшийся почти раскаленным - воздух полной грудью. И, оперевшись руками о сиденье, кое-как выпрямилась и села.

Открылась водительская дверь, и меня на миг снова обдало холодом. Но только на миг. Незнакомец уселся на место, и опять стало тепло.

– Тебя как звать?
– спросил он.

– М-м-маша, - пролепетала я. Теперь не то что не слушались губы - меня всю начало трясти крупной дрожью, и зубы стучали так, что казалось вот-вот разобьются друг о друга.

– Так, Маша, держи-ка.
– Он сунул мне в руки взявшуюся неизвестно откуда металлическую фляжку.

Я кое-как вцепилась в нее неслушающимися пальцами и продолжила трястись.

– Понятно, - подытожил он, забрал фляжку назад и открутил крышку. Прикоснулся к моей щеке большой обжигающе-горячей ладонью, заставив откинуть голову, другой рукой наклонил фляжку и влил мне в рот ее содержимое. Оно тоже оказалось обжигающим. Я закашлялась.

– Кон-н-ньяк?
– хрипло поинтересовалась я и, прикрыв глаза, с удовольствием наслаждалась ощущением тепла, разливающегося внутри - от пищевода и желудка дальше, по всему телу.

– Ага. Армянский. Очень хороший, - кивнул незнакомец.
– А я, кстати, Витя.

Ну вот, теперь уже не незнакомец.

– Сп-п-пасибо!

Меня все еще трясло, но я наконец начала чувствовать кончики пальцев, носа и кожу на ногах - их ломило и покалывало будто иголками.

Витя покрутил какой-то переключатель на приборной панели, в салоне сильно зашумело и горячий воздух подул еще сильней.

– Ты почему без перчаток была?
– поинтересовался он, глядя, как я усиленно дышу на пальцы и тру ладони друг о друга.

– Не люблю, - коротко бросила я.
– Неудобно.

– А мерзнуть тебе, значит, удобно?
– с наездом спросил Витя.

– Кто же знал-то, что придется мерз-знуть...
– Говорить я могла уже почти нормально, но меня все еще трясло, и теперь крупная дрожь сменилась мелкой, но не менее надоедливой.

– Ага, а в городе как будто бы морозов нет. Или ты все время на машине ездишь, даже в магазин за хлебом?

На такое ехидство я даже отвечать не стала - обойдется. Молча принялась вытряхивать из-за ворота слипшиеся комки снега, которые уже начали подтаивать и стекать мне на шею и грудь прохладными струйками. Сняла шапку и тоже потрясла - на ней и огромном помпоне, украшавшем макушку, снежинки тоже успели превратиться в водяные капли.

Витя вдруг потянулся в мою сторону и провел ладонями по ногам чуть выше колен. Я аж подпрыгнула, но возмутиться не успела.

– Да ты же просто ледышка!
– ахнул он.
– Еще небось и в сапогах все мокрое!

Ответа он ждать не стал - опять. Убрал руки и полез за сиденья, туда, где было что-то наподобие лежака. Хотя почему 'наподобие'? Именно что он - тонкий матрас на деревянном настиле, одеяло, подушка, абы-как накиданная одежда, несколько пакетов - тоже с вещами.

– Надевай. Быстро. А то схлопочешь еще воспаление легких. На дворе - не месяц май.
– И Витя протянул мне теплый комбинезон наподобие лыжного и утепленные ботинки на толстой подошве.

Мялась я недолго - всего пару мгновений, которые ушли на осознание происходящего. Схватила вещи, ботинки поставила вниз, на пол, комбинезон кинула поверх колен и принялась расстегивать сапоги. Один поддался сразу, а на втором, гадком и мокром правом, собачка на молнии вцепилась в кожу - не мою, ту самую итальянскую - и никак не хотела двигаться дальше.

– Давай помогу.

Витя наклонился, приподнял мою ногу за лодыжку и уложил себе на колени, заставив меня развернуться и откинуться спиной на пассажирскую дверь. С молнией он возился недолго, пару раз дернул собачку туда-сюда - и она поддалась. Снял сапог и потрогал пальцы на ногах - я аж вскрикнула от боли - до того они промерзли.

– У тебя из носка воду выжимать можно, - констатировал Витя и мигом стянул носок, тонкий, трикотажный, тут же повисший мокрой тряпкой.

Я глянула ему в глаза - Вите, не носку - и замлела. Глаза темные - карие, пожалуй, но оттенок в полутьме не разобрать - глубоко посаженные, с надвинутыми темными же пушистыми бровями. Было в этом что-то умильное, просто обнять и плакать - в общем, все, как я люблю. Вообще Витю сложно было назвать красивым, помимо глаз там особо было не на что смотреть: длинный нос с горбинкой, тонкие губы и массивная челюсть, небритость, которую уже сложно было назвать легкой и взлохмаченные темные волосы, по которым давно плакала парикмахерская.

Он отпустил мою ногу, которую я тут же подобрала под себя, снова слазал на лежак и протянул мне огромные и толстые шерстяные носки.

– Эй-эй, колготки сними!
– замахал руками он, когда я принялась натягивать сухие носки на ноги.
– Они же все мокрые!

– Ага, сначала разденешь меня, а потом что?
– попыталась шуткануть я.

– А потом домой тебя повезу. Или куда ты там ехала, - ответил Витя, вмиг посерьезнев. И, помолчав, поинтересовался: - Ты, кстати, как вообще оказалась... в таком затруднительном положении?
– он наконец усмехнулся и отвернулся, уставившись в окно водительской двери, чтобы дать мне возможность спокойно раздеться.