Снег

Наконец-то можно уйти! Я тут же села и стала натягивать комбинезон. Справилась быстрее, чем когда его снимала и спустила ноги вниз. Воспользовавшись тем, что он отошел к терминалу в углу, я забрала обломок. Доктор ничего не заметил, и мне удалось бросить кусочек в утилизатор, что стоял тут же рядом.

– Не нужно вставать, – он подошел и нахмурился, мягко толкнув меня обратно лечь. – Я уже вызвал каталку, сейчас вас перевезут в палату.

Куда?! Он что, хочет оставить меня здесь? Зачем? Ведь все, что нужно он уже сделал? Я же в состоянии сама ходить? Я не знала, что делать в этой ситуации. Оставаться здесь дольше я не видела смысла, но судя по его словам, он просто так меня не отпустит. Может быть, дождаться пока меня перевезут и тихо уйти? Или это будет выглядеть подозрительно? В любом случае, придется ждать, пока меня не отвезут в палату. Там смогу связаться со старшей и уточнить, как лучше поступить, чтобы меньше внимания привлекать.

Палата оказалась небольшой. Но здесь стояло так много лишних вещей, мне она показалась тесной и ослепительно светлой. Наверное, из-за огромного окна почти во всю стену с пышными шторами. Еще был целый шкаф, огромная кровать, пара стульев, прикроватная тумбочка, на стене панель и на стене над кроватью терминал. Имелась еще одна дверь.

Как только меня переложили на кровать, встать так и не позволив, засуетились медсестры. На руку надели какой-то браслет, к сгибу локтя прилепили прозрачный шланг. Он неприятно дернулся, присасываясь к вене. Я еле сдержалась, чтобы не отодрать и отбросить его от себя. Напомнил сосульку. Мелкий паразит, живущий вблизи берлог. Похож на прозрачного червя, совсем как этот шланг. От которого по руке побежало тепло, разливаясь по телу и неприятно расслабляя мышцы. Доктор отдавал короткие указания, и медсестры что-то делали на терминале, постоянно перемещаясь по палате. Мне труднее и труднее становилось сосредоточиться на том, что они говорят. Последнее что я услышала:

– Отлично, теперь просто выспитесь, – и я погрузилась в темноту.

Проснулась, когда почти стемнело, от боли в правом виске. Меня уже искали и, судя по ощущениям, не в первый раз вызывали. Хорошо, что здесь нашелся общественный терминал. Мы не пользовались таким оборудованием для личных целей. Незачем. Хотя у всех гражданских были в личном пользовании. Нас нельзя отследить по личным терминалам. Мы ими просто не пользуемся.

На экране ничего не было видно, но после первого гудка мне сразу ответили:

– Где ты?

Боль в виске тут же прекратилась. Я коротко рассказала, что со мной произошло. После нескольких секунд раздумья, старшая сказала:

– Хорошо. Оставайся на месте. Уйти незаметно не получится. Они уже проверили твои данные. Тебе придется оставаться там, пока врач не разрешит покинуть больницу.

– Почему? – я все-таки не удержалась от этого вопроса, потому что слабо представляла, как происходит процедура лечения у обыкновенных людей.

– Они тратят на лечение гораздо больше времени, чем мы, – правильно поняла мой вопрос старшая. – И остаются в больнице до полного выздоровления.

– Сколько это может занять времени?

– В зависимости от повреждений. Что у тебя?

– Шипшип.

– Не догадались?

– Я слышала, что произошла какая-то авария. Они подумали, что я пострадала в ней. Царапины приняли за порезы. Но в ране застрял кусочек когтя.

– Нашли?

– Я уничтожила его.

– Молодец.

Я удивилась. Почему она это говорит? Конечно, хорошо, что она одобрила мои действия, но разве не из-за меня возникла эта ситуация?

– Порезы заживут быстро. Это все повреждения?

– Нет. Мне сказали, что еще ребро сломано.

– Значит, тебя продержат не меньше трех дней.

– Так долго?!

– Ничего не поделаешь. Тебе придется остаться там, – повторила она. – Авария, о которой ты говоришь, произошла в 14.07 в 35 секторе. Перемещатель частного лица потерял управление и упал на общественную площадку. Много пострадавших.

– Общественная площадка? Как мне объяснить в таком случае порезы?

– Там есть кафе. Немного в стороне от того места, где все произошло. Но будет выглядеть вполне достоверно. Скажи, что упала на перегородку. Они из пластика.

– Поняла.

– Пока все. Сообщай сразу, если что-то непонятно. Старайся меньше контактировать с окружающими.

– Да.

И связь оборвалась.

Немного подумав, я нашла в сети сообщение об аварии и просмотрела все ролики, что нашла. Потом нашла схему района и постаралась поточнее запомнить, что и где там расположено. Общественной площадкой назывались зоны отдыха. Мне не приходилось в них бывать. Просто незачем. Но люди, кажется, постоянно приходят в такие места. Что они там делали, я не имела представления, но это не важно. Кафе. Я была в кафе. Значит ела. Нет. Кто-то мог вспомнить, или просмотреть записи охранной системы в помещении и меня там не найти. В таком случае, можно сказать, что я не успела войти внутрь. Я нашла схему кафе и сопоставила с местом аварии. Да. Вот тут. Вполне реально будет выглядеть, если сказать, что я шла с этой стороны. Разобравшись с этим вопросом, я немного успокоилась. Теперь нужно просто вытерпеть эти три дня. Для всех я Эмма. Просто Эмма Вандерсен. 18 лет. Живу в 67 секторе. Работаю на хлорофилловой фабрике. Братьев, сестер нет. Родители погибли 6 лет назад. С другими родственниками связей не поддерживаю.

За окном уже совсем стемнело. По мере того как гас свет снаружи, в палате включалось и набирало интенсивность искусственное освещение. Я не привыкла к такому яркому свету. Он ассоциировался для меня только со снегом. Светло, значит опасно, холодно и тяжело. Наверное, еще и потому в наших казармах все цвета приглушенно серые. Небольшие окна под самыми потолками. Свет не режущий, а рассеянный. Все четко видно, практически без теней.

На тумбочке я нашла пульт управления и выключила все лишнее. Хотела затемнить окно, но ставила все как есть. Вид из окна мне чем-то понравился. Помещение, в котором я сейчас находилась, располагалось на высоте, и огни, загорающиеся внизу, красиво горели. Почти так же красиво, как звезды в небе во время ночного отдыха на маршруте…

Проснулась я, когда было еще темно, и не сразу поняла, где я. Над моей головой на терминале мигал зеленый огонек. На тумбочке стояли цветы, которых я здесь почему-то не помнила. Открылась дверь и вошла медсестра.

– Проснулись? – улыбнулась она мне и стала проверять что-то на пульте над моей головой. – Вам нужно обязательно что-нибудь поесть. Вы долго проспали.

– Долго? – я удивилась этому заявлению и снова посмотрела на окно.

– Да, больше суток. Сейчас принесут еду. Обязательно съешьте хотя бы одно блюдо, – она посмотрела на цветы на тумбочке, коснулась цветка и снова мне улыбнулась:

– Какая прелесть!

Я, ничего не сказала на это, просто кивнув. Кажется, этого ей было достаточно, и она вышла.

Наверное, это из-за лекарств. Как я могла проспать столько времени, совершенно не понятно было. Прислушавшись к телу, я вынуждена была признать, что, скорее всего, так и случилось. С другой стороны, время вынужденного ожидания сократилось на сутки, и это было неплохо. Я выбралась из кровати в поисках ванной. Неплохо было бы и душ принять наконец-то.

Пока меня не было, еду действительно принесли. В таком количестве, что я невольно оглянулась в поисках тех троих, что помогут мне все это съесть.

После тарелки супа я опять заснула.

– Доброе утро, – разбудил меня голос доктора.

Открыв глаза, я обнаружила, что уже день, и солнце светит слишком ярко.

Видимо, догадавшись, доктор затемнил окно, взяв пульт с тумбочки.

– Как мило, – улыбнулся он, поглядев на цветы, что там стояли.

Почему они это говорят? Про цветы все должны сказать что-нибудь, едва их увидев?

– Вы долго спали, – продолжил он, глядя в свой планшет и что-то проверяя на терминале. – Для ваших повреждений это хорошо. Заживает отлично.