Снеговик

— Я позвонила бывшей жене Рафто, — сообщила Катрина, пока они шли через зал прилетов. — Ни она, ни дочь не желают разговаривать с представителями полиции. Не хотят, чтобы им опять сыпали соль на рану. Ну и хорошо: рапортов нам будет более чем достаточно.

Возле терминала они сели в такси.

— Ну что, приятно вернуться домой? — спросил Харри, перекрывая голосом ритмичный стук дождя по стеклу.

Катрина равнодушно пожала плечами:

— Я терпеть не могу дождь. И терпеть не могу, когда бергенцы утверждают, что дождь здесь идет не так часто, как хотелось бы столичным жителям.

Проезжая мимо Данмарксплас, Харри посмотрел на вершину горы Ульрикен. Она была покрыта снегом, вверх поднималась кабинка фуникулера. Они проехали мимо змеиного гнезда дорожных развязок у озера Стуре-Лунгегорсванн и оказались — о, радостный сюрприз! — в центре города.

Харри и Катрина зарегистрировались в гостинице сети «Рэдиссон САС», что стояла на Брюггене. Харри спросил, не хочет ли Катрина переночевать дома у родителей, но та ответила, что из этого вышло бы только лишнее беспокойство, да и вообще она никому не сказала о своем приезде.

Они получили пластиковые карточки — ключи от номеров — и молча поднялись на лифте. Катрина при этом смотрела на Харри и улыбалась, как будто тишина в лифте была само собой разумеющейся шуткой. Харри уставился в пол и надеялся, что его тело не посылает Катрине ложных сигналов. Или не ложных.

Двери лифта наконец разъехались, и вскоре ее бедра завиляли перед ним по коридору.

— Ну что, каков план? — спросил он получасом позже. Оба успели разложить вещи и встретились в холле гостиницы.

Катрина растянулась в длинном кресле и перелистывала свой обтянутый кожей ежедневник. Она переоделась в элегантный серый костюм, отчего сразу слилась с толпой остальных постояльцев гостиницы, в основном коммерсантов.

— Ты встречаешься с Кнутом Мюллер-Нильсеном, начальником убойного отдела, — сказала Катрин.

— А ты пойдешь к нему?

— Тогда мне придется здороваться и болтать со всеми подряд — и весь день насмарку. Кстати, будет здорово, если ты вообще про меня не станешь упоминать, а не то они обидятся, что я не зашла поздороваться. А я поеду на улицу Ой-йурдсвейен, побеседую со свидетелем, который последним видел Рафто.

— Хм. А где это было? — спросил Харри.

— У верфи. Свидетель видел, как тот припарковал машину и вошел в Нурнес. Машину он так и не забрал. Округу прочесали, но никого не нашли.

— Так, а потом что мы делаем? — Харри потер подбородок. Если им предстоят официальные встречи, то надо бы побриться.

— Ты пробежишься по полицейским рапортам вместе с человеком, который тогда участвовал в расследовании и, между прочим, до сих пор работает в управлении. Он освежит дело в памяти. А ты попытаешься взглянуть на историю под новым углом.

— Нет, так не пойдет, — возразил Харри.

Катрина оторвала взгляд от ежедневника.

— Тот следователь, — продолжил Харри, — даст мне только ту информацию, которая подтверждает его старые выводы. А с рапортами я предпочитаю ознакомиться тихо-спокойно у себя в Осло. Сейчас же я хочу потратить время на то, чтобы поближе познакомиться с Гертом Рафто. Скажи, сохранились ли где-нибудь его личные вещи?

Катрина покачала головой:

— Родные передали все его имущество в Армию спасения. Кстати, вещей было совсем немного: какая-то мебель да одежда.

— А его квартира?

— После развода он жил один в квартире в районе Саннвикен, но она давно уже продана.

— И что, у семьи не осталось никакой дачи, летнего домика, родового гнезда?

Катрина помедлила:

— В полицейских рапортах значится летний домик где-то на Финнёй в Федье. В таких случаях дачи переходят по наследству. Возможно, домик остался. Я позвоню жене Рафто и выясню.

— Думаю, она не захочет говорить с представителем полиции.

Катрина в ответ только хитро подмигнула.

У стойки портье Харри взял зонт, но не успел он дойти до Рыбного рынка, как тот вывернулся под порывами ветра, а когда Харри, пригнувшись, добежал до здания Управления полиции Бергена, зонтик превратился в живописные лохмотья.

Пока Харри стоял внизу возле охранников и ждал комиссара Кнута Мюллер-Нильсена, ему позвонила Катрина и сообщила, что семья Рафто по-прежнему владеет летним домом на Финнёй.

— Но жена с тех пор там ни разу не была. Дочь, как она считает, тоже.

— Поедем туда, — сказал Харри. — Я освобожусь примерно к часу.

— О'кей, я достану катер. Давай встретимся на Сакариасбрюгген.

Кнут Мюллер-Нильсен оказался добродушным с виду увальнем с вечной усмешкой во взоре и кулаками размером с теннисную ракетку. Горы бумаг на столе были такими огромными, что казалось, его занесло снегом. Он сидел, заложив свои кулачищи-ракетки за голову.

— Значит, Рафто, — сказал Мюллер-Нильсен, предварительно поведав, что в Бергене дождь бывает не так часто, как хотелось бы столичным жителям.

— Похоже, полицейские в Бергене имеют привычку время от времени бесследно исчезать. — Харри ткнул пальцем в фотографию Рафто, которая была у него среди остальных документов.

— Почему это вы так считаете? — спросил Мюллер-Нильсен у Харри, а тот тем временем нашел себе в не занятом бумагами углу кабинета простой жесткий стул.

— Еще Бьярне Мёллер, — напомнил Харри.

— Точно, — согласился Мюллер-Нильсен, но нерешительность в голосе его выдала.

— Тот, что исчез во Флёйен.

— Ну конечно! — Мюллер-Нильсен стукнул себя по лбу. — Трагическая история. Он тут пробыл так недолго, что я попросту не успел… Считается, что он свел счеты с жизнью, разве не так?

— Так, — ответил Харри, глядя в окно и думая о том пути, который прошел Бьярне от идеализма до коррупции. И все из добрых побуждений. И из-за трагических ошибок, о которых никто никогда не узнает. — Что вы можете рассказать про Герта Рафто?

Ну просто мой кармический двойник, думал Харри, слушая, как Мюллер-Нильсен описывает Рафто: тайное пристрастие к алкоголю, тяжелый характер, одиночество, отсутствие политкорректности, моральная неустойчивость и изрядно запятнанная репутация.