Снеговик

А Христиан, который всегда прекрасно спал, где и с кем бы ему ни довелось ночевать, проснулся после шестичасового сна и тихо подошел к окну, чтобы взглянуть на небо. Еще не светало, и молодой человек улегся было опять в постель, но, вспомнив о предстоящей охоте, решил, что участники ее, должно быть, уже собираются в новом замке.

Охота занимала Христиана лишь с естественнонаучной точки зрения. Он был отличным стрелком, но никогда не стремился убивать дичь, чтобы убить время и похвалиться меткостью; однако охота на медведя привлекала его новизной и живописным своеобразием, а также пробуждала в нем интерес любознательного зоолога. Он почувствовал внезапно, что уже не уснет, и принял твердое решение полюбоваться на это зрелище, даже если придется уйти до конца, чтобы готовиться к представлению вместе с господином Гёфле.

Перед сном он заговорил с юристом о своем участии в охоте и не встретил его одобрения; сам Гёфле отнюдь не собирался присоединяться к охотникам, и поэтому Христиан предвидел, что «дядя» будет его отговаривать, и чувствовал, что по доброте сердечной уступит настояниям адвоката.

«Эх, да что там! — подумал он. — Лучше потихоньку улизнуть и оставить записочку, чтобы он не тревожился… Он будет, пожалуй, несколько раздосадован, да и завтракать в одиночку, конечно, скучно; с другой стороны, он собирался еще поработать и побеседовать с господином Стенсоном; а я, быть может, вернусь так скоро, что он не успеет и соскучиться».

Христиан потихоньку выбрался из караульни, оделся в медвежьей комнате, натянул маску, надвинул шляпу, по привычке и осторожности ради, и вышел через горд, где еще царили мрак и безмолвие. Потом, миновав плодовый сад, иссушенный морозом, он спустился к озеру и, видя, что гораздо быстрее достигнет противоположного берега, если пойдет напрямик, а не по тропке, проложенной на северной стороне, пересек озеро по льду, а затем берегом направился к новому замку.

В этот же миг Юхан вышел на лед с противоположной стороны, чтобы понаблюдать за Стольборгом, не догадываясь, куда улетела выслеживаемая им дичь.

XII

Христиан не рассчитывал, что застанет майора в новом замке. Он знал, что молодой человек постоянно проводит ночь или утро, следующие за праздниками в замке, в своем бустёлле, расположенном неподалеку. Но так как Христиан не спросил заранее у майора, где находится этот сельский домик, он и не стал тратить время на его поиски. У него было другое намерение: понаблюдать издали за приготовлениями к охоте, а затем смешаться с толпой крестьян, идущих облавой на медведя.

Рассвет застал его на тропинке, которая вилась по берегу озера, и Христиан сразу заметил человека, идущего ему навстречу. Он поспешно опустил маску на лицо и тотчас же поднял ее опять, узнав лейтенанта Осборна.

— Клянусь честью, я рад вас видеть здесь! — сказал лейтенант, пожимая ему руку. — Я как раз собирался зайти за вами, и наша встреча поможет нам выиграть по крайней мере полчаса. Но поспешим: майор ждет вас.

Эрвин Осборн повернул вспять и пошел впереди Христиана, указывая ему дорогу; пройдя несколько шагов, он свернул налево и стал подниматься в гору. Христиан последовал за ним по довольно крутому склону и вскоре увидел внизу, в небольшом овраге остановившиеся сани и майора, радостно бегущего ему навстречу.

— Браво! — крикнул майор. — Вы необычайно догадливы и точны! Откуда, черт возьми, вы знали, где нас найти?

— Совсем не знал, — ответил Христиан. — Я просто шел в новый замок, на всякий случай.

— Что ж, случай помогает нам с самого утра; значит, охота будет удачной. Эге! По одежде-то вас никто сегодня не узнает, как и вчера; но у вас нет ни обуви, ни оружия, необходимых в здешних условиях. К счастью, я это предвидел и позаботился обо всем, что вам нужно. Пока что возьмите-ка вот эту шубу, и — в путь! Ехать предстоит далеко, и нам еле хватит дня для всех наших дел.

Христиан уселся вместе с Ларсоном в двухместные сани, очень маленькие и легкие, запряженные одной горной лошадкой. Лейтенант вместе с капралом Дуфом, славным стариком и весьма искусным охотником, сел во вторые такие же сани. Майор первым тронулся в путь, лошади бежали легкой рысцой.

— Надобно вам сказать, — обратился майор к Христиану, — что мы намерены поохотиться на свой лад. Разумеется, на землях барона нет недостатка ни в звере, ни в метких стрелках, да и сам он весьма умелый и отважный охотник; но нынче по его приглашению в облаве примет участие немалое число гостей, которые в этом ничего не смыслят и у которых куда больше форсу, чем ловкости, а посему можно опасаться, что будет много шуму и мало толку. К тому же облава с помощью крестьян не представляет интереса; вы сами в этом убедитесь, когда мы, после того как закончим свое дело, вернемся обратно вон теми горами. Это, право же, не охота, а подлое убийство: окружают со всех сторон беднягу медведя, которому страх как не хочется вылезать из берлоги; запугивают его, дразнят, а когда наконец он выйдет оттуда, чтобы защищаться или, напротив, пуститься наутек, в него стреляют без малейшей опасности для себя, прячась за сеткой, натянутой на тот случай, если он разъярится и бросится на охотников. Помимо того, что охота такого рода вовсе лишена остроты и неожиданности, часто бывает, что все идет прахом оттого, что кто-то чересчур поспешит или промахнется, и зверь улизнет, оставив всех с носом. Мы же будем действовать иначе, без загонщиков, без суматохи, без собак. Когда подойдет время, я вас научу, что надо делать. Поверьте мне, истинная охота сходна со всеми истинными удовольствиями: она не терпит толпы. Это тонкое развлечение, и делить его надо только с друзьями или же с самыми избранными лицами.

— В таком случае, — ответил Христиан, — я вам вдвойне благодарен за приглашение присоединиться к столь тесному кругу; но объясните мне — неужели вам позволено охотиться на землях барона, прежде чем он сам выйдет на охоту? Мне думалось, что он должен ревниво блюсти свои права охотника и землевладельца.

— А мы вовсе не намерены стрелять его дичь. Владения барона весьма обширны, но, слава богу, не весь здешний край ему подвластен! Видите вон те исполинские вершины? Это норвежская граница. Вот здесь-то, на первых подступах к этой громаде, лежит горная цепь, носящая название Блокдаль; там издавна поселилось несколько крестьянских семейств, обретя вольную жизнь на собственной земле в сердце безлюдных величавых гор, окутанных порой клубящимися облаками, ибо далеко не всегда вершины ох видны столь ясно и четко, как сегодня. Вот у одного-то из даннеманов(так зовутся эти крестьяне) я с друзьями и откупил медведя, берлогу которого он отыскал. Живет сей даннеман, человек поистине примечательный своим охотничьим опытом, в живописнейшей местности, почти недоступной для экипажа; но с помощью божьей наши горные лошадки одолеют все трудности пути. Там мы и позавтракаем, после чего сам даннеман проводит нас к его светлости медведю, а тот, не будучи поначалу затравлен крикливыми и безмозглыми загонщиками, спокойно дождется нас и примет… как ему вздумается. Но смотрите, Христиан, смотрите, какое великолепное зрелище! Случалось ли вам уже наблюдать такое явление природы?

— Никогда! — воскликнул Христиан вне себя от восторга. — И я счастлив, что мне довелось увидеть его вместе с вами. Я только по рассказам знал об этом необычайном явлении парагелия.

Действительно, на горизонте взошло разом пять солнц. Сияющий лик настоящего, могучего светила окружали справа, слева, сверху и снизу четыре его подобия, менее яркие, более расплывчатые, но зато излучавшие радужный ореол неописуемой красоты. Поэтому друзья, прежде чем отвернуться и продолжить путь, помедлили несколько мгновений, любуясь удивительным оптическим явлением, весьма сходным по природе своей с радугой, но встречающимся только на севере Европы.

Дорога поначалу была укатанной, потом превратилась в узкую, неровную колею, а там — в едва протоптанную тропку, и, наконец, сани помчались вовсе без дороги, ныряя в снежные ухабы и находя путь по каким-то редким, едва различимым следам. Но вот Ларсон, умелый возница, отлично знавший местность, пустил свою лошадь по скалистому отвесному склону, то касаясь полозьями края пропасти, то скатываясь на всем скаку в почти отвесные овраги, то перелетая через ров, то проносясь над упавшими деревьями и рухнувшими скалами, словно пренебрегая бесчисленными препятствиями, которые, казалось, ежеминутно грозили разнести в щепки хрупкие сани. Христиан не знал, что вызывает в нем большее восхищение — отвага майора или ловкость и смелость поджарой лошаденки, которой была предоставлена полная свобода, ибо поразительный инстинкт ее можно было уподобить второму зрению. Тем не менее сани дважды опрокинулись, но не по вине лошади, а оттого, что полозья не всегда успевали за ее бегом, хотя и были отлично приспособлены для этой цели. Подобные случайности могут, разумеется, иметь тяжкие последствия; но они повторяются столь часто, что на них почти что не обращают внимания. Сани лейтенанта, шедшие следом, тоже опрокинулись два или три раза, хотя пример майора, пролегавшего путь, должен был, казалось, предостеречь возницу.

Седоки падали в снег, отряхивались, поднимали сани и мчались дальше, столь же мало раздумывая об этом приключении, как если бы попросту сошли с саней, чтобы дать лошади передохнуть. В других краях происшествие такого рода вызвало бы смех или испуг; здесь же оно входит и число событий знакомых и неизбежных.

Христиану эта отчаянная езда доставляла неизъяснимое блаженство.

— Не могу выразить словами, как я счастлив сегодня! — говорил он добряку майору, опекавшему его поистине с братской сердечностью.