Снежинка и её Ветер

На крыльце обмела с одежды снег и вошла в сени. Освободившись от верхней одежды, тронула ручку двери и замерла: что если мать с отцом ещё не налюбились? Больно короткой была прогулка, могли и не успеть. Не хотелось смущать родителей, застав их за нежностями.

Так уж повелось в семье: отец подолгу пропадал, а как придёт, потормошит дочурку, вручит игрушку или сладость и скажет: «Иди, маленькая, погуляй». А мама стоит в сторонке, платье на груди мнёт, глаза прячет, сама такая румяная и светится. Снежана раньше обижалась, а теперь взрослая стала и всё понимает: тем, кто любит, нужно иногда вдвоём побыть, чтобы никто не мешал. Ей хотелось также любить и ждать одного единственного, испытывать счастье от его присутствия, таять в объятьях, растворяться в ласковых речах. Суждено ли? Выпадет ли не её долю такое счастье?

Стоять в сенях было холодно, девушка чувствовала себя глупо. Решила так: чуть-чуть приоткрыть дверь и послушать. Если там охи-вздохи, одеться и выйти во двор, там всегда полезное занятие найдётся, а если тишина или спокойный разговор, зайти и рассказать о том, как Николку от беды уберегла.

Прижала ухо к щели и замерла. Родители спорили, ругались, речь шла о ней, о Снежане.

– Совести у тебя нет, Фатху! Ладно, меня дурил восемнадцать лет! Хранителя Севера не обмануть, неужели не понимаешь? – горячилась мать. – Я всегда знала, что дочку ты от медведицы прижил, хоть и скрывал это! Ничего, приняла, вот этой грудью выкормила. Люблю как родную. Теперь другое дело: нельзя оборотню по нашему обряду инициацию проводить. К своим идите!

– Вот, оказывается, зачем ты мне велела к середине зимы появиться? Бестолковая голова! Сама придумала, сама приговор вынесла! – басил отец. – Сто раз объяснял: не моя это девочка. Нашёл: на льдине плыла. Испугался, что погибнет дитя, вот и принёс к тебе. Человек она, не оборотень. Пусть здесь обряд проходит, в посёлке.

Распахнула Снежана дверь и шагнула в избу:

– Как это, на льдине, папа?

Зулла и Фатху, как стояли у печи, так и сели на лавку, растерянно глядя на девушку. Не так они хотели открыть ей тайну удочерения.

– Пришла, видно пора рассказать, как всё было. – Фатху пригладил большими ладонями свои густые светлые волосы, кивнул, указывая дочери на табурет, и как только она опустилась на него с прямой, как солнечный лучик, спиной, начал вспоминать.

Рассказ двуликого

Зимой я жил на острове в шкуре белого медведя. Тянуло меня к заледеневшим камням, серым холодным водам, ледяным просторам. Наблюдая за сияющим яркими красками небом, чувствовал себя таким счастливым, что и словами не опишешь. В то время залив стоял подо льдом, а море было свободным, редкие льдины плавали, отколовшись от припая. Я бродил по берегу, любовался серыми волнами. Заметив парусный бот, улёгся в снегу, чтобы не привлечь внимание какого-нибудь дерзкого охотника. Так и лежал, смотрел, как судно идёт мимо острова. Там было человек пять, двое спорили. Жарко спорили. Наконец, один приказал остальным связать соперника. Ненадолго скрылся в трюме и вернулся со свёртком. Матросы спустили этот свёрток на болтавшуюся рядом льдину. Бот ушёл, а брошенный свёрток лежал в центре льдины, качаемой волнами.

Я поплыл к ней. О том, что в тряпках ребёнок поначалу и не понял. Уже подогнав льдину к берегу, заметил, что кулёк шевелится и попискивает. Куда я мог отнести находку? Хотел добежать до берега медведем, у посёлка обернуться и дойти до избы знахаря, он-то нашёл бы, куда подкидыша пристроить. Однако, оказавшись на берегу, услышал звуки погони. Первый ли бот вернулся, или другой подошёл, не могу сказать. Одно знал точно: доверить жизнь малышки этим людям нельзя. Побежал к жене.

Удалось оторваться от погони. Зорюшка меня признала, не путалась в лапах, Зулла открыла окно и приняла ребёнка. Я поспешил вернуться и увёл преследователей в лес.

– А не ты ли вызвал метель, чтобы скрыть следы? – спросила Зулла, она хорошо помнила тот вечер.

– Я, – признался Фатху, – искренне взмолился Хранителю Севера, взывая к его помощи, просил уберечь невинного младенца, доверить его воспитание нашей семье, обещал заботиться и любить приёмыша, как родного. В ту же минуту закружили снежные вихри, спрятали цепочку следов, ведущую к хутору, и сами постройки завесили непроглядной пеленой. Я принял это как знак благословения.

– Если так, – заговорила Снежана скупым на чувства тоном: – я не медведица, не двуликая.

Фатху вскочил и принялся расхаживать по комнате:

– Какой глупец внушил тебе, что ты двуликая? Я много раз объяснял твоей матери, что это не так.

Девушка покачала головой, не глядя на родителей:

– Все так считали. Раз отец – медведь, значит, и я оборотень.

– Видишь, как хорошо! – мать подошла к ней, мягко ступая, и погладила по спине: – всё прояснилось. Раз нет сомнений, что ты человек, пройдёшь инициацию вместе с остальными.

– Почему это нет сомнений? – передёрнула плечами Снежана. – Полно сомнений. Разве человеческих детей выбрасывают на льдины? Быть может, я морское чудище? Быть может, дочь ветра, или самого Хранителя Севера?

– Что ты говоришь! – взмутилась её дерзости Зулла. – Так нельзя, он накажет.

– Уже! Уже наказал, раз не знаю, кто я.

– Вот что, девочки, – Фатху прекратил вышагивать и грозно посмотрел на жену и дочь, – Давайте успокоимся. Завтра все вместе пойдём к Берегине, она поможет.

– Чем же? – нахмурилась Снежана.

– По крайней мере, определит, человек ты или двуликая. – Фатху звонко хлопнул в ладоши и спросил: – Чем вечерять будем?

***

Поселковая ведунья Берегиня недолюбливала дочь оборотня, вредила ей, пугая сельскую детвору, мол, обернётся Снежинка медведицей, расцарапает лицо когтями, помнёт рёбра, перекусит руку, узнаете, как возиться с двуликой. Девочки обходили Снежану, подруг у неё никогда не было. Мальчикам, сколько не запрещай, только распалишь. Сорванцы демонстрировали удаль друг перед другом, задирая маленькую медведицу:

– Обернись, Снежинка! Давай поборемся! Я любого медведя завалю.

Девочка не обижалась на них, ей не хватало общения со сверстниками, рада была и такому. Растопыривала пальцы, изображая когти, щерила зубы и страшно рычала. Мальчишки с визгом прыскали в стороны, будто пугаясь. Так и росла Снежинка в мальчишеской компании. Убегала тайком от матери то в лес, то на берег моря. Прыгала со скалы, лазала по деревьям, до хрипоты орала, соревнуясь, кто громче, до изнеможения носилась, кто быстрее, до посинения плавала, кто дальше.

Она любила своё детство, несмотря на косые взгляды взрослых, недобрый шёпот ведуньи, презрение поселковых девчонок. Вот бы так было всегда! Но хочешь ты этого, или не хочешь, а взрослеть приходится. Подкралось совершеннолетие, а с ним и неразрешимые вопросы. Раньше хотя бы знала о себе: мать человек, отец двуликий, сама она смеска, может жить, как захочет. А теперь что? У Снежаны возникло чувство, что она воровка: присвоила чужих родителей, чужой дом, чужую жизнь. Не лучше ли ей было младенцем утонуть в холодных водах? Не зря ведь люди вывезли её в море и бросили за борт! Наверное, была тому причина.