Снежная смерть
Шрифт:
Завтрак подают с восьми сорока пяти до девяти пятнадцати, потому что до этого пансионеры совершают утренний туалет с помощью Мартины и Юго. Ян спит на первом этаже, как и Жан-Клод, в комнатах, расположенных за игровой и за кухней, откуда лифт не виден. Предположим, что Вероник пришла около восьми тридцати. Она подстерегает момент, когда в гостиной нет никого. Заходит в лифт и едет на свою загадочную встречу.
Что она делает до восьми пятидесяти, до того момента, когда мы вошли в лифт, где, как мы знаем, ее тела не было?
Она находится в какой-то
А где был во время завтрака наш бравый Леонар? Гулял.
Тело Вероник грузят в машину «скорой помощи», и та медленно отъезжает.
Черный катафалк, мчащийся по заснеженной Трансильвании к темным башням готического замка, безжизненно-белое тело несчастной молодой женщины бьется о стенки гроба. Нет, все куда менее поэтично. Вместо гроба — пластиковый мешок, вместо черного катафалка — красно-белая машина «скорой помощи» с сиреной, усталый и раздраженный водитель. Единственная константа — это хищник: создание, обреченное убивать, чтобы выжить. В первом случае, чтобы избежать разрушения своего физического тела; во втором — чтобы предотвратить взрыв своей психической сущности. Видишь, Психоаналитик, скоро я займу твое место: ты будешь лежать на кушетке и пересказывать мне свою жизнь. Сколько раз в день ты ковыряешь в носу, и символизирует ли это желание обладать собственной матерью, и все такое.
— Они перерывают весь дом, — сообщает Летиция, вторгаясь в сумятицу моих мыслей. — Нам запрещено покидать гостиную
— Сумерки опутывают нас своими длинными ледяными пальцами, — гнусаво-пророческим голосом сообщает Жюстина, — говорила же я вам, весь этот красный цвет, вся эта ненависть, собранная воедино, сосредоточенная, готовая к броску…
— У нее было совершенно белое лицо, — добавляет Летиция, — как из воска, и она смотрела на меня… Я все время думаю об этом… Простите меня.
Ходунки скользят по полу.
— Лицо смерти всегда бледно, как лед, — продолжает Жюстина, прочистив нос. — Когда человек умирает, температура падает, и вся атмосфера становится хрустальной.
Вот именно! Расскажи это людям, подыхающим в тропиках, среди мух и вони.
— Мадам Ломбар, мы нашли вот это в одном из карманов жертвы, — говорит Мерканти тоном школьного учителя.
— Что — вот это? — спрашивает его Жюстина.
— Пощупайте, — отвечает бригадир.
Короткое молчание. От Мерканти пахнет дешевым лосьоном после бритья и клубничной карамелькой.
— Ну, это похоже на портсигар… — произносит наконец Жюстина
— Проведите по нему рукой и скажите, какие там выгравированы
инициалы.— Ф. и А. , — неуверенно произносит она.
— У вас есть такой портсигар?
— Да, мне подарил Фернан, — быстро отвечает Жюстина, — но…
Чувствую легкий укол злости и детской ревности в сердце.
— Как это может быть? — продолжает она.
— Судя по всему, Ганс украла его у вас. Вы заметили исчезновение этого предмета?
— Нет, я бросила курить полгода назад.
— Разрешите, я должен забрать его на время. Спасибо, это все.
Нет, не все! Если Вероник стащила портсигар, значит, она побывала в комнате Жюстины! А Жюстина спустилась только в девять пятнадцать! Жюстина должна была заметить, что кто-то роется в ее комнате!
— Говорила я вам, что она воровка, наркоманы всегда воруют, — говорит Иветт.
— Эта девушка была наркоманкой? — спрашивает Жюстина.
— Да, как Марион Эннекен и Соня Овар. Наверное, мода тут такая. Все колются!
— И всех убивают, — говорит Жан-Клод, о приближении которого возвестило лязганье его металлических доспехов. — Думаю, что если бы я мог двигаться, я нашел бы лучшее занятие, чем истреблять себе подобных.
Ну, судя по выпускам новостей, половина населения земного шара не разделяет твоей точки зрения, Жан-Клод. Кто-то рядом со мной наливает себе выпить. Опять Ян? Это, по меньшей мере, его шестой стакан, а ведь еще нет и полудня. Жюстина сморкается, потом шумно вдыхает что-то, пахнущее мятой и сосновой смолой.
— Я прослышала, что Соня и Марион были знакомы? — говорит она.
«Прослышала»! «Я прослышала»! Нет, ну, в самом деле! Кто это сегодня может «прослышать»?
— Все они знали друг друга! — отвечает ей Иветт. — Говорю вам, целая деревня ненормальных!
— Это время ненормальное, — мрачно комментирует Лорье; я и не слыхала, как он вернулся.
Мерканти устало вздыхает.
— Скажите, мадам Ломбар, — продолжает Лорье без всякого выражения, — вы не слышали, чтобы кто-то заходил в вашу комнату сегодня утром? Наконец-то!
— Ко мне никто не приходил, — отвечает ему Жюстина.
— Никто не открывал дверь? Вы не слышали никакого подозрительного шума? Ведь у вас такой острый слух…
— Ничего. Если только кто-то не вошел, пока я принимала душ… за шумом воды… Я люблю пускать сильную струю, подобную сверкающему водопаду, который изгоняет тени из…
— Спасибо, мадам Ломбар, — прерывает он. — Вы записали, Мерканти?
— Он снова в форме, — шепчет мне Иветт.
— Где Шнабель? — добавляет Лорье.
— Шеф! — именно в этот момент кричит Шнабель. — Шеф!
Топот башмаков, тяжелое дыхание.
— Скорее сюда!
— Что еще случилось? — спрашивает Франсина.
— Идите в комнату большого дебила, — настаивает Шнабель.
Они убегают. Иветт, попытавшуюся последовать за ними, останавливает один из жандармов.
— Извините, мадам, — произносит юный голос Мореля, — отсюда никто не должен выходить, такова инструкция.