Снежное видение. Большая книга рассказов и повестей о снежном человеке
Шрифт:
— И не введи нас во искушение, но избавь нас от лукавого.
Появился десятый. Клинт подумал, что всего их было, должно быть, тринадцать, и еще один двойник оставался в лесу. Он не понимал, откуда пришла мысль о тринадцатом, но знал это твердо.
Хобсон еще не пришел.
Клинт положил «глок» на землю, разорвал круг, сел рядом с двойниками, собравшимися у тела Стива, и раскрыл объятия.
— Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь.
— Хобсон Бернард Амос, — сказал Клинт, и его сын, искривленный и маленький, окутанный мехом и яростью, бросился к нему.
Санфайр замкнула круг около них. Дети держались за руки, за ними
Двойники забрались на тело Стива, как скорпионы на спину матери. Двойник, что был когда-то Хобсоном, пытался вырваться из рук Клинта и присоединиться к новоявленным братьям, а ястреб вцепился когтями в тело Стива и взмахнул крыльями, вновь уходя в высоту.
Клинт крепко держал маленькое тело, не желая снова потерять сына. Напротив него, в кругу взрослых, дрожало лицо Марджи, и слезы текли из ее запавших глаз. Сан-файр глядела на него сверху с жалостью и решимостью. Хобсон извивался, стараясь вырваться.
Наконец Клинт посмотрел на Дамероу. Она покачала головой.
Тогда Клинт разжал руки и отпустил сына.
Клинт Амос и Барли Джон Диммитт удили рыбу на реке Уилламетт{77} неподалеку от острова Сауви. Ни один из них не жил больше в Сведене. И никто там не жил с тех пор, как прошлой осенью неожиданный лесной пожар, какие бывают только летом, уничтожил город. Огонь бесновался даже в снегу. Пожар случился как раз вовремя и поставил удобную точку в деле об исчезнувших телах, так что Морану оставалось только подогнать результаты криминалистической экспертизы.
Марджи нынче жила с сестрой в Айдахо и говорила, что когда-нибудь, может статься, вернется. С ней уехали Клинт-младший и Сьюзен. Клинт понимал, что никогда больше их не увидит.
Он и Барли Джон по-прежнему держались вместе, ведь у них никого не осталось. Теперь они разговаривали все меньше. Клинту нравилось бывать на воде, частью потому, что над рекой он время от времени видел или слышал ястреба. К тому же от середины реки до деревьев было очень далеко.
Клинт закинул удочку, но поплавок сорвался и крючок погрузился слишком глубоко. Он дернул леску и почувствовал, что она натянулась.
— Проклятье.
— Должно быть, — согласился Барли Джон.
Клинт потихоньку выбирал леску: не хотелось ее просто так обрезать. Леска подалась. Тяжесть все еще чувствовалась — мертвый груз, не рыба. Охваченный любопытством, он потянул сильнее.
Перед ним оказался засевший в глине и обросший мелкими ракушками старинный пистолет. По-настоящему старинный. Рукоятка чуть выгибалась назад, и когда Клинт потер пистолет большим пальцем, показался восьмигранный ствол.
— Что скажешь? — спросил он, протягивая пистолет Барли Джону.
— Он тоже проклят. Совсем как мы.
Клинт пожал плечами и посмотрел на воду. Раздался пронзительный крик — не то ястреб, не то птица поменьше. Клинт взвесил на ладони покрытый илом пистолет. Он знал, кто стрелял из него и во что стрелял.
— Теперь ты принадлежишь реке, — сказал он и швырнул пистолет в воду.
— Как и все мы, — добавил он, глядя на свое отражение в мелкой ряби. Что-то большое пролетело над головой и отбросило на воду тень.
Клинт закрыл глаза и стал вспоминать Хобсона.Уильям Мейкл
ОТВРАТИТЕЛЬНЫЙ{78}
Отец мой был носильщик-шерпа. Кстати, почти все мужчины из числа моих ближайших родственников потратили лучшие годы, помогая иностранцам с Запада затаскивать тяжелые грузы на крутые горы.
Я с малых лет решил наплевать на эту традицию.
Может, вы видели меня на рынке в Катманду. Там всегда полно туристов. У них водится слишком много денег и слишком мало мозгов, и каждый хочет купить и увезти домой кусочек Тибета. А я всегда готов их обслужить. В конце концов, им незачем знать, что сувениры на моем прилавке изготовлены по большей части на фабриках Шанхая и Дели.
В этом году на мировых финансовых рынках разразился очередной кризис. Количество покупателей и мои доходы резко упали, и я уже начинал беспокоиться, чем стану кормиться зимой.
И вот тогда отец, который давно уже болел, послал за мной.
О металлической шкатулке я знал всю жизнь — но никакие детские скандалы и истерики не помогли мне ознакомиться с ее содержимым.
Отец понимал, что скоро умрет, и все изменилось. Он велел мне хранить шкатулку, повторив наказ своего отца. И теперь я готов поделиться ее сокровищами с вами и со всем миром. Уверен, что когда вы увидите документы, которые я вам покажу, мы сойдемся в цене и оба останемся довольны.
Все это заняло какое-то время, но я расположил документы в хронологической последовательности. Так легче разобраться. Начнем с их прибытия в лагерь III.
19 мая 1924 года
Четыре дня прошло с тех пор, как нас благословил лама монастыря Ронгбук. По счастливой случайности или божественному вмешательству, погода после этого значительно улучшилась и Нортон, Сомервелл, Оделл и я без особых трудностей добрались до лагеря III, нашего передового лагеря на двадцати одной тысяче футов. Он призван служить опорной базой в ходе попыток покорить вершину и находится менее чем в миле от ледовых склонов, ведущих к Северному седлу.
Небо еще недостаточно прояснилось, и цель нашу мы не видим, но все мы знаем, что она там, нависает над нами. Я и сейчас вижу ее мысленным взором, и каждую ночь созерцаю ее в своих снах.
Я не позволю ей победить себя.
Только не в этот раз.
Как я и подозревал, такая близость к горе вновь принесла кошмары. Тогда, в 22-м, я поддался искушению гордыни; сейчас у меня хватает мужества в этом признаться. После того, как Финч дошел до двадцати семи тысяч футов{79} и даже выше, я твердо сказал себе, что должен стать первым. Что имею на это право.
Моя спесь чуть не погубила нас всех.
Шерпы предупреждали меня, что погода портится, но я был так близок к цели… Я шел вперед, мечтая забраться выше Финча и вдобавок доказать ему, что это можно сделать без кислорода. Если бы из ниоткуда вдруг не налетел проклятый муссон, у меня бы получилось.
Кончилось тем, что шерпы уговорили меня на стратегическое отступление. Я все еще считаю, что позорный страх этих закаленных людей был продиктован не только погодой, но что бы ни стало причиной их трусости, было ясно, что без них я не смогу продолжать путь.