Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Снежное видение. Большая книга рассказов и повестей о снежном человеке
Шрифт:

В годы гражданской войны на Киевщине брат и сестра Телятниковы остались круглыми сиротами. Андрей Телятников был старше Грани на семь лет, и когда их определили в детский дом и перевезли в Ленинград, десятилетний малыш превратился в нежнейшую, заботливую мать. Он ни на шаг не отходил от сестренки, зорко следил за тем, чтобы ее не обижали, а впоследствии, когда он подрос и поступил в техникум, ежедневно навещал ее, незаметно уносил с собой ее платья и чулки, чинил ее одежду, никому не доверяя ухода за Граней.

В семнадцать лет Андрей Телятников был уже самостоятельным человеком, получил отдельную комнату и взял сестренку к себе. Товарищи поражались белокурому здоровяку,

который, будучи общительным, веселым парнем, ни с кем не водил дружбы и был занят только своей сестрой. Утром он приготовлял ей завтрак, поил чаем, отводил в школу и, срываясь с работы, бежал, чтобы встретить ее и проводить домой. С течением времени, когда Граня стала взрослой девушкой и, поступив в институт физической культуры, уже могла вести самостоятельную жизнь, Андрей Телятников, с трудом отпустив ее в общежитие, все свободное время проводил в институте и как хозяин распоряжался в ее комнате.

Граня, высокая, красивая и развитая девушка, сердечно любила своего брата. Она также не могла представить и дня разлуки с ним. Но посторонних искренне изумляло поведение Андрея. Находясь с сестрой, Телятников неизменно выражал суровость, разговаривал с Граней мрачно и грозно, называя ее «мисс», «герцогиня» или «леди». В последнее время, когда она завоевала четыре ленинградских рекорда по плаванию, он стал снисходительно называть ее Русалкой.

Тяжелое время Телятников переживал, когда бывал в командировках. Где бы он ни находился — в Средней Азии, на Дальнем Востоке, в океане, во льдах Арктики, — он ежедневно писал Гране. Возвращался из путешествий он неожиданно, заставая сестру врасплох. И каждый раз повторялась одна и та же сцена. Вернувшись из поездки, он посреди дня появлялся в комнате Грани и с мрачной подозрительностью перерывал все ее вещи.

Как-то в один из таких налетов перепуганная подруга, взобравшись на кровать и не смея выйти из комнаты, чтобы позвать Граню, с ужасом наблюдала, как обычно благодушный Телятников со сверкающими глазами переворачивал корзинки сестры, разрывал вещи в шкафу и даже ползал под койкой,

— Что вы ищете? — в страхе спросила она. — Граня в саду. Я ее могу…

— Ни с места! — рявкнул Телятников, — Я ищу письма гусаров. Я уверен, что за Русалкой шатаются разные драгуны и уланы. Клянусь жизнью, я им переломаю руки и ноги!

Таким образом, у самой красивой девушки Инфизкульта, замечательной пловчихи Грани, не было так называемых «ухажеров» и «кавалеров». Никто не хотел рисковать, не решался пригласить ее в парк или кино. Если кто-либо, не зная о существовании Андрея и о его нраве, пробовал пройтись с Граней в саду или по набережной Невы, тогда, как из-под земли, вырастала угрожающая фигура Телятникова. Не здороваясь, не говоря слова, он шагал рядом, затем, взглянув на часы, точно не замечая постороннего, брал Граню за руку и мрачно командовал:

— На башне святого Антония пробило полночь! Любезнейшая мисс, налево кругом, домой шагом арш!

Отправившись в очередную командировку в Монголию, Телятников добился разрешения взять с собой сестру.

— …Он тебе не посмеет отказать, — твердо повторил Телятников, увлекая Граню в балаган и пробираясь сквозь толпу кочевников к Висковскому. — Познакомьтесь, — дружелюбно толкнув геолога, как ни в чем не бывало представил он Граню. — Моя сестра… Первоклассная пловчиха… Я называю ее Русалкой!..

Висковский, еще более пораженный, чем раньше, вскинул глаза и встретился со сконфуженным взглядом девушки.

— Простите, — пробормотал он, обращаясь к кинооператору, — я не понимаю вас…

— Проси, — подтолкнул сестру Телятников. — Мы надеемся, что вы не откажете…

Я,

кажется, уже объяснил вам…

— Да, все это так, — заторопился оператор, — но поймите: что я буду делать два месяца до надама? И… и… моя сестра, прекрасная пловчиха.

— Но в пустыне, — хитро улыбнулся Висковский, — ей, кажется, негде будет проявить свои способности.

Граня окончательно растерялась и почти с мольбой повернулась к брату. Однако Андрей был непоколебим.

— Во что бы то ни стало, — твердил он, — вы должны нас взять. Мой нюх подсказывает мне, я чую, что это интереснейшая поездка!

Потерявший терпение Висковский уже хотел было резко оборвать Телятникова, но в эту минуту в балагане появился Ли Чан.

— Вас ждут, — позвал он геолога. — Профессор вернулся.

Обрадованный Висковский, кивнув оператору и его сестре, быстро ушел за китайцем.

— Не хотите ли немного пройтись? — пригласил геолога стоявший у автомобиля Джамбон. — К тому же наш баран еще не готов.

— С удовольствием, — все еще слыша голос Телятникова, торопливо согласился Висковский. — Куда угодно.

— Великолепно! Я хочу вам кое-что передать.

Медленным шагом Джамбон повел геолога в сторону буддийских обелисков, означающих близость монастыря. Вдали засинели крылатые крыши храма.

Старик-ученый взял Висковского под руку и сказал:

— Я хочу вам рассказать одну легенду-сказку, а может быть, и действительный случай. Мой лама Тамби-Сурун жив и благоденствует. Двадцать семь лет назад мы познакомились с ним в этих краях, когда я возвращался из Пекина. Монах пришелся мне по душе, и позднее он не раз навещал меня в Улан-Баторе. Как-то во время беседы он сообщил мне предание, слышанное им от стариков. Лет восемьдесят назад здесь существовало большое становище. Однажды на празднике «цам», когда все население явилось к храму смотреть процессию масок, среди опустевших юрт осталась единственная женщина, которая кормила двухмесячного больного ребенка. Но и она, не вытерпев, оставила на время свое дитя и побежала поглядеть на пляски лам. Вскоре она возвратилась обратно в юрту.

Праздник в разгаре. Трубят трубы, пение, пляски. Вот вывезли колесницу будущего будды, как вдруг на всю степь пронесся страшный вопль, в толпу ворвалась обезумевшая женщина и без чувств упала на землю. Муж ее поскакал в становище. Он кинулся в юрту и с криком отпрянул назад. Над лежавшим на кошме ребенком склонилось черное чудовище. Черная волосатая женщина кормила грудью дитя. Увидев монгола, она схватила ребенка и убежала в степь, в пустыню…

Слушайте дальше. Лет двадцать спустя, как-то осенью, в вечернюю пору монголы гнали скот с пастбища. Солнце зашло, и вот со стороны пустыни показались два человека. Монголы поехали к ним навстречу… и ужас объял кочевников. То были алмасы. Впереди шагал высокий юноша в звериных шкурах.

Старая, сгорбленная алмаска держалась за его руку. Скотогоны в страхе сбились в кучу. На крики высыпало все население становища. Тогда алмасы повернули обратно. Старуха, задыхаясь, отставала. Она задерживала юношу. Он подхватил ее на руки и помчался за холмы. Изнемогая под тяжелой ношей, он упал. Старая алмаска закричала, очевидно приказывая ему бежать, бросить ее, спасаться. Наконец и кочевники пришли в себя. Они соскочили с коней и осыпали алмаску градом камней… Сейчас мы увидимся с ламой, — внезапно обрывая рассказ, сказал профессор, — я хочу получить у него дополнительные сведения о пути.

Поделиться с друзьями: