Снежный ком

— Господи!.. Горе вы мое! — неожиданно добрым голосом сказала вдруг мама, как будто взяла и отпустила туго натянутую пружину. — Надо же такое! — продолжала она. — Два мрачных типа скитаются по дремучим лесам и домой не идут. Их, видите ли, надо приглашать…

От этих слов папа даже вздохнул, но я не поддался.

— Ну куда вы запропастились! — сказала мама. — Там уж Николай Иванович извелся весь!

— Что? — переспросил папа.

Его, как и меня, наверняка поразило то, что мама разговаривала с ним «прежним» голосом, как будто не было в нашей семье никакой «катастрофы».

— Квартира, говорю, готова, — повторила мама. — Николай Иванович ждет…

— Да, да, идем, — словно спохватившись, хриплым вдруг голосом сказал папа.

Наташка, не отпуская маму, запрыгала вдруг как ненормальная. Мы направились к выходу из лесопарка. Мама и папа оказались впереди, и я не поверил своим глазам. Папа был в телогрейке, а мама не только взяла его под руку, но даже прижалась головой к его плечу. От такой картины я только рот разинул и так с открытым ртом шел, раздумывая о жизни взрослых: «То мама телогрейку не признавала, а теперь сама ласкается…» Но у выхода из парка я все же догнал маму и, придержав ее, пошел рядом, пропустив вперед и папу и Наташку. Я нарочно замедлил шаги, чтобы высказать ей свою обиду:

— Как ты можешь ходить и обниматься с Наташкой?

— А почему бы мне с нею не обниматься? — тоже замедляя шаги, спросила мама.

— Потому что не она, а я — твой сын.

— Очень приятно познакомиться, — сказала мама. — Но я-то обнимаю ее не как своего сына или дочь, а просто как хорошую девочку.

— Это Наташка хорошая?

— Конечно! А ты считаешь, плохая?

— Самая вредная во всем микрорайоне!..

От обиды у меня перехватило горло. Я все-все вспомнил: и как эта сопливая Наташка, которую прихлопнул бы как комара, оборвала мне карман, и все увидели, что мои джинсы вовсе не «Супер Райфл», а всего лишь «Милтонс», и как поддала сзади коленкой так, что я и «бабл гамм» проглотил, и то, что Наташка лезла из кожи вон, чтобы заполучить себе моего папу. А теперь?.. За мою маму принялась?..

— Почему же она для тебя такая хорошая? — совсем разобидевшись, спросил я.

— Потому что правдивая. Пришла и сама сказала: «Людмила Ивановна, я вас обманула. Я сама придумала, что дядя Петя разрешил мне называть его папой. Я так сказала потому, что он у вас очень добрый…»

— На одном добром десять недобрых ездят, — сказал я, вспомнив, что такую же мысль, жаль, немножко раньше меня, высказал дядя Коля.

— Может быть, скажешь, кто эти, применительно к папе, «недобрые»? — не очень-то ласковым голосом спросила мама.

— Ты, например, — начал я перечислять, — тетя Клопа, Наташка, дядя Коля, Павлик… Ну и я…

— Что-то много седоков, — заметила мама. — Ладно, хоть себя не забыл. И кто же тебе внушил такую мысль? Папа?..

— Нет, дядя Коля… Вместе придумали…

— Вижу, что вместе. Одному и не осилить…

Разговор пришлось прекратить, потому что нас уже встречал дядя Коля. Был он в демисезонном новом пальто, в шляпе, в белоснежной рубашке, еще и при галстуке. «Фонаря» под глазом у него уже не было, только что веко немного желтело: женщины веки голубым для интереса мажут, а дядя Коля — вроде бы желтеньким… Поднялся он впереди нас по лестнице и торжественно открыл ключом дверь.

Мы все четверо — папа, мама, Наташка и я — вошли в коридор вслед за дядей Колей и остановились. Квартира наша блестела как свежевымытое стеклышко. В коридоре дядя Коля постелил дорожку из картонных полос. Мы осторожно прошли по этой дорожке и открыли дверь в первую комнату — папин кабинет. Кабинет сиял зеркальной чистотой, но…

Первой почувствовала неладное мама. Она с силой, как это делала бабушка, втянула ноздрями воздух и сморщилась. Мы с папой, да наверняка и дядя Коля и Наташка, пошмыгав носами, учуяли доносившийся откуда-то посторонний аромат. А если сказать проще, из папиного кабинета несло ужасающей вонью.

— Бабушка была права, — сказала мама. — Хомяк все-таки где-то издох.

— Немудрено издохнуть, когда пол покрывали лаком, — с сожалением в голосе сказал папа.

— Но воняет, между прочим, — принюхавшись, сказала Наташка, — совсем не дохлятиной.

Мама еще раз потянула расширенными ноздрями воздух и определила: — Чем-то кислым, как застарелая помойка.

Дядя Коля только руками развел, но ничего не сказал: ключи были у него и, выходит, это он оставил такую вонь.

Мама, как ищейка, прошла по комнате, определяя источник интересующего всех нас запаха, и остановилась у папиного письменного стола.

— Петя, ты когда уезжал, ничего съестного не оставлял в своей правой тумбе? Вонь идет именно отсюда!

— Ну что ты говоришь! — с возмущением возразил папа. — Ты же знаешь, в правой тумбе у меня только диссертация и все материалы к ней. Ключ я увозил с собой. Можешь посмотреть!..

Бедный папа рад был хоть под таким предлогом заинтересовать маму своей диссертацией. Он вставил ключ в замочную скважину, открыл дверцу тумбы и выдвинул нижний ящик.

В первое мгновение мы все не сразу поняли, что же это такое перед нами. Папины бумаги были изодраны в клочья, книги изъедены, корешок «Поэмы о дереве» обглодан.

В углу ящика письменного стола кто-то устроил гнездо с круглой дырочкой вместо входа, как в мышиную нору. Только гнездо этот «кто-то» построил не из земли, а из обрывков бумаги и разной дряни. Другой угол ящика, вернее, весь остальной ящик занимал «склад». Все это ужасно воняло и выглядело как настоящая помойка.

Из норки показалась удивленная и, я бы сказал, даже рассерженная мордочка моего милого Васьки, готового насмерть защищать свое, такое уютное жилище.

— Ура! Васька нашелся! Ура! — закричал я радостно и ловко схватил хомячка за шкурку.

— Моя диссертация! — в отчаянии закричал папа и бросился к ящику с Васькиным гнездом.

Тут папа был, конечно, прав: пока он изучал разные книги, ссорился с мамой, делал опыты с бетонными блоками, Васька из папиной диссертации, не дожидаясь ее защиты, без единого гвоздя построил себе дом.

Вдруг Васька изловчился, куснул меня за руку и к тому же издал какой-то пронзительный писк.

В ту же секунду из ящика, шурша обрывками бумаг, стали выскакивать и разбегаться в разные стороны по квартире маленькие упитанные хомячки.

— Лови их!

— Держи!

— Так вот почему ты все сюда бегал! — тут же разоблачила меня мама.

— Мамочка, я не знал, где он сидит! Я его сам найти не мог!

— Еду кто ему носил? И что теперь будет?

— А я виноват, что он хомячат нарожал?

— Да перестаньте вы! Ловите их! Не поймаете, расплодятся, весь дом сожрут!

Из папиных бумаг все выскакивали и выскакивали маленькие проворные хомячата, вываливались в прогрызенную в дне ящика дырку, прыгали через невысокие борта, разбегались по квартире.