Снимаем порно

* * *

Soire cinematiqueсостоял из набора типичных, ничего не выражающих идиотских половых актов — каждый продолжительностью в десять минут, без всякого сюжета, без всякого звука, без всякого огонька, без всего. Неприятные люди под резким безжизненным светом, преобладали все те же «чудо-кадры» с тыла или «чудовищные кадры», как восклицал все время Сид («Эй, вот приближается «чудовищный кадр». Спускай штаны!»), в которых ягодицы какого-то кретина вяло вонзаются в одурманивающее сладкое место девушки в черных чулках — почему-то больше похожее на выгребную яму. Последний из фильмов, как ни странно, оказался на порядок выше остальных; в нем показывали хорошо известную исполнительницу стриптиза из Техаса, фильм был в полном цвете, хотя и несколько вылинявший. Место действия — плавательный бассейн Беверли Хиллз, намечалась даже неуклюжая попытка создания сюжета. В начале шли субтитры: Она (бодро): «Послушай, как насчет того, чтобы нырнуть?» Он (с непристойным намеком): «Я бы не прочь нырнуть в тебя, бэби!» Затем быстрая смена кадров, вода, где они плавали обнаженными. Быстрый переход камеры на него, сидящего на краю бассейна, и на нее, по-прежнему находящуюся в воде, жадно сосущую его член.

— Эй, вода, конечно же, выглядит холодной! — с хриплым криком изрыгнул Сид.

Он (улыбаясь): «Мы немного развлечемся с тобой, сестренка — теперь я знаю, как тебе это нравится!» Быстрый переход кадра на спальню, где он набрасывается на нее в том же старом дурацком «чудо-кадре».

Б. был раздражен потерей времени.

— Как можно заставлять привлекательную девушку выглядеть столь скверно? — Сид прикинулся, что не понимает.

— Привлекательную? Ты хочешь эту девку — так получи ее. Эй, Эдди! — Крик был адресован реальному или воображаемому ассистенту, который якобы сейчас же добудет транспорт, шофера и т. д. Тини, изобразив недомогание, кинулась прочь, поманив за собой Бориса и Сида.

Из двенадцати доступных спален в доме (еще две были заперты) шесть имели зеркала на потолке над кроватями и на стенах, а четыре спальни были оснащены видеокамерами, скрытыми в стенах. Две же комнаты, в которых не было замаскированных камер, имели иное компенсирующее устройство: зеркала вдоль кровати состояли из двухстороннего стекла, которое позволяло видеть снаружи то, что происходило внутри — снаружи как раз находились те две комнаты, которые были закрыты. Именно в одну из этих комнат и вела их безупречная хозяйка — она шла впереди, с нелепыми широко раскрытыми глазами, приложив палец к губам — как знак преувеличенной предосторожности, и крадясь на цыпочках, прямо как маленькая девочка, перед рассветом пробирающаяся тайком к рождественской елке.

Тини осторожно отворила дверь, впустила их внутрь, жестами все время призывая к тишине, и предложила сесть на эймские стулья лицом к стеклянной панели во всю стену, которая, очевидно, была обратной стороной двухстороннего зеркала, стоявшего напротив кровати в смежной комнате. Затем она открыла блок управления и щелкнула выключателем. И тогда вначале как на настенной фреске, а потом как на телеэкране, с глубокой романтической задней подсветкой, возникли Лесс Хэррисон и две совершенно неотличимые девочки, шестнадцатилетние блондинки, прелестные как два бутончика — расположенные в таких сексуальных позах, которые, разумеется же, легче набросать схематически, чем описать. Сам Лесс лежал, вытянувшись, на спине, а две девушки сидели на нем верхом лицом друг к другу — промежность одной накрывала его член, промежность другой — его рот, в то же время сами девушки сплелись в страстном объятии, их тела и рты были крепко прижаты друг к другу, как присосавшиеся медицинские банки. Занимательная и живописная картина, почти остановленное мгновение, потому что в этот момент движение было едва заметно, девушки просто сидели, как будто во время какой-то экзотичной чайной церемонии. Но затем, по-прежнему слитые в глубоком, с закрытыми глазами поцелуе (две их светлые головки казались одной), они начали медленно извиваться… томно лаская друг друга, руками нежно прослеживая контуры лица, шеи, плеч, груди, живота, бедер. Из-за их поразительного сходства казалось, что девушка ласкает свой собственный образ в трехмерном зеркале. Самый низкий уровень нарциссизма, и Лесс Хэррисон внимательно следил за его отражением в стекле… в том же самом стекле, через которое с обратной стороны за ним наблюдало желающее развлечься трио. Лицо Лесса имело весьма странное выражение, потому что, стремясь наблюдать за девушками, но и не прекращая свою игру языком с клитором, он был вынужден скосить глаза вбок так, что это выглядело и эксцентричным, и гротескным.

В дополнение к реальному, живому визуальному образу зрителям была также предоставлена возможность услышать звуковое сопровождение того, что происходило в комнате… сопровождение, настолько усиленное, что самое легкое движение, вздох или дыхание было не просто слышно, а звучало подобно настоящим воплям боли и наслаждения. Один из микрофонов был установлен в ногах, другой точно в самом центре кровати, так что подлинная вязкость толчка, трение влажной поверхности тел могли быть услышаны так, как никогда раньше — вначале почти неузнаваемые, но затем, приходя в полную синхронизацию с изображением, и узнаваемые совершенно безошибочно.

— Эй, как это их так сняли, — сказал Сид, всегда рвавшийся показать себя экспертом, — что это, «Нигра Спешл»?

— Вероятно, А-Р семьдесят, — сказал Борис, — со специальной приставкой.

Сид кивнул.

— Иисусе, ты только послушайэто! Как ее молоденькая щелочка причмокивает! Да другого подобного звука просто не существует!

Тини Мари, со своей стороны, тоже не оставалась без дела. Она металась по комнате, задрав юбку к поясу, и взбрыкивая в стиле канкана.

— Кто желает узнать вкус ложбинки на моем протезе?! — визжала она. — Кто хочет побывать у меня в самом легендарном местечке?!

Не получив ответа, она упала на колени напротив Сида и принялась грубо брать на абордаж его ширинку.

— О, Бога ради! — завопил он, отталкивая ее. — Дай мне досмотреть это шоу!

Тини ловко использовала свою боковую инерцию, чтобы нырнуть между ног Б.

— Ты настоящая куколка, — мягко сказал он, — но я тоже пас.

— Что за пара мокриц! — раздраженно воскликнула Тини, с трудом поднявшись на ноги и сделав пируэт глубокого возмущения. Затем она схватила микрофон с кронштейна в стене, нажала кнопку и, обернувшись к стеклянной панели, завизжала что было сил:

— Лижи, лижи их, Лесс! Ты, Крысий Дрын!

Громкость передающего устройства, наверное, была кошмарной. Она имела эффект девятого вала, буквально стряхнувшего троих участников упоенья с кровати и превратившего их в беспорядочный клубок на полу. Но затем Лесс в одно мгновение вскочил на ноги, безумно подпрыгивая и в ярости вопя:

— Ты сумасшедшая сучья уродка! Мы уже почти кончили,я тебе говорю! Мы все кончали!

По-видимому, он знал, что его мучитель находится за зеркалом, так как Лесс уставился именно в этом направлении, но он смотрел не в ту часть зеркала, поэтому впечатление, что их не видят, осталось.

— Мы не собираемся слушать подобную галиматью! — пронзительно закричала Тини и выключила звук на своей стороне, пока Лесс закрывал уши от нового взрыва в динамиках. Затем он начал кричать (беззвучно, потому что они его больше не слышали) и бегать взад-вперед по комнате, ища что-нибудь, чем швырнуть в стекло — но, очевидно, комната была спланирована с таким расчетом, что хотя и была щедро обставлена, но практически в ней не было предметов, которые можно передвинуть; вся мебель была либо встроенной, либо вделанной в пол. В конце концов, Лессу пришлось ограничиться тем, что он снял свои собственные ботинки и запустил их, без особого результата, совсем не в ту секцию зеркала.

— Промахнулся, ты, простофиля! — закудахтала Тини. — Даже и близко не попал!

К этому времени обе красотки сошлись вместе и сидели на полу с дальней стороны кровати, виднелись только их белокурые головы и голые плечи, их губы шевелились, что-то говоря Лессу, что-то не поддающееся расшифровке, протестующее, или, возможно, они просто спрашивали, что происходит.

Лесс тяжело опустился на кровать в полном изнеможении, потерпевший поражение и подавленный.

Это заставило Тини сорваться с места.

— О мой Бог, — простонала она, — что мы с ним сделали?

Она начала рвать на себе одежду.

— Я иду, Лесс! — кричала она, — я иду, мой дорогой! — Затем она щелкнула выключателем двухстороннего зеркала, повернула замок и с безумной скоростью вылетела из комнаты, продолжая рвать на себе белье и в спешке его разбрасывая.

Борис и Сид некоторое время сидели, глядя на темную панель.

— Так, пожалуй — это все, — сказал Б.

Сид что-то промычал и неуклюже поднялся на ноги.