Сногсшибательный мачо, или Правило первого свидания

Отвез ее домой. Договорились созвониться завтра. Не звоню. Она присылает эсэмэску. «Ну так как?» Гоню пургу, вроде «скучаю страшно, но неожиданные дела, малыш, ты понимаешь… Никак. Давай завтра».

Ночь она, естественно, не спит. Мучается: не была ли слишком холодна, может, надо было согласиться на секс, не оттолкнула ли она меня и т. п. и т. д. Готова уже на все.

Звонит сама и назначает свидание. Встречаемся в кафе. Я выгляжу грустным. На ее расспросы отвечаю, что убит ее недоверием, чувствую, что она думает обо мне как о плохом парне, считает, что я не стою ее. С жаром уверяет в обратном. С трудом удерживаюсь от смеха. Предлагает поехать ко мне. Вроде нехотя соглашаюсь. Дома первой приникает ко мне. В сексе на троечку с плюсом. Но очень старалась. После секса проявил нежность и внимание, чтобы она почувствовала себя комфортно и подумала, что ей светит долгое и замечательное общение с таким восхитительным парнем, как я. Все было по плану и предсказуемо. Что и требовалось. Думаю, что теперь…

Запись оборвалась.

Я отложила тетрадь в сторону. Что это за девчонка? Откуда она? Анжела… Восемнадцать…

От моих размышлений меня отвлек какой-то шум в комнате. Я встала и столкнулась в дверях с Антоном. От неожиданности я заорала. Но он быстро закрыл мне рот рукой.

– Тише! – шепнул он мне на ухо.

В ответ я промычала что-то невнятное. Его ладонь была теплой, мягкой и пахла мятой. Он отнял руку.

– Теперь орать не будешь?

– Как ты попал сюда?

– Через балкон. Это было нетрудно.

– Других способов не было?

– Учитывая, что во дворе тебя караулят двое отморозков, – нет. Я их сразу узнал: это те, которые на тебя напали…

– На темно-синей «Ауди»?

– Да.

– Эта машина следовала за мной днем как хвост. Без пауз и передышек.

Антон повертел головой.

– Кажется, дело принимает скверный оборот. Ты не находишь? Что ты такое натворила? Я думал, это просто грабители…

– Расскажу потом. Не сейчас, – меня бьет мелкая дрожь. То ли от страха, то ли от волнения.

Я двинулась было на кухню, но Антон перехватил меня за руку.

– Там нас будет видно.

Я пожала плечами.

– Хорошо. Мы можем сидеть в комнате. Не зажигая света, в полной темноте. Тебя это устроит? Кстати, чем ты околдовал собаку? Она даже не тявкнула..

– Заветное слово. Со мной даже собаки шелковые.

– От скромности не умрешь.

Он прижал меня к себе, и мое сердце глухо застучало о ребра. Он говорил так тихо, что я едва разбирала слова.

– Сейчас мы спускаемся через балкон, cадимся в мою машину и уезжаем. Понятно? Ты все поняла? – Его теплое дыхание щекочет мне ухо.

Я киваю.

– Да. – Это хриплое, нелепое, молниеносное «да». Как будто бы у меня были другие варианты!

– Переоденься! – отрывисто командует он.

Я беру из гардероба вещи и иду в ванную. Переодеваюсь в джинсы, легкую водолазку и ветровку.

– Готова.

Он берет меня за руку и подводит к балкону.

– Чуть не забыл. Погаси в кухне свет. Пусть думают, что ты легла спать.

Погасив свет, я возвращаюсь в комнату.

Антон толкает балконную дверь, и мы оказываемся на маленьком балконе, где сам черт сломит ногу. Там стоят пустые картонные коробки и деревянные ящики с банками солений-варений от матушки. А также треснувшие цветочные горшки, которые у меня рука не поднимается выкинуть. Поэтому я всегда называю себя маленькой барахольщицей. Антон перекидывает ногу через перила.

– Прыгай и приземляйся на пятую точку. Понятно?

– Попробую.

Он прыгает первым и машет мне рукой.

Я смотрю вниз. Расстояние до земли плевое. Но я всегда панически боялась высоты, и у меня начинает кружиться голова. Но я знала: чем дольше я буду так стоять, тем глубже будет проникать в меня страх. Все в жизни надо делать быстро, не особо раздумывая, касается ли это личных дел или каких-то еще. Я собираюсь с духом, cажусь на перила и прыгаю вниз. Приземляюсь я по закону подлости на больной бок и глухо вскрикиваю.

– Задела бок? – догадался Антон.

– Случайно.

– Не очень больно?

– Терпимо.

Он берет меня за руку.

– Бежим!

Мы быстро бежим к тому месту, где стоит машина Антона. Он ныряет в нее и открывает мне дверцу.

– Садись.

Вставляет ключ в зажигание, и мы отъезжаем.

Едем мы в полном молчании. Странное дело, оно меня даже не тяготит. Мне не хочется говорить, чтобы не нарушить то хрупкое согласие, которое установилось между нами. Мы – два сообщника, связанные темнотой, преследованиями, недомолвками и неясным будущим. Мне достаточно того, что даже сквозь шум машины я различаю дыхание Антона.

Я вообще человек, привыкший ко всему и не ждущий от жизни слишком многого. Наверное, у меня нет здоровых амбиций и честолюбия. Мне кажется, что все дело в мифическом отце. Точнее, его отсутствии – том белом пятне, которое давно и прочно поселилось у меня в мозгу. Иногда я думаю: был бы отец – все было бы по-другому. Бог знает, от каких пустяков, случающихся в детстве, жизнь дает крен и все идет наперекосяк. Из-за того, что тебя когда-то назвали толстой; мальчишка, в которого ты была влюблена, поцеловался на твоих глазах с лучшей подругой; мама слишком рано вышла замуж после развода или при тебе кинули камнем в любимую кошку. У меня была своя точка невозврата – тот момент, когда я поняла, что никогда не увижу отца. Маленькой я часто фантазировала: как он придет к нам, и я брошусь к нему и повисну на шее. Но когда мать безжалостно оборвала все мои мечты и сказала, что он никогда не вернется к нам, я запретила себе мечтать. Потому что это было очень больно – мечтать впустую. Всегда должна быть маленькая надежда, что твоя мечта рано или поздно сбудется. Иначе жизнь будет смахивать на тюремную камеру или игры с садистом.

Навстречу нам попадаются редкие одиночные машины. Фары на короткое мгновение слепят нас, а потом все снова погружается в темноту.

Я не боюсь темноты, тишины и одиночества, то есть тех вещей, которых боятся очень многие женщины. Мне очень повезло. Или наоборот. Смотря с какой стороны посмотреть. Я давно обратила внимание, что пугливые женщины очень быстро обзаводятся спутниками жизни. Они стремятся как можно быстрее делегировать кому-то свои страхи, чувство незащищенности, желание опоры. И им это удается.

Я всегда была слишком самостоятельной и независимой. И в этом была моя проблема. С той самой поры, когда я стала жить одна в семнадцать лет в бабушкиной квартире, несмотря на возражения матери. Сначала было непривычно просыпаться одной и ложиться cпать – тоже одной. Но потом я привыкла. И другая жизнь была бы мне чуждой и странной. Парни обычно долго не задерживались в моей квартире и постели. Мне кажется, это от того, что я никогда не давала им никаких поблажек. С мужчинами всегда нужна играть, ни на секунду не выходя из образа или роли. Играть то, что нужно им. Покорность, смирение, легкую капризность, доступность, готовность поступиться своими привычками и многим другим. Женщины, готовые играть, – выигрывают. Это не каламбур, а жестокая правда жизни. Меня же хватало обычно ненадолго. С каждым новым парнем я искренне хотела завязать длительные прочные отношения и поэтому подыгрывала ему. Но очень быстро мне все это надоедало, и я снова становилась самой собой – самодостаточным существом, способным обходиться без многого.

Но сейчас я чувствую, что мои жизненные установки пошатнулись. Я не играю. И вместе с тем я чувствую полное слияние с сидящим рядом человеком. Как будто его дыхание отзывается во мне. Как и глухие удары сердца. Может быть, это та неизбежность, которая вела меня по жизни с некоторых пор. Когда-то прочитала утверждение, которое запало мне в голову. Мы можем контролировать мелочи; в эпохальном плане наша судьба уже задана и определена, и мы не можем изменить ее или повернуть вспять. Мы можем только покорно следовать ей, без упреков и сопротивления.