Сновидец

Во время одной из таких утомительных ночных прогулок, мальчик решил ненадолго прилечь на сеновале, что стоял в стороне от дома. Подойдя к нему, он неожиданно для себя почувствовал, что его видения становятся менее яркими по мере того, как он удаляется от дома. Чтобы удостовериться в своём чудесном открытии, мальчик ускорил шаг, а затем и вовсе побежал прочь от деревни, прямо на пустынный берег Дуная, к своему излюбленному месту у обрыва. Там, он с несказанным облегчением осознал, что странные видения почти полностью покинули его. От счастья Нандор немедленно забрался под ближайший куст и мгновенно уснул, да так крепко, что не слышал и не видел ничего вокруг. Он проспал почти сутки, а когда, счастливый, отдохнувший и жутко голодный, вернулся домой, там царил страшный переполох. Накануне кто-то из соседей видел, как Нандор в сумерках побежал к реке, и не вернулся обратно. В деревне и так уже ходили нехорошие слухи о его странном поведении, а потому, когда на утро его спохватились, на ноги была поднята вся деревня. Его искали по всему берегу, и рыбаки проверяли свои сети, но никто не догадался заглянуть под куст над обрывом, где мирно сопел Нандор. Мальчику тогда здорово досталось от отца, но, несмотря на это, на следующую ночь он вновь сбежал из дому, едва почувствовав, что видения снова начали окружать его. На этот раз он решительно направился в лес и провёл ночь под большим дубом, соорудив себе отличную постель из сухой травы и накрывшись вместо одеяла прихваченным из дома рваным мешком. Он вернулся в дом на заре, чтобы его отсутствие не заметили, но встревоженная мать уже ждала его на пороге, и ему пришлось всё ей рассказать. Поохав и поплакав, она согласилась, что раз странный недуг так досаждает её ребёнку дома, но не тревожит снаружи, то так тому и быть.

– Только тебе не стоит спать в лесу, точно дикому зверю – сказала она, обнимая сына. – У тебя должна быть хоть какая-то крыша над головой. Вот как мы поступим. На краю пшеничного поля есть старый сарай, который мы больше не используем. Будет лучше, если ты станешь ночевать в нём. Я отнесу туда сухой соломы, а отец подлатает крышу. Я уверена, что ты скоро поправишься и вернёшься в дом, и мы опять заживём по-старому, как и полагается.

Нандор с радостью принял это предложение. Он готов был жить где угодно, только бы докучавшие ему видения хоть ненадолго оставили его в покое.

В течение следующих дней родные устроили Нандору маленькую спальню в старом сарае, в котором даже не было окна, а дверь нужно было подпирать камнем, чтобы она не упала, но мальчик был счастлив.

«Теперь у меня есть свой домик… – с улыбкой думал он. – Ничего, что он небольшой… Мне и Угольку вполне хватает тут места, если сильно не вытягивать ноги… Зато у меня есть своя собственная спальня… Ни у кого в деревне нет собственной спальни, а у меня есть… Я живу как принц… Да…»

Отныне, после простого и сытного крестьянского ужина, Нандор желал всем спокойной ночи и шёл в свой «Замок», как его прозвали местные ребята, чтобы провести ночь там. Весть о том, что младший сын Элика, пахаря, спит отдельно ото всех, быстро облетела округу. Товарищи стали потешаться нам Нандором, а некоторые даже бросали камни в его домик. Мальчик мужественно сносил все насмешки, а Уголёк, которому не нравилось, когда его сон тревожат, как-то раз не удержался, выскочил из «замка» и разорвал штаны двум метателям камней. С тех пор их больше никто не тревожил, и они мирно спали, прижавшись друг к другу.

«Всё же мне интересно, – размышлял Нандор, лежа в своей «спальне». – Почему чудовище просто не съело меня тогда?.. Может, оно ошиблось и приняло меня за кого-то ещё?.. А может, это было не моё чудовище, а чужое?.. Но тогда где же моё?.. Неужели оно забыло про меня?.. Странно…»

Время шло, но загадочная болезнь не оставляла мальчика. Много раз он думал, что выздоровел, и пытался спать дома, но всё было тщетно. Лишь только звёзды зажигались на ночном небе и все засыпали, видения окутывали Нандора, словно гигантские сети, и он вынужден был покидать родной кров и брести в свой сарайчик, который стал для него настолько мал, что ему пришлось сделать маленькую пристройку, чтобы можно было вытянуть во сне ноги. Постаревший Уголёк теперь мало бегал и всё больше спал, свернувшись на соломе. Только в тёплые, погожие дни он сопровождал мальчика на прогулку, но если дул ветер и небо заволакивало тучами, то он даже носу не показывал наружу, предпочитая весь день дремать на своей подстилке.

– Ничего, Уголёк, – говорил Нандор, поглаживая своего верного друга. – Ничего… Я тебя не брошу, как ты не бросил меня… У тебя всегда будет крыша над головой и вдоволь косточек… Спи, приятель, спи… Всё будет хорошо…

Самому Нандору жить становилось всё трудней. В деревне его избегали и даже родные братья и сёстры смотрели на него косо. Отец и вовсе считал, что Нандор всё выдумывает и его нужно отправить в армию, где от всех его хворей очень скоро не останется и следа. Только мать, да маленькая соседская девочка Тека не сторонились Нандора, и всегда были приветливы и милы. Тека часто навещала его и, сев на камень рядом с его «замком», просила рассказать ей, что он видит. Поначалу Нандор смущался, думая, что девочка хочет просто подшутить над ним, но у неё и в мыслях не было смеяться над мальчиком. Ей очень нравились его истории о чудовище, о странных животных и о летающих людях, которых она, как и Нандор, иногда видела в своих снах.

– Как странно, – говорила она. – Я никому до этого не рассказывала про летающих людей, а ты всё про них знаешь. Отчего так?

– Я не знаю, – смущённо отвечал Нандор. – Наверное, это из-за того, что меня заколдовал старик со Старого моста. Никто не верит, что я его видел, но это правда. Он наверняка какой-нибудь злой странствующий волшебник, который насылает порчу на детей и коров.

– Я тебе верю, – говорила Тека и её щёки краснели. – А расскажи ещё раз, пожалуйста, о твоём чудовище, что живёт в Рыбачьем омуте и любит смотреть на луну… Это так чудесно, иметь своё собственное чудовище… Это даже, наверное, лучше чем новое платье…

Как-то раз, весной, когда облака по привычке отдыхали на воде, вернувшийся вечером с обрыва Нандор нашёл Уголька совершенно больным. Накануне тот ничего не ел, а теперь даже не мог встать на ноги, чтобы поприветствовать своего хозяина, а только слабо помахал хвостом. Нандор просидел с ним всю ночь, гладя по голове и давая ему воду. Уголёк тяжело дышал и с благодарностью лизал руки мальчику, а под утро его маленький друг в последний раз лизнул ему руку, тяжело вздохнул и уснул, чтобы никогда уже больше не проснуться. Прибежавшая навестить мальчика Тека горько расплакалась узнав о смерти Уголька. Нандор вырыл для Уголька могилу недалеко от обрыва, а Тека положила на холмик большой венок из луговых трав.

– Прощай, Уголёк, – сказал Нандор, с трудом сдерживая слёзы. – Ты был мне верным другом. Я никогда тебя не забуду.

– Прощай, Уголёчек, – рыдала Тека. – Ты был таким хорошим! Я буду навешать тебя, часто-часто!

В тот вечер они долго просидели на берегу вместе, а ещё через неделю Нандор по секрету рассказал девочке, что вскоре покидает родную деревню.

– Но почему? – воскликнула девочка.

– Мне уже 16, – ответил Нандор. – В этом возрасте мой дед уже два года как служил юнгой на шхуне и успел пересечь экватор. А что ждёт меня здесь? Все сторонятся меня, точно я чумной. Я не хочу вечно спать в сарае и слышать насмешки. Я хочу увидеть мир.

– Но я не сторонюсь тебя… – прошептала девочка, едва дыша от волнения. – Я не никогда не смеюсь над тобой… Я… Я…

– Я благодарен очень тебе, Тека, – не дал ей закончить нетерпеливый Нандор. – Поверь, я всегда буду помнить твою доброту. Ты и моя мама, вы единственные люди, которыми я дорожу здесь, но я уже вырос. Мне пора уходить.

– Но куда же ты отправишься? – спросила девочка, стараясь спрятать слёзы. – Твой дом здесь. Разве ты не будешь скучать по весеннему Дунаю, по полям пшеницы, по старой мельнице у Персикового ручья? Кто тебе поможет, если ты вдруг заболеешь? Кто поддержит тебя? Кто будет рядом в трудную минуту? Кто, скажи?..

Нандор высокомерно улыбнулся.

– Ты просто маленькая девочка, которая не понимает, что творится на душе у мужчин, – ответил он, и ему самому вдруг стало неловко от своего тона. – Понимаешь, Тека… Меня словно зовёт за собой ветер… Я точно дикий гусь, который должен лететь за своей стаей… Пусть мой путь будет не близок и опасен, но я должен, понимаешь, должен идти… Должен…

– Может, я и маленькая девочка, – топнула ногой Тека, – но я тоже кое-что чувствую! А ты… Ты… Ты можешь идти куда хочешь! Я не буду скучать!

С этими словами Тека расплакалась, вскочила на ноги и убежала, и прежде чем растерянный юноша смог её остановить, исчезла в лесу.

«Странно, – думал Нандор той ночью, ворочаясь в своём хлипком сарайчике. – Почему она так разволновалась? Можно подумать, что это ей, а не мне нужно покидать родной дом… Вечно с этими девчонками какие-то проблемы… Что они могут знать о том, что творится у меня в душе… Никто не может этого знать… Никто…»

Но Нандор ошибался. Его мать чувствовала, что её сын вдруг изменился, и на заре, когда он собирался тайком покинуть деревню, она встретила его на краю поля.