Снутти и Уснутти

Энка думает.

– А вы заметили, здесь в городе ни одной книги нет? Ни одной газеты?

– Тебе читать нечего? – Круитни сочувственно смотрит на Энку, – вон, я книжек набрала…

– Ага, нам, значит, вкусностей набрать не дала, а себе книжек нахапала, – фыркает Макс.

– Да ну тебя…

– Да нет, я не про то… – Энка хмурится, осторожно потирает шрам, – никаких записей нет… что за город, откуда, зачем…

Энка думает. Теперь Энке никто не говорит, во сколько вставать, во сколько что делать, вот Энка и думает. Оказывается, если не делать ничего, мысли появляются. И страшно даже, как это так, никогда мыслей не было, а тут на тебе, мысли. Энка даже думает, может, опасное это что-то, когда мысли, только спросить не у кого.

– Может… убрал кто-то нарочно записи? – спрашивает Круитни.

– По всему городу ходил и убирал? Да? Лично для нас, чтобы мы не видели? – фыркает Макс.

– Ну… может, их много было. Которые убирали.

– А не много чести нам троим будет? Если бы мы мешали кому, хлопнули бы нас как мух, и дело с концом.

Круитни бледнеет.

– Кому… мешали?

Все трое умолкают, оглядываются, Энка пересаживается, чтобы не сидеть спиной к окну, Круитни хочет закрыть дверь, Макс одергивает её, не закрывай, так вот подкрадется кто к двери, да откуда я знаю, кто, мало ли…

Убирают со стола, Круитни перебирает еду в холодильнике, натыкается на кусок заплесневелого хлеба, тьфу, черт, хороша хозяюшка, ничего не скажешь. Круитни бросает хлеб в мусорку, вот так всегда, то мало возьмут еды, то слишком много…

– Ты чего, а?

Это Макс. Оторопело смотрит на Круитни, не может ничего понять.

– А что?

– А то… рехнулась, хлеб выбрасывать?

– Да с плесенью он, что ты хочешь, с плесенью…

– И что, что с плесенью, ой, какие мы нежные, плесень нам не нравится!

– Ты хоть понимаешь, что это отрава голимая? – Круитни не отступает, не пускает Макса к мусорке, – еще не хватало плесенью травануться…

– Она права, – Энка встает между ними, – нельзя плесень есть… оставь, у нас еды много… очень много…

Макс отступает, бормочет что-то, да вы крыс не ловили, не ели, да вы по три дня без еды не сидели, зажрались…

Ночь.

– И все-таки не понимаю… почему вы ушли?

Это Энка спрашивает. Недоверчиво смотрит на еду, которую приготовила Круитни, Энка раньше ничего подобного и не видел.

– Да как вы не понимаете… они и раньше-то были как бешеные…

– Кто?

– Да все… если у тебя офайна последнего нет, ты вообще не человек…

– Это что?

– Долго объяснять… неважно… ну вот… меня на работу из-за этого не взяли…

– Так приобрели бы этот свой… как его…

– Да что приобрела, это сколько денег уйдет… на эти деньги сколько книг купить можно…

Энка узнает знакомое слово.

– Книг?

– Ну да.

– Это… чтобы читать.

– Это чтобы думать.

Энка вздрагивает при слове думать. Энка боится думать, Энке раньше думать не доводилось, раньше это делал ЦП.

– Ну и вот… а потом они вообще убивать начали тех, у кого не по последней моде…

– Убивать?

– Ну да. Я девчонку одну знала… у неё то ли дап-эя последнего не было, то ли еще чего… А потом её мертвую нашли, сказали, самоубийство… только там самоубийством и не пахло.

– Откуда вы знаете?

– Ну… знаю.

– Откуда?

– Ну… просто знаю. Потом это началось…

– Что это, вы говорите яснее.

– Ну что, что… потом машины прошлогодней модели на трассах сбивать стали… нарочно. А полиция руками разведет, типа, несчастный случай, все такое. Потом это… знаете, как бывает, вот так идешь по улице, и сбить могут, только потому, что пальто на тебе из прошлогодней модели.

Энка не понимает.

– Я иду по улице?

– Да не вы… я.

Энка задумывается.

– И вас сбили?

– Не сбили. Но могли сбить.

– Тогда почему вы об этом говорите?

– Ну… ну… вы понимаете… как это важно… когда вот так могут сбить… или убить… И уже знали все, последнею модель не купишь, с проломленной головой лежать будешь…

Энка не понимает. Совсем ничего. Это думать надо, а думает обычно ЦП, а ЦП здесь нет, и кто теперь думать будет вместо ЦП…

– А у нас, представляете, за месяц все книжные закрыли…

Энка кивает.

– ЦП приказал?

– Да нет у нас никакого ЦП. Видите ли, не читает никто… а я – это никто, да?

Энка не понимает.

– Вы кто.

– Спасибо… Вот и кто… нам, можно подумать, читать не надо.

– Читать… это…

– Это чтобы думать.

Энка вздрагивает при слове думать. Спрашивает:

– А здесь как очутились?

– Да вечером домой шла, придурки какие-то наехали, джинсы, видите ли, не того фасона…

– Наехали?

– Ну… напали… я от них бежать кинулась, там тупик… и здесь очутилась…

Ночь.

Такая ночь, когда засидишься с кем-нибудь допоздна, а потом оглянешься, спохватишься, а что, а уже ночь, а почему, а как…

Вот такая ночь.

У Круитни и у Энки таких ночей еще не было никогда, Круитни по гостям не ходит, а у Энки в полночь отбой.

Устраиваются на ночлег, Круитни уже не боится, а поначалу боязно было, когда ни с того ни с сего в пустом городе человека увидела… Ничего, нормальный человек оказался, странный только, ну так как Круитни хотела, из чужого мира человек, еще бы не странный…

– Вы что?

Круитни смотрит куда-то в темноту ночи.

– Там… там кто-то есть.

– Да где же?

– Там… в соседнем доме.

Энка хочет возразить, ну и что тут такого, тут же спохватывается, как, что такого, откуда здесь вообще люди, откуда…

– А пойдем туда?

– З-зачем?

– Ну… посмотреть… что там…

Энка не понимает, зачем идти, смотреть, что там. Энка ждет, что скажет ЦП. А да, ЦП ничего не скажет, ЦП здесь нет, и как теперь без ЦП, кто думать должен, если ЦП нет. Может, и правда вот эта девчонка думать должна, хотя она сама ничего не знает…

Конец ознакомительного фрагмента.