Сны чужие

"Ты не можешь нам угрожать".

–  Ошибаешься. Могу. Ваши собратья-враги сделали из нас меч. Даже использованный для защиты, меч не перестаёт быть оружием. Ситуация такова, что прямым ударом через Промежуточный Слой нас больше не достать, а если хоть один из Контролирующих приблизится к Виар-Та-Мирра или Земле на расстояние поражения, мы без колебаний ударим первыми. И вы никогда не угадаете куда именно мы ударим, ни одна из ваших баз не будет в меньшей опасности, чем другие. Для меня будущее больше не тайна. Любой ваш ход я предвижу раньше, чем вы его сделаете. И упрежу. Не совершайте ошибку, оставьте нам наше право жить так, как хотим мы сами.

"Туча" молчала. Долго, очень долго.

"Ты лжёшь".

–  Не лгу, - уверенно ответил он.
– Ты ведь должен знать кто я .

"Всего лишь результат неудачного эксперимента".

–  Нет, - он улыбнулся, - не неудачного. Я - эрхад, защитник этих миров. Не вынуждайте меня стать мстителем.

Он ждал ответа. Но больше не услышал ни слова. "Туча" вдруг начала быстро бледнеть и опадать. Несколько секунд - и она полностью растворилась в зыбком пространстве Тропы.

–  За покерный стол я с тобой играть не сяду.

Харт снова попытался встать на ноги, но не сумел - ноги отказывались его держать.

–  Вот же чертовщина, - в голосе Серого прозвучала горькая ирония.
– По всему выходит, что вся моя заслуга в этом деле - то, что я чуть не прикончил спасителя мира. Мне за это медали не полагается, а? Признаться, хватило бы простого возвращения туда, где окружающее перестанет, наконец, двоиться перед глазами… Имею я право сдохнуть не здесь, а дома? Что скажешь, парень?

"Это истерика, - отстраненно думал он, глядя на пытающегося шутить Харта.
– Обычный "откат", адреналиновое похмелье. Но Серый прав, пора вытащить отсюда всех, кого ещё вытащить можно. Ведь всё закончилось… Всё закончилось … Пусть даже - только на сегодня, пусть тот чужак так и не дал окончательного ответа… Это ведь, в сущности, и так уже можно расценивать как ответ".

Сила переполняла его, давая ощущение необычайной уверенности в себе. Сейчас казалось - он может почти всё. Что будет, когда сила уйдет? Впрочем, теперь она уже не уйдет полностью, оставшись лишь малой лужицей на самом дне пересохшего колодца. Он точно знал: теперь этот колодец будет полон достаточно, чтобы можно было научиться черпать из него по собственной воле, не прилагая для этого запредельных усилий.

Как бы ни сложилась дальше его жизнь, она больше не виделась ему осколками двух прежних. Ночных кошмаров отныне не будет, время чужих снов закончилось. Его жизнь, впервые став по-настоящему цельной, обретала новый смысл. Две души более не теснились в клетке одного тела. Они все-таки соединились. Соединились, не утратив друг друга. И стали истинным эрхадом.

Дважды живущим.

Дважды умершим.

Одним .

Эпилог. Полудрёма

Боль - сердцу, душе - непокой и сомненья…

Мне давят в затылок извивы дороги.

Один жаждет злата, иной - очищенья,

А верный итог - это стёртые ноги.

Мозоли не в тягость, коль груз за плечами - мы сами…

Томление - духу… А телу - перину…

Извольте, я не был ни в чём Идеалом,

И всё ж не колол беззащитную спину

Отравленным злобой и ядом кинжалом.

Иная вина остаётся, не скрою, за мною…

Последний экстаз - для уставшего тела…

Шагнул за черту и не остановился,

Но там до меня никому нету дела,

Поскольку я здесь никому не молился.

И я не остался, и не обернулся… вернулся…

Агония - плоти… Забвение - песне…

Не прячьте глаза, я ведь не был уродом!

Пускай и считал, что всего интересней

Недобрые сказки с фатальным исходом.

Пусть я их читал, даже где-то любил, но ими не жил…

Забвение - песне, а лезвию - глотку…

О павших рыдать я давно отучился,

Судьба надо мной занесла свою плётку,

Но мне наплевать - даже с шага не сбился.

Я просто не верил в неё никогда… такая беда…

Кровь - стылой земле, а мечу дайте ножны!

Не плачьте, от слёз мало, в сущности, толку,

Но твердой рукою, случается, можно

Схватить неудачу за дерзкую холку.

Покрепче её ухватить, повернуть… и шею свернуть!

Сталь ржавчина скроет, а время - могилу…

Курганы сравняет с травой луговою,

Живьём похоронит и память, и силу,

Со скукой внимая прощальному вою.

Ещё не старик, но уже не юнец… ужели конец?!

Монет - землекопу, а мне… дайте вечность…

Делам моим мало отпущено срока.

Встаёт на колени моя человечность,

И скалится зверем в предчувствии рока…

Нет, старая, врёшь! Я покамест не твой!… Живой…

Тимбар умолк, фальшиво взвизгнув на последнем аккорде, когда рука играющего вдруг прижала струны, резко обрывая музыку. Воцарилась тишина, в которой медленно растворялся призрак отзвучавшей мелодии.

–  Неплохо, - похвалил Тарвелг, дождавшись пока призрак окончательно не развоплотится.
– Жаль, я ни слова не понимаю по-русски. Ты решил податься в лантары?

–  Это не моя песня, - ответил ему Эки-Ра, откладывая тимбар в сторону - на постель. Кроме постели, собственно, в единственной комнате маленького домика были только каменная печь и светильник в бронзовом поставце. Больше походило на камеру-одиночку, чем на жилище.

–  Её написал один мой… друг.

Он замолчал. А что тут ещё добавишь? Вряд ли травнику будет интересно слушать про неведомого друга, сочиняющего песни, как и ему, в сущности, неинтересно о нём рассказывать. Зачем Тарвелг вообще пришел? Просто языком почесать? Не похоже.

–  Почему все-таки "Эки-Ра"?
– поинтересовался эрхад явно для того, чтобы хоть что-то спросить.

–  Почему бы и нет? Я ведь и правда Эки-Ра. Конечно, в той же мере, что и Олег, но жить-то теперь мне здесь, а Виар-Та-Мирра - родина Эки.

–  Что ж, своя логика в этом есть… да…

Кьер-Ард и Линн-Ко ушли накануне. Нолк-лан отправился в родовой эскальт, а бывший старшина спир-хэдов… просто ушёл.

"Мне уже поздно менять взгляды на жизнь, мальчик. Ты смирился со смертью отца, ты дал слово дяде, а я - нет. И мои ребята - тоже."