Сны Николая Закусина

– Механиком… – Николай хотел ответить громко, но голос почему-то сорвался, будто от всхлипа, – я бы был автомехаником…

Начальник цеха Закусин сидел, закрыв лицо руками. Перо Степана перестало скрипеть по бумаге и Петрович вздохнул.

– М-да... Получается, ты Новый год отмечать будешь. А он в тюрьме ноги протянет.

Николай отнял ладони от отца и таким зверем посмотрел на майора, что тот отвёл глаза и закурил. Какое-то время сидели молча. Прихлёбывали чай. Даже Анатолий не уходил и просто тихо складывал записи в сумку-планшет.

– Ладно, – сказал вдруг Петрович, раздавив сигарету впепельнице. – Ладно. Ты думаешь, мы тут сопли жуём да сказки слушаем. А инженера я к тебе приводил, помнишь? Теперь наши танки ничем не пробьёшь! Я сам видел, ездил на испытания. И таких, как ты – не один, не два. Я нашёл несколько. Их в психлечебницы отправили, я их оттуда выписал. Тоже рассказывают всё: имена, фамилии, явки-пароли. Знаешь, как их война называется? Вторая мировая!

– И что ты сделаешь с этими именами? Ты же здесь, в Тагиле?

– Я-то здесь, – усмехнулся Петрович, – но руки у нас длинные. И в Вайдене свои люди есть, и в Баварии. Так что я тебе художника приведу, поможешь ему Лютца этого нарисовать и Мохра. Всех, кого вспомнишь. Поглядим за ними, посмотрим. Мы ж теперь не Народный Комиссариат, а цельное Министерство Госбезопасности.

***

Новый год отмечали на заводской «Ёлке» в Клубе Металлургов. Его только отстроили: новенькое здание с круглой башенкой и красным флагом было видно со всего района. Мороз в декабре трещал так, что у крыльца курящие не задерживались, делали пару затяжек и забегaли в вестибюль, выпуская туда синий табачный дым.

В зале за столами сидели счастливые советские люди. Они улыбались и хлопали директору, когда тот задвигал речь про перевыполнение плана и поздравил с наступающим новым сорок четвёртым годом. Металлурги передавали друг другу тарелки с салатами и поднимали бокалы с шампанским. Они смеялись. Николай натянул на лицо вежливую улыбку, чтобы не донимали расспросами, но всё равно чувствовал себя среди них чужим. Он проиграл на той войне, он был в плену, он умирал. И все пирожные и заливное на вкус отдавали мутной концлагерной баландой и плесенью.

Среди счастливых улыбчивых лиц Николай вдруг заметил одно серьёзное. Даже грустное. Женщина с короткой стрижкой тёмных волос сидела напротив его по диагонали. Вместо праздничного платья на ней была тёплая синяя водолазка. Николай не мог припомнить, чтобы видел её раньше. А ведь рассаживались за столами по порядку: здесь сидел весь его Автотранспортный цех.

Он заметил, что дама в синем ела очень быстро, будто боялась, что еда вдруг исчезнет. Видно было, что она даже не налегает на сладкое, а жуёт то, чем наешься. Он склонился к учётчице Липе Павловой, которая сидела рядом и кивнул на незнакомку:

– А кто это рядом с Лёшей Кадочниковым? Из какого цеха? Наша, что ли?

Та прожевала холодец, тряся тяжёлыми золотыми серьгами, и пояснила:

– Да это наша крановщица новенькая. Зимина. Вам разве ещё приказ не давали? – она поморщилась, глядя на крановщицу. – Мечет-то как! Как с голодного края... Вот, колхозница. Хоть бы нарядилась, праздник ведь!..

– Да она неделю назад приехала. Неместная, – сказала слева Люба Сайченко. – Не успела, поди, сшить-то. Я слышала, сирота она.

С трудом Николай дождался, когда закончится банкет и оркестр грянет музыку. По нарядному залу, украшенному еловыми ветками с разноцветными шарами и сосульками, закружились в вальсе хохочущие пары. Со всех сторон бухали хлопушки и Николай непроизвольно вздрагивал от этих звуков, которые до боли напоминали выстрелы эсэсовцев на карьере Катценхольц. Вокруг сыпались пёстрые конфетти и бумажные пружинки серпантина, от них адски рябило в глазах.

Он вырвался из душного зала, тяжело дыша и распахивая на груди тёплый серый пиджак. Вышел в вестибюль, отделанный мрамором, прислонился щекой к холодной колонне. Сквозь плотно закрытые двери долетали обрывки музыки, и Николай вдруг краем глаза заметил фигурку, сгорбившуюся на скамейке. Зимина сидела у стеночки в своей синей водолазке и чёрных брюках, низко опустив голову. Видно было, что она тоже чувствует себя здесь не в своей тарелке, но уйти не решается: невежливо.

Николай подошёл к ней, стряхнул с плеча пиджака конфетти, сел рядом и протянул руку:

– Добрый вечер. Нас, кажется, ещё не познакомили? А вы у меня в цехе работаете?

– Здравствуйте, Николай Иваныч, – она крепко пожала руку и улыбнулась, как он, одними губами. – Я крановщицей у вас буду работать. Зимина Ольга.

– Ольга... – негромко повторил он. И задумчиво добавил. – А вы чего не в зале?

– А вы? – в тон ему спросила она.

Они помолчали, слушая, как оркестр заиграл «Танго над городом».

– Вас если на работе обижают, – сказал Николай, – вы обращайтесь сразу ко мне. Решим вопрос.

Ольга усмехнулась:

– А мне вот ещё в отделе кадров сказали вас не обижать. Даже близко не подходить. Сказали: «он такой у нас один. Герой».

Николай смущённо вздохнул. Сокрушённо покачал головой: «кругом одни ангелы-хранители». Отчеканил:

– Даю устный приказ на разрешение подходить близко! – помолчал и спросил: – А вы ведь не местная? Я вас раньше в городе не видел.

– Из Ижевска, – Ольга поёжилась, – тут у вас на Урале намного холоднее…

Николай снял пиджак и набросил ей на плечи. Ольга замерла, уставившись на него. Тихо сказала:

– Спасибо… – немного погодя, добавила: – у вас костюм хороший. К цвету глаз очень подходит.

«Танго» в зале стихло и заиграл «Белый вальс». Николай встал и протянул ей руку:

– Вы сегодня танцуете?

Ольга поднялась, не отводя от него взгляда, и они медленно закружились в серо-мраморном вестибюле. Мерцали фонарики. В зеркалах танцевали их отражения. В тот момент Николай и увидел, что Ольга улыбается не только губами – улыбка играла в её зелёных глазах. Такая красивая, как тёплое майское утро… Её рука с удивительно тонким запястьем лежала в его широкой руке, а вторая – на плече, и было приятно чувствовать её рядом. Чувствовать, что он не один.

Николай прошептал ей на ухо:

– Давай сбежим.

Ольга потупилась:

– И куда же? Сегодня мороз градусов тридцать, не меньше.

– Можно ко мне. У меня сосед съехал, – Николай вдруг подумал, что не поедет она никуда. – На машине. Я тебя и домой отвезу.

Она растерянно заморгала:

– Прямо вот так сразу? А что... что все подумают, если мы вот так уйдём? Я же только на работу устроилась, только койку дали в общежитии.

– Гадости подумают, – сказал Николай и пожал плечами. – А может, порадуются. Пусть думают, что хотят. Я всё равно уйду, – он протянул ей руку. – Ты со мной?