Сны роботов
Шрифт:
Вопросы Мультиваку можно было задавать в любое время. Существовало около миллиона терминалов типа того, который попытался раскокать Хайнс, и каждый желающий мог спрашивать о чем угодно. Мультивак всегда был готов дать ответ.
Но беседа - дело другое. Для нее требовалось время и уединение; более того - Мульти-вак должен был рассмотреть прошение о беседе и решить, действительно ли она необходима. Хотя мощности Мультивака с избытком хватало на все глобальные проблемы, он начал экономить время. Возможно, это было результатом его непрестанного самоусовершенствования. Чем больше он осознавал
Баксту оставалось надеяться лишь на добрую волю Мультивака. Чтобы заслужить расположение компьютера, Бакст вышел из состава Конгресса и даже дал показания против Хайнса. Это был, безусловно, надежный ключ к успеху.
Подав прошение и почти не сомневаясь в положительном ответе, Бакст сразу же полетел к ближайшей подстанции. Он не стал проецировать туда свое изображение. Ему хотелось быть там лично - так он чувствовал себя ближе к Мультиваку.
В помещении подстанции вполне можно было проводить конференции по мультиви-део. На секунду Баксту почудилось, что Мультивак примет на экране человеческий вид - что мозг сотворит плоть.
Ничего подобного, конечно, не произошло. Комнату наполнил еле слышный, похожий на шепот, шум беспрерывной деятельности Мультивака, постоянно сопровождавший его присутствие, - и на фоне этого шума раздался голос.
Голос был не такой, как обычно. По-прежнему чарующий, он стал вкрадчивым и тихим и звучал почти в самом ухе Бакста.
– Добрый день, Бакст. Рад тебя слышать. Твои приятели-люди осуждают тебя.
«Да, Мультивак не любит околичностей», - подумал Бакст. Вслух он сказал:
– это не важно, Мультивак. Важно то, что я понимаю: все твои решения направлены во благо людям. Тебя создали для выполнения этой задачи еще в том, примитивном варианте...
– ...а мое самоусовершенствование позволило мне выполнять ее еще эффективнее. Если ты понимаешь это, почему другие не могут понять? Я все еще занимаюсь анализом данного феномена.
– Я пришел к тебе с проблемой, - сказал Бакст.
– С какой?
– поинтересовался Мультивак.
– Я много времени провел над решением математических вопросов, связанных с изучением генов и их комбинаций. Я не могу найти ответа, а от домашнего компьютера мало проку.
Послышался странный щелчок, и Бакст невольно вздрогнул при мысли о том, что Мультивак пытается удержаться от смеха. Такое очеловечение даже Баксту было трудно принять. Голос переместился в другое ухо, и Мультивак сказал:
– В человеческой клетке тысячи разных генов. У каждого гена в среднем около пятидесяти существующих вариаций и бессчетное количество потенциальных. Если мы попытаемся составить все возможные комбинации, то простое их перечисление с самой большой скоростью, на какую я способен, займет все время существования Вселенной, и то я успею перечислить лишь бесконечно малую часть.
– Но мне не нужно полное перечисление, - сказал Бакст.
– В том-то и есть суть игры. Некоторые комбинации более вероятны, чем другие, и, надстраивая вероятность над вероятностью, мы сможем существенно сократить задачу. Как раз об этом я и хотел тебя попросить.
– Но даже такое задание потребует немало времени. Каким образом я смогу оправдать
его потерю?Бакст помедлил с ответом. Нет смысла пытаться запудрить Мультиваку мозги. Кратчайшим расстоянием между двумя точками в общении с Мультиваком всегда была прямая.
– Подходящая комбинация генов могла бы создать человека, который с радостью подчинится твоему руководству, поверит в твои старания осчастливить людей и сам захочет быть счастливым. Я не могу найти этой комбинации, но ты бы смог наверняка, а с помощью направленной генной инженерии...
– Я понимаю, что ты хочешь сказать. Это хорошая идея. Я уделю ей некоторое время.
Баксту с трудом удалось настроиться на личную волну Норин. Связь прерывалась три раза. Его это не удивило. Последние два месяца техника то и дело сбоила - недолго и по мелочам, но Бакст с мрачным удовлетворением отмечал каждый сбой.
Наконец связь наладилась. В воздухе появилось объемное голографическое изображение Норин. Оно немного померцало, но удержалось.
– Я отвечаю на твой звонок, - бесстрастно проговорил Бакст.
– Я уж думала, вовек до тебя не дозвонюсь, - сказала Норин.
– Куда ты пропал?
– Никуда я не пропал. Я в Денвере.
– Почему в Денвере?
– В моем распоряжении весь мир, Норин. Я могу поехать куда вздумается. Лицо ее слегка передернулось.
– И везде наверняка будет пусто. Мы собираемся судить тебя, Рон.
– Сейчас?
– Сейчас.
– И здесь?
– И здесь.
Воздух по сторонам от Норин замерцал - и сзади, и спереди тоже. Бакст вертел головой и считал. Их было четырнадцать - шестеро мужчин, восемь женщин. Он знал их всех. Еще недавно они были добрыми друзьями.
А вокруг простиралась девственная природа Колорадо. Погожий летний денек клонился к вечеру. Когда-то здесь был город под названием Денвер. Место и поныне сохранило это название, хотя сам город исчез с лица Земли, как и большинство других городов. Бакст насчитал около десятка роботов, занимавшихся в окрестностях своими делами.
Поддерживают экологию, надо полагать. Бакст не знал в деталях, что они делают, но Мультивак знал, и все пятьдесят миллионов роботов на Земле трудились под его надзором.
За спиной у Бакста находился один из сетевых узлов Мультивака, похожий на маленькую неприступную крепость.
– Почему сейчас?
– спросил Бакст.
– И почему здесь?
Он машинально повернулся к Элдред. Она была старше всех и авторитетнее - если понятие авторитета вообще применимо к человеку.
Томно-коричневое лицо Элдред выглядело слегка осунувшимся. Годы давали себя знать - ей стукнуло уже сто двадцать, - но голос был резок и тверд:
– Потому что теперь у нас есть последнее доказательство. Пусть Норин расскажет. Она знает тебя лучше всех.
Бакст перевел взгляд на Норин:
– В каком преступлении меня обвиняют?
– Давай не будем играть в эти игры, Рон. В мире Мультивака нет преступлений, кроме стремления к свободе, а твое преступление против человечества для Мультивака не криминал. Поэтому мы сами решим, захочет ли хоть один из ныне живущих людей общаться с тобой, слышать твой голос, помнить о твоем существовании и отвечать тебе.