Сны Сципиона
Шрифт:
К слову, Эмилия, моя супруга, пользуется исключительно серебряными зеркалами.
На Сицилию можно было попасть только морем, и в Испанию морской путь куда удобнее и короче, чем по суше, потому каждому консулу предстояло снарядить большой флот для перевозки войск. Тиберий Лонг оказался куда проворнее отца, и практически все имевшиеся в наличии корабли достались ему — он первый с двумя легионами отбыл на Сицилию, а мой отец собирал еще два месяца потребные 60 пентер [24] , чтобы загрузить на них два только что набранных легиона. Теперь я уже не могу сказать точно, почему мы так медлили, отправляясь в первый поход. Наверное, отец полагал, что Ганнибал после осады Сагунта не сможет быстро собрать армию, что война для него так же внезапна, как и для Рима, что Пуниец выступит только поздним летом… К тому же мы запаздывали независимо от наших желаний — то набор в легионы шел слишком
24
Пентера (или квинквирема) — боевой корабль с тремя рядами весел, большего размера, чем триера, число весел в одном ряду доходило до двадцати пяти. Водоизмещение корабля свыше 200 тонн, длина — 45 метров, ширина — 6. Зачастую пентеры оснащены "воронами". Их начали строить в Риме во время Первой Пунической войны.
Пока наши послы ездили в Карфаген, Сагунт был взят, разграблен, а жители перебиты. На месте прежнего города Ганнибал основал свою колонию, назвал ее Карфагеной-Спартагеной и разместил в крепости пунийский гарнизон.
Итак, Ганнибал стер нашего несчастливого союзника с лица земли, а мы оказались втянуты в войну, к которой были катастрофически не готовы. Звучит нелепой насмешкой — Рим, и не готов к войне! Но это было именно так, потому что нас ждала такая война, которой никто до той поры не видывал.
Наконец мы выступили. Двигаясь вдоль побережья, наш флот достиг Массилии, чтобы встать на якорь у восточного устья Родана [25] .
Мы совершенно не представляли, что делает Ганнибал после взятия Сагунта и как он планирует вести войну. Отец полагал — да и все люди в его штабе тоже, — что единственная дорога для его армии в Италию — это путь по морю. Посему Ганнибалу придется пробиваться с боями вниз по берегу Родана к побережью, чтобы отыскать здесь флот, который мы ему, естественно, не отдадим, раз за разом рассуждали на совещаниях в палатке полководца. Довольно скоро я усвоил один очень важный урок: глупо полагать, что ваш противник мыслит точь-в-точь так же, как и мы, и станет поступать именно так, как мы напридумывали на военном совете за него.
25
Массилия — совр. Марсель. Река Родан — совр. Рона.
Разбив лагерь, отец мой отправил в разведку конные отряды (в том числе и мой), дабы выведать, что происходит в округе и где теперь Ганнибал. Тогда мы еще не ведали, с кем нам довелось столкнуться и как опасен наш новый враг. Известия, полученные от аборигенов, оказались тревожными — говорили, что Ганнибал перевалил через Пиренеи, теперь идет через Южную Галлию и вот-вот будет готов атаковать Массилию. Все рассказывали о конных отрядах юрких нумидийцев, о толмачах африканцев, которые расспрашивали дорогу на Массилию. Добытые сведения подтверждали, что Ганнибал вот-вот объявится на побережье. Отец решил стоять на месте и встретить Пунийца на дружественных нам землях. Дела складывались для нас поразительно удачно. Слишком удачно, чтобы не заподозрить ловушку.
Итак, мы ждали…
Лето заканчивалось, наступал секстилий [26] . Помню, как я впервые столкнулся с нумидийскими всадниками. Низкорослые воины без доспехов на крошечных быстрых лошадках куда лучше подходили для разведки, чем наши конники. Издалека они показались нам смешными, маленькими, будто подростки, и совсем неопасными, пока один из них дротиком не сшиб наземь нашего всадника — тот легкомысленно решил прокатиться верхом без доспехов. Мы кинулись в погоню, но куда там — Ганнибаловы разведчики умчались, будто ветер, и мы не смогли никого из них ни настичь, ни сбить с коня. Это было тем более обидно, что наши лошади покрылись пеной, да и мы изрядно умаялись на жаре, но ничего не достигли.
26
Секстилий (шестой) — август.
Мы скакали довольно долго, преследуя варваров почти до самых стен лагеря Пунийца. Завидев частокол, мы вообразили, что отыскали наконец гнездо Ганнибала и теперь надо как можно быстрее сообщить об этом командующему. День уже клонился к вечеру, и мы повернули назад, однако не сумели добраться к своим до темноты. Пришлось устроиться на привал. Я выставил караульных, но мы с Гаем Лелием сменялись по очереди, чтобы проверять стоящих на страже. В любой момент я ожидал появления нумидийцев. Однако нас никто не атаковал. В лагерь мы прибыли только к полудню, измотанные, усталые, с весьма сомнительными сведениями. Отцу не понравились наши известия. Я помню, как он расхаживал взад и вперед по палатке, хмурил брови, а когда Диодокл принес кувшин разбавленного вина и нечаянно немного пролил, наполняя кубок, отец вдруг
влепил ему такую затрещину, что парень отлетел к самому выходу из палатки. Диодокл валялся, облитый вином, кусая губы, чтобы не стонать от боли, а отец метался по палатке — он не понимал, что происходит, что задумал Ганнибал и что ему, римскому консулу, теперь делать. По его расчетам, Ганнибал должен был давным-давно подступить к Массилии, где мы его ждали во всеоружии. Почему этого не происходит? Почему Пуниец не идет к берегу? Чего ждет? Увы, я не мог тогда подсказать ответы на все эти важные вопросы.В итоге отец решил идти навстречу Ганнибалу и дать бой.
Мы выступили на другой день рано утром. Консул торопился, но что толку — добравшись до места, мы нашли пустой, давно оставленный лагерь пунийцев. Скорее всего, он был пуст уже в тот час, когда мы издалека глазели на его частокол. Отряд разведчиков-нумидийцев оказался всего лишь обманкой Ганнибала, каковых нас ожидало в будущем еще множество. Мы двинулись дальше, опять никого не встречая, кроме поселений отнюдь недружественных нам племен. Посланные в разные стороны всадники захватили нескольких местных парней. Но пленники почти ничего не понимали по-нашему, а у нас не имелось подходящего толмача, чтобы разъяснить ответы и вопросы, так что пленные нелепо трясли головами в ответ на наши гневные возгласы. Но одно слово аборигены поняли и без перевода: Ганнибал. Заслышав это имя, пленники указали на северо-восток. Не сразу мы поверили, что именно туда и ушел Ганнибал со своим войском. Получалось, что путь его лежал вовсе не к морю, что он решил двинуться через Альпы, чтобы опередить нас и оказаться в Италии прежде, чем мы сумеем туда вернуться на кораблях. Брошенный лагерь, отряд нумидийцев заставили нас потерять драгоценные дни.
Отец приказал поворачивать и самым скорым маршем идти к побережью.
Но как мы ни торопились, часы и дни утекли безвозвратно, и не нам дано было перевернуть эту безжалостную клепсидру [27] .
Прибыв в Массилию, отец созвал военный совет. Многие были в растерянности, не ведая, что делать. Увы, хитрый Пуниец ускользнул от нас, как лис из дырявого силка. Так что мы пока вынуждены были поступать так, как он планировал и хотел. Он направлял нас к цели, и как ни пытались мы противиться, шли туда, куда он нас вел. Это был путь к поражению, и мне кажется теперь, что отец это понимал уже тогда, в Мас-силии. Вернуться морем с армией прежде Ганнибала мы уже не успевали. К тому же Рим непременно должен был нанести Карфагену поражение в Испании — без этого нам пунийцев в войне не одолеть — мы знали это уже тогда.
27
Клепсидра — водяные часы, в переносном смысле — символ времени. Отсюда выражение "когда вода останавливается", то есть время истекло.
И все же отец нашел выход, пусть и не самый лучший. Было решено, что дядя Гней двинется с набранным войском, как и планировалось, в Испанию, а отец спешно вернется в Италию без армии, только с небольшим личным отрядом на одном-единственном корабле. Отбыть мы должны были на другое утро. Это нестрашно, уверяли мы друг друга, ведь в долине Пада [28] квартируются два легиона, и нам хватит сил, чтобы покончить с армией Карфагена одним ударом. За год до этого Рим основал в недавно завоеванных и еще незамиренных землях две колонии — одну в Кремоне, другую — в Плаценции, так что у нас наличествовали силы, на которые мы могли опереться. Такое решение позволяло консулу очутиться в Италии одновременно с Ганнибалом. Или, что было бы вообще замечательно, даже чуть раньше.
28
Пад — совр. река По.
Два корабля вышли из порта на рассвете. Путь консульской пентеры лежал в Пизу, второй корабль вез посланцев в Рим и далее на Сицилию. Отец извещал Семпрония Лонга, что мы просчитались в своих планах, и звал консула на помощь на берега Пада.
Море волновалось, суля непогоду и скорые холода. По пути все спорили до хрипоты, сможет ли Ганнибал пройти через перевалы в Альпах, или потеряет в горах все испанское войско? Слоны, конница, — как протащить их по узким тропам да еще осенью? На вершинах даже летом лежит снег, а в непогоду перевалы непроходимы. Пара повозок, небольшой отряд торговцев найдут, где укрыться от снега и ветра, но карфагенской армии пристанища никто не даст, она сгинет после первой же бури.
— Его солдат перебьют варвары, сделают за нас всю работу, — уверял Гай Лелий. — Мы зря торопимся.
— Как он протащит через Альпы слонов? Нет, посуди сам… — обращался ко мне центурион Тит Карий. Отец взял его с собой назад в Италию, справедливо рассудив, что в новой армии будет не хватать командиров. — Они там сдохнут от холода. А уж про воинственных галлов и говорить нечего — варвары отрубят Ганнибалу голову, обдерут с нее мясо, череп обделают в серебро и будут пить из этого кубка в храме священное вино.