Сны убийцы

Стол освещали свечи в массивных серебряных подсвечниках, бассейн – разноцветные, вделанные в мрамор фонари. Остальную часть зала окутывал полумрак, прореживаемый слабыми огоньками декоративных светильников. В углах лежали груды мягких, отлично выделанных звериных шкур (побарахтаться с девочками, как появится желание). Надо отдать должное, господин Баскаков обладал недурным вкусом, чурался приевшихся трафаретов и умел при помощи специально нанятых художников-оформителей создавать для каждого кутежа неповторимый экзотический интерьер, чем неизменно вызывал завистливое уважение у всех без исключения приглашенных. «Мастер пустить пыль в глаза, – думали они. – Есть чему поучиться!» Первым делом Игорь Семенович торжественно представил гостям своего «старого верного друга Петю», хотя большой необходимости в этом не было. Все присутствующие когда-нибудь да встречались на бесчисленных модных в наше время презентациях, а банкира Горчичкина Аникин знал довольно неплохо. Приходилось общаться по работе. Тем не менее гости вежливо раскланялись и поручкались. Этикет есть этикет. Если уж вырядился аристократом – будь любезен притворяться им до конца!

Соблюдя формальности, нувориши уселись за стол и принялись смаковать плоды трудов баскаковских поваров, жадно поглощать высококачественную выпивку, в перерывах между глотками осыпая Игоря Семеновича заслуженными комплиментами. Один лишь Аникин не разделял общего веселья. Сумрачно глядя в никуда, он вяло ковырял вилкой в тарелке и механически осушал бокал с вином, тут же услужливо наполняемый пышногрудой длинноногой девицей, которую Петр Александрович вообще не замечал. Перед глазами у него неотступно маячило лицо другой девушки из далекого прошлого, а в ушах звучал испуганный голос: «Господи, Боже!.. Петя, ты?! Петя, да как же...»

Искоса поглядывая на Аникина, Баскаков недовольно морщился, думая при этом: «Свихнулся мудила на старости лет! Точно свихнулся! Нужно подгребать „Меркурий“ целиком под себя. Мало ли чего псих выкинет?! К примеру, возьмет да раздаст все деньги нищим?! С него, пожалуй, станется!

«Кровь невинная покоя не дает!..» Долбанутый слюнтяй! Как поступить? Определить Петруху в дурдом или действительно показать наркологу-экстрасенсу Вите Гаврикову?» (Необходимо заметить, что господин Баскаков хоть и являлся закоренелым атеистом, но в экстрасенсов верил. Биополя, мол... резервные возможности человека и т. д. и т. п.) Внезапно его осенило: «Ба! Да ведь сводня Кукушкина тоже вроде экстрасенс! Что, если попробовать воздействовать на Петьку прямо сейчас?! Попытка не пытка. Авось получится?»

Он жестом подозвал одну из прислуживавших за столом девиц и шепотом приказал:

– Давай сюда Инессу Петровну. Живо!..

* * *

Кукушкина громадным жирным колобком быстро прикатилась на зов и, нацепив на мясистую физиономию приветливую улыбочку, нагнулась к Баскакову:

– Звали, Игорь Семенович?

– Да. Ты, я слышал, экстрасенс?

– Некоторым образом.

– А психические заболевания лечить умеешь?

– О, психотерапия мой конек!

– Тогда займись тем мужиком слева, который сидит с похоронным видом. У него что-то в голове перекособочилось. Сумеешь выправить?

– Без проблем! – поспешила заверить Баскакова Инесса Петровна, однако, посмотрев на Аникина, вдруг ощутила смутное беспокойство, на первый взгляд ничем не обоснованное. До Кукушкиной доходили слухи о темном прошлом Аникина и Баскакова, причем последнего она видела насквозь. Сколько именно за ним трупов, Инесса Петровна, разумеется, не знала, лишь догадывалась, что более чем достаточно. Зато в душе – «благоприятнейшая» атмосфера – безбожие, ни малейших угрызений совести, полное самооправдание... Короче, идеальный кандидат в преисподнюю, близкий ей по духу индивидуум. Тот, другой (судя по всему, давнишний соратник Баскакова и соучастник многих, если не всех, преступлений), должен, по идее, быть похожим на кореша, как брат-близнец, но... что-то тут не так! Почему? Непонятно!

«Я просто перестраховываюсь, – мысленно утешила себя бандерша-экстрасенс. – Устала, замоталась дрессировать своих кобыл!»

– Все будет в ажуре, Игорь Семенович, – вслух сказала она, подошла к Аникину, протянула ему бокал вина и ласково пропела: – Вам плохо, дорогой? Я помогу! Разгоню тоску-печаль. Доверьтесь мне!!!

В ту же секунду от резкого удара по руке бокал полетел на пол и разбился, а пораженная Кукушкина услышала яростное рычание:

– Сама пей кровь, проклятая ведьма!..

* * *

В то время как Баскаков размышлял о «сумасшествии» приятеля и обдумывал способы «исцеления», Петр Александрович грезил наяву, но не из-за опьянения (спиртное сегодня почему-то совершенно на него не действовало), а по другим, неизвестным пока причинам. Старательно оборудованная Баскаковым пиршественная зала словно окуталась туманной дымкой, а в двух шагах от Аникина стояла мертвая Аня Голубева, зажимавшая ладошкой кровоточащую, пробитую пулей грудь, из простреленного лба вытекала тонкая струйка крови. Девушка не отрывала печальных глаз от своего убийцы, однако не ругалась, не упрекала. Напротив, во взгляде покойницы читалась откровенная жалость. Пообщавшись недавно во сне с подвешенным на цепях Зубом, Аникин хорошо понимал причину этой жалости. Пусть тело Голубевой давно истлело в могиле, а он, налетчик Шрам, застреливший семнадцатилетнюю девчонку даже не из ревности, не из мести, а лишь как нежелательного свидетеля собственного преступления, до сих пор жив, более того, добился высокого положения в обществе, осыпан золотым дождем, жирует, но... что стоит блестящая мишура скоротечной земной жизни по сравнению с вечностью? Да ничего! Сотую долю копейки, и то вряд ли! Вспомнив «прелестное» местечко, где пребывал теперь (и будет пребывать во веки веков) Зуб, мохнатого типа с раскаленным хлыстом, а также прочие «развлечения», предоставляемые старику потусторонними палачами, Петр Александрович задрожал в ознобе.

– Осторожнее, – вдруг сказала Аня. – Смотри, кто идет!!!

Аникин поднял голову и оцепенел. К нему приближалась толстая очкастая тетка с маслянистой улыбочкой на губах. Сквозь оболочку человеческой плоти отчетливо просматривалась грязная, гнилая, червивая душа. За спиной тетки висела в воздухе огромная, черная, призрачная фигура с распростертыми когтистыми полукрыльями-полулапами и глумливой ухмылкой на отвратительной морде.

– Берегись ее и... спаси мою сестру. Она здесь, неподалеку... Когда ты меня... Когда я погибла, Ирочке был всего один годик, – попросила Голубева и исчезла.

– Вам плохо, дорогой? – с фальшивой ласковостью обратилась к Аникину очкастая, причем урод у нее за спиной (подлинный хозяин бандерши и единственный источник «экстрасенсорных» способностей) издевательски расхохотался. – Я помогу! Разгоню тоску-печаль. Доверьтесь мне!

Толстуха взяла со стола бутылку, неуловимым движением передала демону, который в мгновение ока заменил ее на другую – странной формы, покрытую вонючей зеленой слизью; наполнила бокал дымящейся кровью и протянула Петру Александровичу. Черный выжидательно уставился на человека. Красные глаза загорелись зловещим огнем. Длинный раздвоенный язык облизнул тонкие губы.

– Сама пей кровь, проклятая ведьма! – зарычал вышедший из оцепенения Аникин, ребром ладони ударив тетку по руке...

* * *

Присутствующие с ленивым интересом обернулись на шум, не придав инциденту особого значения. Ну ругнулся, ну треснул сводню по руке. Подумаешь! На пирушках «новых русских» сплошь и рядом творились вещи куда похуже. И столы переворачивали, и в люстры стреляли, и, соревнуясь в меткости, швыряли в прислугу пустыми бутылками, и прочие выходки одна другой безобразнее, не говоря уж о серьезных скандалах, переходящих подчас в кровавые побоища... А тут... Тьфу, мелочь! Невинная детская шалость!

– Петя, не бузи! – сказал, однако, Баскаков, окончательно убедившийся в «безумии» приятеля. – Она помочь хотела, а ты хулиганишь!

– Да ладно тебе, – заступился за Петра Александровича банкир Горчичкин. – Мало ли чего по пьяни случается. Бокал выбил, ха! Дак перед ним, чай, не королева английская! – Павел Николаевич весело подмигнул Аникину. – А мадам Кукушкина, думаю, хе-хе, переживет!.. Константин Георгиевич, я правильно излагаю? – обратился он к антиквару. Наждаков утвердительно кивнул. Он хоть и пользовался порой услугами проституток, но сутенеров (как мужского, так и женского пола) глубоко презирал, совершенно справедливо считая их отбросами общества, гораздо хуже самих шлюх.