Со мной летела бомба

А лестница закончилась уже через два пролета. Мы аккуратно выбрались на нижний этаж и осмотрелись.

Где нас не ждали, так это здесь. Резко распахнув очередную дверь, я завис между небом и землей…

Яростно махая руками, я пытался хоть на сантиметр вернуться назад, к двери. Носки «докерсов» скользили на краю ограждения вольера, и я с ужасом смотрел вниз. Там, в двух метрах подо мной, стояло и хохотало в нетерпении стадо гиен.

Только сейчас я впервые рассмотрел этих животных. Ничего более отвратительного я не видел, клянусь…

Слюнявые, улыбающиеся от понимания скорого обеда гиены… На канале ВВС я часто видел их, но смотреть на них в экран телевизора — это одно, а стоять над ними — это другое.

Дима резко дернул меня за пуловер, и я отскочил к двери. Тяжело дыша, мы оглядывали раскинувшуюся перед нами панораму. Гиены все поняли. Сейчас их будут кормить. Пропитавшаяся кровью повязка на ноге опера усиливала их аппетит. Несмотря на то, что достать нас они не могли при всем желании, я почувствовал, как у меня пересохло во рту.

Прижимаясь к стене, мы двинулись к выходу из этого вольера. Несколько гиен, прыгнув, попытались нас достать, но, не долетев до наших ботинок метра, плюхнулись на землю. Я поблагодарил мысленно Юнга за то, что тот не увлекается леопардами. Те бы уже хрустели нашими костями…

Пока мы шли, Верховцев безостановочно говорил. И я его понимал. Пока говоришь, не успеваешь бояться. Мысли переключаются на другое. Сколько же еще так идти?

Все… Последний шаг — и мы оказались на большой площадке, засыпанной песком. Пот, стекая по переносице, застилал глаза. Стянув с себя пуловер, я бросил его через ограждение.

— Жрите!

Температура здесь была гораздо выше, нежели в обычном доме. Ничего удивительного. Если ты решил устроить здесь маленькую родину, то и климат должен быть соответствующим. Юнг педантичен до мелочей. Дима, который все это время продолжал оставаться одетым, стал повторять мои движения. Куртка через спину, свитер через голову… Наконец мы остались в одних рубашках. Ткань была насквозь мокрой и прилипала к телу.

— На бережке умыться не желаешь? — я вопросительно посмотрел на друга и кивнул на лужу в вольере. Нужно же гиенам где-то пить….

Тот покосился на стаю, которая изменила свое движение и опять приближалась к нам, хохоча и повизгивая. Теперь дорогу к нам им преграждал не барьер высотой в два метра, а ограждение из сетки рабица.

— Пойдем-ка отсюда. Да побыстрее…

Мы заковыляли по песку. Отвратительный запах в помещении слегка притуплял чувство страха, но было очень много причин, по которым нам не следовало здесь оставаться.

Почему-то лишь теперь, выйдя из огромного вольера, я понял, что если Ольга здесь была в момент нашего проникновения, то искать теперь ее просто бессмысленно. Юнг прекрасно понимает, как она важна для меня. Он дает себе отчет в том, что весь ход моих размышлений и доказательств строится только на ней. А зачем она ему нужна? Да еще при таком раскладе?..

Мои пессимистические выкладки прервала автоматная очередь. Крошки бетона, отлетевшие от стены, ударили мне в лицо!

— Серега, назад! — обернулся Верховцев — я шел следом. — Их там человек пять!

«Назад» — это к гиенам… В нос, словно боксерская перчатка, снова ударил отвратительный запах. Выбежав к вольеру, мы оказались на совершенно открытом месте. Спрятаться можно было лишь за корягами и камнями. Но все это находилось внутри территории, огороженной сеткой…

Гиены раздраженно реагировали на шум. Они видели людей, которые не покормили их, а ушли. И сейчас снова появились. Они подобрались к самой сетке. Очевидно, предчувствуя скорую добычу, они желали ухватить ее первой, поэтому бросались на сородичей, стараясь занять ближнее к ограждению место.

Скоро будет пища…

Я уже слышал возбужденную речь за дверями, разделяющими вольер и коридор. Преследователи стояли у дверей, готовясь ворваться внутрь. Я не знаю корейского, но уверен, что за дверью экспромтом рождался план нашего убийства или пленения. Скорее — пленения. Я был нужен Юнгу живой.

Вспомнив о Юнге, я понял: мной опять овладевает безумие. Как тогда, в здании администрации авторынка. Ярость, перемешанная с безысходностью.

— Вышибай калитку! — приказал я Верховцеву, показывая на щеколду в ограждении.

Дима с неподдельным страхом посмотрел на меня.

— Вышибай!.. — заорал я что было мочи.

Верховцев повернулся к калитке, и в огромном замкнутом пространстве вольера раздался громоподобный выстрел. Заряд разнес в щепки деревянные стойки, на которых крепилась дверца, и выбил массивный замок. Гиены, услышав доселе неслыханный звук, среагировали на него как на разряд электрического тока. Но это был не испуг, а ярость.

Перед ними было свободное пространство. Не было сетки, в которую они тысячи раз утыкались своим мордами. Была свобода и пища…

Гиены бросились на нас, заполнив все пространство до самых дверей. Пища в лице оперуполномоченных уголовного розыска заскочила на полуметровый выступ над вольером и стала быстро подвигаться к другому концу помещения. Нам нужно было успеть до первого выстрела в нашу сторону. Любой рикошет мог столкнуть нас с парапета, и тогда… Даже думать об этом не хотелось. Я быстро окинул взглядом помещение. На противоположной стене виднелось сооружение, напоминающее формами вышку для прыжков в воду. Но это была не вышка, а балкон. Он зависал над вольером на высоте трех метров. Если сейчас я увижу на нем хоть одного корейца с оружием в руках, то можно начинать быстро вспоминать всю жизнь. Только быстро, иначе не успеешь и этого…

Если бы корейцы имели возможность видеть сквозь стены, то первое, что они сделали бы, — это забаррикадировали дверь со своей стороны. Но, к счастью, Всевышний еще никого не одаривал подобными способностями.

С криками возбуждения они ворвались в вольер. Они стремились выполнить свой план. Весь, до последнего пункта…

Когда же поняли, ошибку какого порядка совершили, было уже поздно…

Окаменев от ужаса, забыв о себе, мы с Димой смотрели на то, что происходило на ферме…

Мы смотрели и не могли сдвинуться с места. Ноги вмиг превратились в вату, и оставалось только радоваться, что они не подламываются…

Я очень терпеливый человек. Я хладнокровен настолько, что иногда даже подозреваю свою психику в несовершенстве. Собрать руками расчлененку или заглянуть в рот трупа для меня — пустяшное дело. Но сейчас впервые в жизни, хотя и совершенно без радости, сообщаю самому себе, что с психикой моей все в порядке: она может и сотрясаться, и быть ранимой…

Первым был кореец с автоматом. Вбежав внутрь, он сгоряча, не глядя вокруг, дал короткую очередь. Одна из гиен, заорав, бросилась…

Нога корейца затрещала в колене, и он закричал от ужаса и боли…