Со скоростью "Хикари"
Шрифт:
Но более сильное впечатление оставляет, несомненно, вторая пьеса «Весеннее цветение на фестивале в Асакуса». В четырех актах заняты только два актера. Каждый из них по ходу действия «перевоплощается» дважды. Один актер — Принц — становится Злым духом. Второй — императрица Дзинго — превращается в Доброго духа.
— Какие у этих двух Духов оригинальные парики!
— Это одно из украшений актера, — поясняет г-жа Накати. — И их очень много, самых разнообразных.
Парики женские и мужские, разные для действующих лиц. Парики для воинов и их жен. Парики для красавиц из богатых домов и для их
Пересказать театральную постановку невозможно: надо самому видеть игру актеров. И все же не могу не сказать об удивительной оригинальности танца, который исполняли с фантастическими париками на головах Злой дух и Добрый дух. В их танце необычным было все: изгиб кистей рук, широкие шаги, застывшие позы с высоко поднятой и согнутой в колене ногой. Каждое движение актера должно отражать его внутреннее состояние.
Во время действия из зрительного зала время от времени доносились громкие и очень эмоциональные выкрики.
— Какая удивительная реакция японских зрителей, — говорю я г-же Накати.
— Эти выкрики не случайны, — объясняет она. — Они предусмотрены самим ходом действия и должны одобрять или осуждать поведение героев.
Последнее одноактное представление — это трогательный рассказ о печальной судьбе гейши.
Спектакль окончен. Пустеет зрительный зал. Я прощаюсь с г-жой Накати, благодарю ее за полученное удовольствие. Эрико-сан проводит меня до отеля.
— Я очень рада, что вам понравился сегодняшний спектакль, — говорит она, поднимаясь со мной на лифте в мой номер. — Завтра сразу после завтрака мы пойдем в сад Китонамару. Будем любоваться цветением сакуры.
Будет и на Марсе сакура цвести
Сад Китонамару. Неподвижен здесь воздух в эти утренние часы. И как украшают аллеи сада деревья в их бело-розовом одеянии.
Людей в саду много. Они идут парами, группами, в одиночку. Разложив на траве циновки и сняв обувь, сидят в непринужденных позах. Мужчины ведут негромкую беседу или просто «молча созерцают». Женщины неторопливо достают из объемистых корзинок еду и кормят пришедших вместе с ними ребятишек: и очень маленьких и школьного возраста.
— Любованию цветением у нас учат детей с самого детства, — говорит, глядя на детишек, Эрико-сан. — Смотреть умеет каждый человек, а вот любоваться цветением и всем красивым на Земле — это уже искусство. Ему надо учиться.
Я полностью согласна с ней. Можно прожить жизнь и в повседневной ее суете не заметить нежной голубизны неба, причудливости белых облаков, той природы, что окружает нас с первого дня жизни, которую, к слову, каждый человек обязан беречь и охранять.
Ветви большого дерева свесились почти до земли. Пожилой японец лежит под их укрытием. То ли он спит, то ли просто закрыл глаза. Руки заложил за голову. Ноги слегка согнуты в коленях. Эрико-сан показывает на него.
— Некоторые люди могут лежать так неподвижно по нескольку часов. Они думают. А весной особенно есть о чем подумать. Весна — пора надежд.
Мать подняла малыша высоко над головой. Малыш тянет руки к ветвям цветущего дерева. Отец фотографирует ребенка. У многих посетителей
сада Китонамару — фотоаппараты или кинокамеры.Набежал легкий ветерок. Закружились, как белые снежинки, падающие с деревьев лепестки сакуры. Тут же вспомнился Басё.
Бутоны вишневых цветов, Скорей улыбнитесь все сразу Прихоти ветерка.Долго гуляем по саду. И везде сакура, сакура…
— Отсюда недалеко зоопарк. Может быть, хотите проведать знакомую вам Хуан-хуан? — спрашивает Эрико-сан. — Кстати, в зоопарке она уже не одна.
И мы идем на свидание с бамбуковыми медведями.
Около вольера никого нет. Хуан-хуан и ее чернобелый друг дремлют.
— Хуан-хуан! — окликнула я медведицу. — Хуан-хуан!
Большая панда чуть приоткрыла глаза и вздохнула.
— В неволе невесело даже вдвоем, — сказала Эрико-сан.
…Активисты Общества все уже в сборе. Наша встреча проходит в здании «Интернационального дома», где мы останавливались с Марет Ульвик в 1984 г.
Идя по знакомому дворику, заглянула в японский сад. Вспомнила, как бродили мы по его дорожкам. Подошла к пруду. Как здесь тихо. На сером камне застыла в неподвижности серо-зеленая лягушка.
Но пора начинать лекцию. Меня уже ждут.
Выступала я долго. И вопросов было много. Я люблю, когда задают вопросы: значит, людям интересно и они хотят что-то еще узнать.
Должна отметить, что, подготавливая помещение для лекции, активистки общества оформили небольшую настенную выставку, посвященную космонавтике. В центре ее — портрет Юрия Алексеевича Гагарина.
Встреча закончилась традиционным чаепитием, во время которого некоторые женщины живо комментировали мое выступление.
— Теперь наконец поняла, что такое первая космическая скорость, — сказала одна из них.
— А я не думала, что так сложно питаться в космосе, — добавила другая.
Взяла слово и еще одна активистка:
— У меня сын мечтает стать летчиком. Я расскажу ему о том, что услышала сегодня. Может быть, он задумается о профессии космонавта. Трудная жизнь, но зато какая интересная!
И, конечно, разговор зашел о женщинах-космонавтах.
— У меня дома есть фотографии ваших женщин, — сказала уже немолодая темноглазая японка. — Вырезала из одного журнала портреты Валентины Терешковой и Светланы Савицкой. Трудно в любом деле быть первым. Ваша Чайка восхитила мир своим подвигом. А Савицкая доказала, что и женщина может наравне с мужчиной работать даже в таких сложных космических условиях.
Когда почти все разошлись, ко мне подошла еще одна активистка. Она протянула мне открытку с изображением цветущей сакуры.
— Это на память о нашей сегодняшней встрече. И еще я хотела спросить вас…
Она слегка задумалась, видимо подыскивая нужные для разговора русские слова.
— В одной русской песне говорится, что когда-то на Марсе будут цвести яблони… А будет ли там цвести сакура?
— Непременно, — отвечаю я.
…Когда мы вышли за ворота и очутились на улице, Эрико-сан остановила меня: