Соавторы

–  У богатых свои причуды, - Лиза пожала плечами и снова уткнулась в глянцевый журнал.

Ровно в половине двенадцатого писатель вернулся с прогулки.

–  Ну вот, - Слава потянулся, насколько позволяло автомобильное кресло, - еще полчаса, и начнется самое интересное. Кстати, сейчас бабка ему доложит, кто звонил, это тоже может оказаться важным. Ты приготовь ручку и бумагу, я тебе продиктую. Лизонька, я уверен: сегодня все разрешится и закончится. Ну? Гляди веселей!

Он протянул руку и ободряюще погладил жену по обтянутой кожаными узкими брючками коленке.

Лиза молча открыла сумку, достала ручку и принялась рыться в поисках листка бумаги. И в эту минуту стало происходить нечто странное. Въехавший в ворота серебристый джип, не найдя места для парковки вдоль тротуара, остановился прямо посреди двора, из него вышли двое мужчин ярко выраженной кавказской внешности, один постарше, Слава назвал бы его пожилым, другой значительно моложе, лет пятидесяти, оба статные, с прямой осанкой, густыми, хорошо постриженными волосами, в длинных модных плащах. Оба они излучали уверенность в себе, напористость и снисходительное дружелюбие, свойственное некоторым людям, твердо знающим, что они все равно сильнее, поэтому бояться им некого и незачем.

Мужчины вышли из двора на улицу, повернули налево и скрылись за дверью третьего подъезда, того самого, в котором жил Богданов, и через пару минут в наушниках у Боровенко прозвучала трель дверного звонка.

–  Смотри-ка, - удивленно обратился он к Лизе, - к нашему мэтру гости пожаловали. А я что-то не слышал, чтобы он с кем-то по телефону договаривался.

–  Может, по мобильному звонили, - откликнулась Лиза, не отрываясь от статьи в журнале.
– Пока он гулял.

–  Нет, - покачал головой Слава, - это что-то важное для нас, я чувствую. Я уверен. Погоди-ка…

Установленный в прихожей микрофон транслировал в наушники осторожные шаги и громкий шепот. Им повезло: писатель Богданов и его домработница-нянька остановились прямо возле дверного косяка, в который наркоман Мишаня воткнул "жучок".

–  Кто это?

–  Не знаю. Ты ждешь кого, Глебушка?

–  Нет, Катерине с Васей рано еще.

–  А вдруг Васечка? Он, бывает, пораньше приходит.

Может, открою?

–  Не смей!

–  Так давай я в "глазок" гляну…

–  Стой спокойно, я сказал.

Звонок прозвенел снова, долго, настойчиво.

–  Кто бы это мог быть?
– Даже в шепоте Богданова можно было расслышать не столько удивление, сколько озабоченность.

–  Батюшки!
– ахнула Глафира.
– Это ж, наверное, он!

–  Кто - он?

–  Который отраву подбросил. Он и сегодня пришел.

И тогда приходил, в среду.

–  Да кто приходил-то, Глаша?

–  Так почем мне знать? Меня ж дома не было, а он и приходил. И борщ попортил. В тот раз не вышло, так он сегодня приперся, снова пробовать хочет. Не открывай, Глебушка, не открывай, Христом-богом прошу.

–  Я и не собираюсь. Хотя, может быть, это и в самом деле Василий, а? Или Катерина. Неудобно получается.

–  А ты ему позвони. Дай-ка мне трубочку, я на кухню прокрадусь да и позвоню ему потихонечку, спрошу, не он ли за дверью стоит. Ты мне только номер набери, я на память не помню.

В наушнике раздались отрывистые попискивания: Богданов набирал номер на мобильном телефоне. Семенящие шаги Глафиры Митрофановны зашелестели и затихли, а пространство прихожей снова сотряслось от настойчивых длинных звонков. Боровенко казалось, что он слышит тяжелое дыхание Глеба Борисовича. Что ж, вполне может быть, если пожилой писатель разволновался (хотя отчего бы?) и прислонился к дверному косяку. Вот послышались издалека шаги старухи, громче, отчетливее.

–  Это не Васенька. Они с Катериной вместе едут, как раз сейчас Политехнический музей проезжают.

–  Черт! Кто же это может быть?

–  А я тебе говорю: вызывай милицию! Душегубец это! Я точно знаю.

–  Уймись, Глаша. Не шуми.

–  Вызывай, Глебушка! Ведь погубит он нас!

–  Тише… Слышишь? Лифт. Он уходит. Пойду в окно посмотрю, может, увижу, кто из подъезда выйдет.

Звук легких шагов Глафиры и тяжелых - Богданова словно ожил и стал перемещаться в сторону от микрофона. Через некоторое время оба гостя появились на улице, и почти сразу в наушниках послышалось:

–  Видала? Оба явились. Так я и знал! Хорошо, что не открыл, мне нечего им сказать.

–  Зачем же они приходили, Глебушка?
– Голос старой женщины звучал встревоженно.

–  А шут их знает! Наверное, опять уговаривать меня собирались. Потому и нагрянули без предупреждения, чтобы застать врасплох. Уф! Даже кофе выпить не дали, сволочи.

–  Ой, не то ты говоришь, деточка моя, не то, - запричитала старуха.
– Не уговаривать они тебя хотят, а убить. Ты же сам знаешь, Глебушка.

–  Я не хочу это обсуждать. Тем более с тобой. Неси кофе.

Боровенко снова сдвинул наушник и, наблюдая за мужчинами, свернувшими во двор, с досадой ударил кулаком по приборной доске. Какой же он идиот! Как только в квартире заговорили о лифте и о том, что незваные гости уходят, нужно было немедленно выскакивать из машины и подойти к подъезду, чтобы, как только незнакомцы появятся на улице, пройти следом за ними вплотную хотя бы те несколько десятков метров до стоящего во дворе джипа и постараться услышать, о чем они говорят. Пусть не все, пусть только обрывочные фразы или даже отдельные слова, но надо было постараться получить хотя бы приблизительное представление о том, кто эти люди и зачем они приходили к Богданову. А он не сообразил. В конце концов, он пищевик-технолог, а не разведчик и не оперативник, у него мозги по-другому устроены. Он занимается не своим делом, и поэтому у него ничего не получается. Он допускает ошибку за ошибкой. Если поделиться своими соображениями с женой, она снова начнет ругать его, как вчера. Нет уж, лучше промолчать.

–  Ну что там?
– нетерпеливо спросила Лиза.
– Он что, так и не впустил их?

–  Нет. Но он знает, кто они и зачем приходили. Какая-то темная история. Старуха уверена, что эти кавказцы собираются угробить нашего мэтра. Как ты думаешь, они связаны с той историей, которой мы занимаемся?

–  Вряд ли, - покачала головой она.
– Ты ведь помнишь, когда вчера позвонила женщина, с которой он встречался в ресторане, он ей выговаривал за то, что она позвонила ему домой. Значит, он свою связь с ней скрывает от старухи. А про дела с этими типами бабка осведомлена. Значит, это разные истории.

Славе стало немного легче. Если Лиза уверена, что двое вальяжных кавказцев никак не связаны с погибшим журналистом и его пропавшими материалами, то она не станет бранить его за нерасторопность и недогадливость.

Без двух минут двенадцать мимо них медленно проехала машина Катерины Славчиковой. Места перед подъездом по-прежнему не было, и ее темно-синий "Опель" остановился далеко, в самом начале Сретенского бульвара, у Тургеневской площади. Оттуда Екатерина Сергеевна и Василий шли пешком, перебрасываясь короткими фразами.