Собачий принц

5

Первыми Лавастина учуяли собаки. Они рванулись от Алана — все, даже Тоска и Ярость — и с радостным лаем понеслись вниз по склону, задрав хвосты. К разрушенному лагерю на вершине приближалась группа всадников. Перешагивая через мертвых и умирающих, Алан побрел навстречу отцу.

Вдоль валов, где лежали груды мертвых Эйка, бродили немногие выжившие. Они искали среди трупов раненых, которых еще можно спасти. Алан отдал потрепанный штандарт Лавастину.

— Я уж и не надеялся, что ты жив, — сказал он. Из глаз брызнули слезы.

Лавастин поднял бровь:

— Я ведь сказал, что вернусь сюда, чтобы встретиться с тобой.

Он взял Алана под руку и повел вниз, подальше от предстоявшей здесь неприглядной работы: мертвых Эйка нужно было раздеть, снять с них все ценное и сжечь, своим павшим воздать последние почести. Долина реки представляла собой такое же отвратительное зрелище. Как будто половодье выкинуло на сушу множество трупов и разбросало их причудливыми узорами.

— Наш капитан погиб. Серую Гриву я тоже потерял. Эйка нас совсем задавили. Так мало выживших…

— Удивительно, что вообще кто-то выжил. Не падай духом, Алан. Я не оставлю семью капитана без поддержки. Я тоже скорблю о нем. А Серая Грива нашлась, она совершенно невредима. Что до Привста… — Он потрепал собак, позволив им облизать себе руку. Что это блеснуло в уголке его глаза? Если и слеза, то ветер с реки быстро высушил ее.

Да и была ли она? Игра света и тени, не более того.

Их окружили пехотинцы Лавастина. Они рассказывали графу о подвигах Алана, о том, как он собственноручно поразил гиганта принца, как сиял неземным, конечно же божественным светом.

Алану было стыдно слушать этот рассказ, но Лавастин лишь серьезно кивал, положив руку на плечо сына с таким видом, как если бы хвалили его собственность. Лишь лорд Жоффрей нетерпеливо ерзал, оказавшись в тени своего кузена.

— Пора отправляться к королю, — сказал Лавастин. — Следует представиться ему и обсудить кое-какие вопросы.

— Здесь тоже работы по горло, отец…

— Мы убили Кровавое Сердце, разгромили Эйка. Все получилось, как я запланировал.

— Кузен! — вырвалось у лорда Жоффрея. — Вот это было запланировано? — Он показал на остатки кавалерии Лавастина — полторы сотни усталых, израненных всадников. У Алана осталось менее сотни пехотинцев, столь же грязных и окровавленных. Лицо Лавастина тоже не блистало чистотой. Одна щека была разбита и покрыта множеством мелких порезов.

Ветер играл штандартом Лаваса, собаки на ткани шевелились, как будто учуяли вдали добычу. Граф вытащил из своей светлой бороды веточку и отбросил ее, недовольно поморщившись. Ветер пах кровью и смертью. В воздухе уже кружили падальщики, но по полю сражения бродило слишком много народу, сдирая с Эйка кольчужные юбки, собирая оружие и проверяя, нет ли среди тел раненых, которым еще можно оказать помощь.

— Я тоже скорблю о потерях, как и всегда. Но мы взяли Гент без помощи короля. Поэтому, когда мы встретимся, я смогу преподнести город в дар Генриху.

— И какой от этого прок? — спросил Жоффрей.

— Польза не мне. Ему. — Лавастин указал на Алана. Жоффрей заметно побледнел, но смолчал.

— Гент взяла моя армия, поэтому у меня есть права на город.

— Но эти земли наследуют дети графини Хилльдегард, — возразил Алан.

— Если они еще живы. Если они пережили зиму и рейды Эйка. Если ее родня достаточно сильна, чтобы повлиять на короля. Но если Генрих склонится ко мне, почему бы ему не отдать Гент, который, кстати, принадлежит его короне, в приданое Таллии? Тогда он перейдет в наши руки при заключении брачного договора. Или как утренний подарок. Будучи дочерью герцогини, она может сделать такой подарок тебе как сыну простого графа. — В последних словах Лавастина сквозила ирония. — Ты тоже можешь символически одарить его. Разве не так, Жоффрей?

Жоффрей просто кивнул головой. Земли и наследное имущество его жены Альдегунды стоили больше, чем все, на что он мог хоть когда-то надеяться, — например, графство Лавас.

— Сколько раздоров возникло из-за того, что жених и невеста равного ранга старались перещеголять друг друга богатством утреннего дара, сколько крови пролилось! Более весомый дар от новобрачного низшего ранга считался, да и сейчас считается, вызовом, оскорблением. Вот мы и не будем прямо просить у короля Гент. Но через Таллию мы можем заявить притязания на эти земли и на долю прибылей с торговых и портовых сборов.

Они отправились в путь. Три десятка всадников и вдвое большее число пехотинцев представляли собой довольно странную, но внушительную процессию. Когда они пересекли поле отгремевшей битвы и добрались до лагеря короля, сгущались сумерки. Над королевским шатром вечерний ветерок трепал знамя Генриха. Перед шатром сколачивались столы и выставлялась снедь для праздничного пира. В основном готовили мясо. На превращенных в пастбища пашнях вокруг Гента во множестве виднелись стада крупного скота, козы, отары овец. Хлеб, испеченный в Стелесхейме перед отбытием в Гент, не очень свеж. Были припасены и различные редкие яства и напитки. Король должен отметить такую победу достойно.

Вместе с Аланом Лавастин преклонил колени перед королем и весьма уверенно, чуть ли не дерзко, преподнес ему Гент. Он имел на это право, так как его войска стояли в воротах города. Но Генрих ожидал этого. Стул справа от короля пустовал, и Генрих пригласил графа занять это почетное место.

Слева от короля сидел молодой незнакомец с очень худым лицом, неспокойным взглядом и смуглой кожей. Слуги донесли, что это вновь найденный сын короля. Одеждой он не выделялся среди собравшейся знати, но вместо золотой цепи его шею украшал грубый железный ошейник раба. Он все время молчал.

На Алана была возложена почетная миссия. Он стоял справа от короля и доливал в его чашу вино. Со своего места он видел — и слышал — склоки придворных, возбужденных голодом и наступившим после кровопролитной битвы облегчением.

Справа от Лавастина принцесса Сапиентия, вытесненная со своего обычного почетного места, жаловалась герцогине Лютгард:

— Он украл мою победу!

— Я слышала несколько другую версию. Говорят, у тебя — с чего бы это? — вдруг полностью рухнул фланг и он прибыл как раз вовремя, чтобы позволить тебе сорганизоваться для эффективных действий.

Сапиентия возмущенно фыркнула. Отец Хью, советчик Сапиентии и мучитель Лиат, бесследно исчез. Лиат стояла в тени, поодаль, за подтянутой женщиной-«орлом», которая иногда подходила к королю и шепотом передавала ему донесения разведчиков. Рука Лиат покоилась на плече еще одной женщины-«орла», светловолосой и круглолицей. Алан помнил ее по битве при Касселе. Обе оглядывались по сторонам, как бы высматривая отсутствующих, которые еще недавно сидели за этим столом.

Потери армии Генриха были невелики. Больше всего павших было в отряде Сапиентии, оказавшейся зажатой между отступающими Эйка и их судами.