Собака Баскервилей. Этюд в багровых тонах (сборник)
Шрифт:
Теперь мне требовалось разузнать как можно больше о жизни Стэплтона. Для этого лучше всего подходила слежка, но было очевидно, что, если бы я поехал вместе с вами, следить за ним я бы не смог, потому что мой приезд сразу бы насторожил его. Вот почему, убедив всех, и вас в том числе, что меня задерживают важные дела в Лондоне, я приехал в Девоншир тайно. Моя жизнь на болотах не была такой уж тяжелой, как вам кажется, и вообще, подобные мелочи не должны мешать расследованию. Б'oльшую часть времени я прожил в Кум-трейси, перебираясь в хижину на болоте только тогда, когда мне необходимо было находиться ближе к месту действия. К тому же я захватил с собой Картрайта, который под видом деревенского мальчишки очень помогал мне. Благодаря ему у меня всегда была еда и чистое белье. Пока я следил за Стэплтоном, Картрайт часто наблюдал за вами, поэтому я держал руку на пульсе.
Я вам уже говорил, что отчеты, которые вы посылали на Бейкер-стрит, немедленно перенаправлялись в Кум-трейси и попадали ко мне в руки. Могу сказать, что для расследования они имели огромное значение, особенно письмо, в котором вы пересказали разговор со Стэплтоном, когда он, скорее всего, по неосторожности поведал вам единственный правдивый эпизод из своей биографии. Благодаря ему я получил возможность установить личность этих людей, и мне наконец все стало понятно. Дело сильно усложнил беглый каторжник и его отношения с Бэрриморами. Надо сказать, вы блестяще распутали
К тому времени, когда вы обнаружили меня на болотах, я уже знал все, мне не хватало только прямых улик, на основании которых можно было бы предъявить обвинение. Даже эпизод, который закончился смертью несчастного каторжника, ничего не доказывал. Преступника нужно было брать с поличным, для чего мы и подбросили ему наживку в лице сэра Генри. Все должно было выглядеть так, словно баронет пришел к нему один, без защиты. Так, подвергнув столь суровому испытанию нервную систему клиента, мы сумели вывести Стэплтона на чистую воду, что, в конечном итоге, и стало причиной его гибели. Должен признаться: то, что сэру Генри пришлось пережить такой ужас, говорит не в мою пользу, но разве мог я предположить, что собака будет иметь столь чудовищный вид? Да и туман, который двинется в нашу сторону, тоже невозможно было предугадать. Меня утешает лишь то, что и лечащий врач сэра Генри и доктор Мортимер уверяют, что нервы нашего друга скоро восстановятся. К тому же вполне вероятно, что длительное путешествие пойдет на пользу не только физическому здоровью баронета, но и залечит его душевные раны. Ведь его чувства к миссис Стэплтон были искренними и глубокими, и во всем этом деле самое страшное для него то, что она его обманывала.
Мне осталось только рассказать, какую роль во всем этом играла она. Нет никакого сомнения в том, что Стэплтон имел на жену очень большое влияние. Что тому причиной, любовь или страх, я не знаю, хотя, скорее всего, и то и другое одновременно, ведь чувства эти зачастую неразлучны. Как бы то ни было, это сыграло свою роль. Берилл согласилась выдавать себя за его сестру, но все же отказалась помогать мужу, когда дело дошло до прямого соучастия в убийстве. Кроме того, она при первой же возможности попыталась предупредить сэра Генри об опасности и потом делала это не раз, но так, чтобы не навести подозрения на мужа. Стэплтон, по-видимому, и сам был подвержен ревности. Увидев, как баронет ухаживает за леди (хотя это было частью его же собственного плана), он не сдержался и дал выход своим чувствам, выплеснул кипевшую на душе ярость, которую так искусно прятал за внешним спокойствием и сдержанностью. Он позволил развиваться этим отношениям лишь для того, чтобы сэр Генри как можно чаще бывал в Меррипит-хаусе. Стэплтон надеялся, что рано или поздно ему подвернется удобный случай довести свое дело до конца. Но случилось непредвиденное: в решающий момент его жена взбунтовалась. Она что-то узнала о смерти каторжника и о том, что в тот день, когда сэр Генри должен был прийти к ним на ужин, собака находилась в сарае. Когда миссис Стэплтон попыталась отговорить мужа, между ними вспыхнула ссора и он впервые дал понять ей, что у нее есть соперница. Преданность мужу тут же превратилась в ненависть, и Стэплтон осознал, что теперь его жена сделает все, чтобы помешать ему. Поэтому он связал ее, чтобы лишить возможности предупредить сэра Генри. Наверняка Стэплтон надеялся, что, когда смерть баронета спишут на фамильное проклятие (можно не сомневаться, что так бы и произошло), ему удастся уговорить жену смириться со свершившимся фактом и навсегда забыть о том, что ей было известно. Вот только мне кажется, что в этом он просчитался. Даже без нашего вмешательства его судьба была предрешена. Женщина, в жилах которой течет испанская кровь, не простила бы измены. Вот и все, дорогой Ватсон, не думаю, что я смогу что-либо добавить, не заглядывая в свои записи. По-моему, я объяснил все, что в этом деле имело существенное значение.
– Неужели Стэплтон надеялся, что это страшилище сможет напугать сэра Генри до смерти, как его престарелого дядю?
– Собака была очень злобной и к тому же голодала. Даже если бы жертва не умерла от ужаса, страх лишил бы ее возможности защищаться.
– Верно. Остается только один вопрос. Если бы Стэплтон добился своего и его признали наследником состояния, как бы он объяснил тот факт, что так долго жил под чужим именем рядом с родовым поместьем? Ведь это наверняка вызвало бы подозрения.
– Боюсь, что я не смогу ответить вам на этот вопрос. Это очень сложно. Решать загадки прошлого и настоящего в моих силах, но предсказывать, как человек поступил бы в будущем, я не берусь. Стэплтон несколько раз обсуждал этот вопрос со своей супругой. Он держал в уме три возможных варианта. Первый: он мог уехать в Южную Америку и оттуда, через местное представительство британских властей заявить свои права на наследство, даже не приезжая в Англию. Второй: в Лондоне он мог изменить внешность и вернуться в Девоншир под видом другого человека. И наконец, третий: Стэплтон мог выдать за наследника подставное лицо, снабдив его необходимыми бумагами и доказательствами и пообещав в качестве награды определенную долю дохода. С уверенностью можно сказать лишь одно: такой человек, как Стэплтон, нашел бы выход. А теперь, мой дорогой Ватсон, вот что. Мы с вами отлично потрудились, и я полагаю, что теперь, хотя бы на один вечер, можем позволить себе заняться более приятными вещами. В оперном дают «Гугенотов» {43} . Я заказал места в ложе. Вы не слышали братьев де Решке? [49] В таком случае не возражаете, если я попрошу вас собраться за полчаса? А по дороге можно будет заехать перекусить к Марчини.
43
В оперном дают «Гугенотов». – «Гугеноты» (1835) – героико-романтическая опера композитора Джакомо Мейербера (1791–1864).
49
Знаменитые оперные певцы польского происхождения – Ян, тенор, и Эдвард, бас.
Этюд в багровых тонах
(Из воспоминаний доктора Джона Х. Ватсона, бывшего полкового лекаря)
Часть I
Глава I. Мистер Шерлок Холмс
В 1878 году я, получив степень доктора медицины в Лондонском университете, отправился в Нетли {44} , чтобы пройти дополнительный курс, обязательный для всех военных врачей. По окончании я был зачислен в Пятый нортумберлендский стрелковый полк {45} на должность младшего хирурга. В то время наш полк базировался в Индии, но, еще до того, как я успел прибыть в расположение, началась Вторая афганская война {46} , так что, высадившись в Бомбее, я узнал, что мой корпус ушел далеко в тыл противника и к тому времени уже находился в самом сердце вражеской территории. Однако
я, как и многие другие офицеры, оказавшиеся в подобном положении, решил все же последовать за своим полком. Без особых приключений мне удалось добраться до Кандагара {47} . Там я нашел свою часть и без промедления приступил к исполнению новых обязанностей {48} .44
…Нетли… – Город в графстве Хэмпшир на юге Англии.
45
…нортумберлендский стрелковый полк… – Нортумберленд – графство на северо-востоке Великобритании.
46
…Вторая афганская война… – Вторая англо-афганская война проходила в 1878–1880 годах и окончилась установлением Великобританией полного контроля над афганской внешней политикой. Первая англо-афганская война (1838–1840) – принесла Великобритании поражение; третья (1919) – завершилась победой Афганистана и признанием со стороны британского правительства его независимости.
47
…до Кандагара… – Кандагар – город на юге Афганистана, центр одноименной провинции.
48
…Однако я, как и многие другие офицеры, оказавшиеся в подобном положении, решил все же последовать за своим полком. Без особых приключений мне удалось добраться до Кандагара. Там я нашел свою часть – Историческая неточность. «Уотсон никак не мог догнать 5-й стрелковый полк в Кандагаре, потому что этот полк никогда там не квартировал. Полк был частью войск Пешаварской долины и использовался в Хайберском проходе, Базарной долине, в Ланди-Котал и Джелалабаде на северных территориях. Уж скорее он мог присоединиться к 66-му (Беркширскому) полку, хотя, оставаясь с ними, он не попал бы в Афганистан по крайней мере еще год, поскольку беркширцы отбыли из Бомбея в Кандагар только в начале 1880 года» (Чернов С. Бейкер-стрит и окрестности (мир Шерлока Холмса. Краткий путеводитель для авторов и читателей). – М.: Форум, 2007. – С. 163).
Во время этой военной кампании многие снискали себе славу героев и заслужили повышение в звании, но только не я. Для меня это были сплошные беды и неудачи. Из моей бригады меня перевели к беркширцам {49} , так что в роковой битве при Майванде {50} я участвовал уже вместе с ними. Там я и получил ранение в плечо; пуля, выпущенная из длинноствольного джезайла {51} , раздробила кость и задела подключичную артерию. Я бы попал в руки беспощадных гази {52} , если бы не верный Мюррей, мой ординарец, который не оставил меня в беде. Он мужественно взвалил меня на спину вьючной лошади и сумел доставить в расположение британцев.
49
…к беркширцам… – Б'eркшир – графство на юго-востоке Великобритании.
50
…роковой битве при Майванде… – 27 июля 1880 года у местечка Майвану в восьмидесяти километрах от Кандагара афганцы под предводительсвом Аюб-хана разгромили двухсполовинойтысячную бригаду генерала Джорджа Берроуза.
51
…длинноствольного джезайла… – Джезайл – афганский капсюльный или кремневый мушкет.
52
…гази… – Г'aзи (от араб. «газа» – воевать) – участник газавата, т. е. «священной войны» мусульман против «неверных».
Меня, измученного болью и ослабевшего от бесконечных тягот армейской жизни, вместе с другими ранеными эшелоном отправили в главный госпиталь в Пешаваре {53} . Там я немного подлечился и оправился настолько, что уже мог без посторонней помощи перемещаться по палатам и даже выходил на веранду, но тут меня сразил брюшной тиф, проклятие наших индийских владений. Несколько месяцев моя жизнь висела на волоске, но когда я все же преодолел болезнь и стал постепенно идти на поправку, медицинская комиссия, приняв во внимание мое ужасное истощение и общую слабость организма, пришла к выводу, что меня необходимо как можно скорее отправить домой, в Англию. Итак, на военно-транспортном корабле «Оронтес» я отплыл к родным берегам и спустя месяц высадился в Портсмуте {54} . Здоровье мое было безвозвратно потеряно, но правительство выделило мне пенсию, чтобы последующие девять месяцев я мог заниматься его восстановлением.
53
…в Пешаваре… – Пеш'aв'aр – город в Пакистане, недалеко от границы с Афганистаном.
54
…в Портсмуте… – Портсмут – город и порт на юге Великобритании, у пролива Ла-Манш. А. Конан Дойл прожил в Портсмуте – точнее, в его пригороде Саутси – восемь лет (1882–1890), держа там частную врачебную практику.
В Англии у меня не было ни родных, ни близких знакомых, поэтому, чувствуя себя вольной птицей (вернее, вольной ровно настолько, насколько позволял доход в одиннадцать шиллингов и шесть пенсов в день), я, естественно, направился в Лондон – Мекку для всех бездельников и лентяев Империи. В столице я остановился в одной из частных гостиниц на Стрэнд и какое-то время прожил там в бесцельной праздности, тратя деньги намного более свободно, чем следовало бы в моем положении. В конце концов состояние моих финансовых дел стало таким тревожным, что передо мной встал выбор: либо покинуть Лондон и уехать куда-нибудь в деревню, либо в корне поменять образ жизни. Выбрав второй путь, я начал с того, что решил первым делом переселиться из гостиницы в какое-нибудь менее престижное, но и не такое дорогое место.
Тот день, когда это решение окончательно сформировалось у меня в голове, я решил отметить походом в бар. Когда я уже стоял у двери «Крайтериена», кто-то похлопал меня по плечу. Обернувшись, я увидел молодого Стэмфорда, который был у меня ассистентом, когда я еще работал в Бартсе. Для одинокого человека встретить знакомое лицо в лондонском муравейнике – великая радость. Хоть закадычными друзьями мы со Стэмфордом никогда не были, я тепло приветствовал его, и он, в свою очередь, похоже, тоже был рад встрече. От избытка чувств я пригласил его пообедать со мной в ресторане, и мы тут же взяли экипаж и отправились в «Холборн».