Собака и Волк

«Руфиний делал это для меня».

— Какие-то письма Мурены, разумеется, дошли до адресата. Такой угрозы мы позволить не можем: ведь отсюда до Редонума можно свободно добраться за шесть дней.

Бакка поднял брови:

— А могут ли ваши пылкие галлы усидеть на месте, если к нам от Редонума можно доехать так быстро?

Грациллоний хохотнул:

— Вы умный дьявол. Может, присоединитесь ко мне? Обещаю вам интересную жизнь.

— Был бы я молод, возможно, подумал над вашим предложением. Боюсь, я слишком ценю свой комфорт, книги, разговоры. Надеюсь на то, что Константин мне все это гарантирует. Разве вы не боитесь его мщения?

— Он занят на юге. Впереди него римляне, сбоку — германцы. Если мы нейтрализуем равнину в нижнем течении Лигера и пойдем на компромисс с саксами, у него не будет опоры. Зачем ему посылать войска? Они завязнут в войне, которая стратегически не оправдана. Думаю, он это прекрасно понимает. Допустим, он все же одолеет теперешних своих врагов и наладит дела на Юге, все равно, на Север он сможет обратить внимание лишь через несколько лет, а к тому времени и мы сумеем подготовиться.

— Так вы не собираетесь удерживать долину?

— Мы могли бы отправиться в Порт Намнетский. Мне бы этого хотелось, но все зависит от того, как пойдут дела в ближайшие месяцы, и от нашей договоренности с саксами в Корвилоне. С другой стороны, раз вашего правительства здесь не будет, мы просто будем приглядывать за Юлиомагусом и Туроном. Такое положение всем будет выгодно. Передайте это Константину.

— Вы предполагаете, что я… скоро встречусь с императором?

— Вам больше ничего не остается. Послушайте, я не собираюсь торговаться ни с вами, ни с Глабрионом, ни с Муреной, ни с кем-либо еще. Поговорим только о практической стороне дела: как вам поехать на юг. Я хочу, чтобы вы отбыли как можно скорее. Понятно?

— Короче говоря, вы призываете нас к капитуляции. Подумали ли вы о том, что Мурена не сможет поступиться своей честью и откажется?

— Предлагаю вам заняться его честью, — тягуче сказал Грациллоний.

Прокуратор рассмеялся.

— Вам тоже не откажешь в уме. Черт побери, жаль, что мы не можем работать вместе. Мне будет вас не хватать. Ну ладно, перейдем к делу.

Брисий, овладев собой, хранил вежливое молчание.

II

На следующее утро правительство тронулось в путь. С ними поехали их семьи, хорошо оплачиваемые чиновники и некоторые слуги. Остальные отказались следовать за хозяевами и остались в городе, надеясь получить свободу. Грациллоний надеялся, что горожане не будут в обиде. Взять их под свое крыло он не мог. Он отвечал только за армориканцев.

Сначала римляне нервничали, поглядывая на галлов, вставших с обеих сторон дороги. Что-то они будут делать? Солдаты вынесли носилки, укрытые богатым пологом. Там наверняка был губернатор Глабрион. Возглавлял процессию правитель, на высоком коне, в полном боевом облачении. Он смотрел только вперед. В глазах застыла ярость. Лошади и мулы везли людей или имущество. Скрипели тяжело нагруженные тележки. Когда парусина приподнималась, видно было, как много ценностей увозили чиновники, несмотря на протесты Грациллония. С таким эскортом, правда, караван мог справиться с бандитами. До ближайшего города Пиктавума было только шестьдесят миль.

Армориканцы отъезжавшим не досаждали и над ними не смеялись. Просто наблюдали, обмениваясь тихими репликами. Похоже, они были немного напуганы тем, что все прошло так легко, и империя уходила на их глазах.

Грациллоний увидел невозмутимого Бакку на легконогом мерине. Рядом с прокуратором катилась крытая повозка. В ней сидели два подростка и пухлая хорошо одетая женщина. Возницей был у них юноша постарше. Грациллоний слегка удивился. Ему почему-то казалось, что у прокуратора нет семьи.

В нескольких ярдах от них ехала всадница. Она уверенно держалась на серой лошади. Ветер шевелил полы плаща, обнаруживая при этом облегающее платье из дорогого коричневого материала, на груди сверкал маленький крестик. И опять Грациллоний удивился. Разве римлянки ездят на лошадях, пусть даже и на дамском седле? В Британии ему приходилось видеть всадниц, но обычно это были небогатые провинциалки.

И тут на него снизошло озарение.

— Оставайтесь на месте, — обратился он к своей охране и пришпорил Фавония. Народ взволновался, послышались восклицания, кто-то даже взвизгнул. Не обращая внимания на переполох, он приблизился к женщине. Она оглянулась, увидела его и тут же, отвернувшись от него, устремила взор перед собой.

— Руна, — обратился он к ней на языке Иса. — Руна, этого я никак не ожидал. Я думал, ты останешься в городе, вместе с монахинями. Там они будут в полной безопасности, клянусь.

Она по-прежнему смотрела вперед. Он видел ее четкий профиль и кожу цвета слоновой кости, потом перевел взгляд на тонкие руки. Когда-то они обнимали его. Сквозь кожу проступали тонкие вены. Красивее ее пальцев и ногтей видеть ему не приходилось. Как много красоты родили эти руки, запечатлев ее на папирусе и пергаменте.

— Быть может, тебе было здесь так плохо, что ты предпочла этой жизни опасное путешествие? — спросил он. — Поедем тогда со мной в Конфлюэнт. Мы предоставим тебе хороший дом. И относиться к тебе все будут с должным уважением. Мы с тобой подружимся, вспомним Ис…

— Я еду в цивилизованное место, — прервала она его. Говорила она на латыни и лицо к нему не поворачивала. — Здесь ты цивилизацию уничтожил.

— Как же так, погоди! — запротестовал он, тоже перейдя на латынь. — При взятии города мы ведем себя куда лучше римлян, вернее, их наймитов-варваров и союзников. Если бы мы не остановили германцев в Лугдунской Галлии, от Турона бы осталась лишь гора пепла. Разве я приказал убрать последних защитников Британии с тем, чтобы они шли сражаться против своих братьев-римлян? Уничтожил цивилизацию? Все, чего мы хотим, — это спасти ее!

Она наконец посмотрела ему в глаза. Полились слова, холодные, как вода при зимнем наводнении.

— Ты всегда умел оправдаться. И выдвигал благородно звучащие планы общественного благополучия. На самом же деле шел по головам. И не то чтобы ты не обращал внимания на крики несчастных. Ты просто их не слышал. Ты никогда не слушаешь того, чего слышать не желаешь. И не видишь, не чувствуешь. Ты причинил мне тяжкую обиду. А тебе это даже и в голову не пришло. Ты для меня чужой. Ты хуже кровожадного варвара. У него, по крайней мере, есть сердце, пусть и волчье. А у тебя на этом месте камень. Иди к своей жеманной маленькой жене. Ты ведь женился, насколько мне известно. Бедная женщина. А, может, ей нравится испытывать боль. Надеюсь, она счастлива с тобой. Уходи…

— Спасибо, я ухожу, — сказал он и отъехал.

Наверное, Руне бы не понравилось, узнай она, что он в этот момент испытал облегчение. Рана на совести, мучившая его до сих пор, враз затянулась. Теперь он о ней больше никогда не вспомнит.

III

В отсутствие Грациллония делами в Конфлюэнте заправлял Саломон. На рассвете к нему прискакал мальчик на взмыленной лошади. Длинные тени ложились на луга, блестела роса на траве. Над городскими крышами распростерлось ярко-голубое небо. Принц, как называли его латиноговорящие жители, — только что приехал из Аквилона, чтобы приступить к своим утренним обязанностям в базилике. Там он проводил встречи, выносил решения, осуществлял посреднические операции. Работу эту он считал невыразимо скучной, но Грациллоний утверждал, что правитель обязан ею заниматься.