Собинов

Занятия с Горчаковой сразу дали отличные результаты.

— Знаете, — с улыбкой заметила как-то Александра Александровна Собинову, — старенький генерал, сосед мой по квартире, в начале наших занятий сказал мне: «Стоит ли вам возиться с этой дребезжалкой?» А вот теперь излишняя вибрация в вашем голосе, происходившая от слишком большого напора воздуха на связки, совсем прекратилась. Вы научились правильно дышать, звук стал компактным, и поете вы значительно легче и свободнее. Будем работать дальше.

Уроки Горчаковой, увлекательные беседы об оперном искусстве, о теноровом репертуаре заставили молодого певца задуматься о возможности оперной карьеры. Он еще не признается в этом до конца даже самому себе, но перспективы, раскрытые перед ним Горчаковой, все более захватывают его.

В апреле 1897 года в помещении Малого театра состоялся выпускной экзаменационный спектакль учеников Филармонического училища. Было поставлено несколько оперных отрывков. На этот раз Леонид Собинов пел партию Фернандо из четвертого действия оперы Доницетти «Фаворитка» и Ромео в отрывке из оперы Гуно «Ромео и Джульетта».

В газетах появились отзывы о молодых исполнителях этого выпуска. Рецензенты выделяли художественную самостоятельность тенора Собинова, исполнившего отрывок из «Ромео и Джульетты». Оценка голоса Собинова была единодушной. Природная красота тембра свежего молодого голоса, его звучность и мягкость, свободное владение кантиленой, выровненность регистров выгодно сочетались с простой, естественной фразировкой, отточенной благородной дикцией. Даже такой придирчивый и солидный критик, как С. Н. Кругликов, отмечая изредка проскальзывающие нотки горловой окраски, безоговорочно признавал одаренность Собинова и считал, что «из данного выпуска Собинов должен быть выдвинут с почетом вперед».

Заинтересовался молодым певцом и дирижер Большого театра И. К. Алмани. Он предложил показать Собинова на пробе в Большом театре. Хотя о возможности оперной карьеры Собинов и подумывал неоднократно, предложение Альтани застало его врасплох. Он был увлечен в это время адвокатской деятельностью, и мысль сменить более или менее упроченное положение юриста на полное тревог и неизвестности будущее певца-профессионала снова показалась ему невероятной. Сантагано-Горчаковой пришлось употребить немало энергии, чтобы уговорить своего ученика пойти на пробу. Спешно начали готовить каватину Фауста из оперы Гуно, отшлифовывать детали.

Проба голосов в Большом театре происходила великим постом, когда не было спектаклей. Проводил ее обычно Ульрих Иосифович Авранек, главный хормейстер Большого театра. Со стоическим терпением дирижировал он десятки раз одними и теми же ариями — Зибеля, Людмилы, Валентина, Демона, Сусанина, ловко, на лету подхватывая неопытных певцов, сбившихся от смущения и от неумения петь под оркестр.

Забравшись в уголок плохо освещенного зала, Собинов ожидал своей очереди Время тянулось мучительно долго. Он устал, слушая по нескольку раз одни и те же оперные арии. Волнение, сменилось чувством апатии. Непонятным казалось, как это он, помощник присяжного поверенного, выйдет сейчас на сцену и запоет под оркестр каватину Фауста. Вспомнилось вдруг, что ему на днях в суде предстоит разбирательство запутанного дела, к которому надо серьезно подготовиться. Из-за выпускных экзаменов в училище и дополнительных занятий с Горчаковой он порядком запустил свои адвокатские обязанности.

— Господин Собинов! — громко прозвучала его фамилия.

Молодой человек вздрогнул от неожиданности, но продолжал сидеть, не в силах подняться от охватившего его волнения.

«Провалюсь, осрамлюсь… — пронеслось з голове. — Лучше не пойду».

— Соби-нов! — настойчиво и с некоторым раздражением в голосе повторил секретарь жюри, вставая и всматриваясь в полумрак зала. — Пожалуйте на сцену.

И на этот раз Собинов остался сидеть, словно пригвожденный к месту. Он видел, как недоуменно пожимал плечами Альтани, вглядываясь в зал и объясняя что-то сидевшим за столом членам жюри.

— Не явился. Переходим к следующему, — уже равнодушно произнес секретарь.

Прозвучала незнакомая фамилия. Собинов облегченно вздохнул и незаметно выскользнул из театра.

И досталось же ему вечером от Александры Александровны! Она стыдила его за трусость и малодушие, сердилась, умоляла, приказывала и, наконец, уговорила еще раз пойти в Большой театр. Переборов волнение, Собинов благополучно пропел каватину. Впечатление жюри было благоприятно. Назначили вторую пробу, после которой Собинову предложили дебют в опере А. Г. Рубинштейна «Демон» в партии Синодала.

Началась серьезная подготовка к этому ответственному выступлению. Горчакова проработала с молодым певцом всю роль не только вокально, но до малейших сценических подробностей. Много думал и сам Собинов над образом лермонтовского героя. Он перечитал «Демона». В поэме было мало сказано о молодом князе, зато весь строй этого чудесного произведения, его восточный колорит, своеобразный стихотворный ритм помогли почувствовать характер действия и обстановки.

Программа первого выступления Л. В. Собинова на сцене Большого театра.

Наконец наступил вечер 24 апреля 1897 года. Собинов в волнении ходил по артистической уборной. Посмотрел на часы. Стрелки показывали половину восьмого. Первые зрители вошли в фойе, раскрыли программки с его фамилией…

Дверь распахнулась. Собинова попросили на выход.

На сцене все было так, как уже было сотни раз: дикая местность в горах, часовня, уходящая за кулисы тропа и чахлая чинара посредине. В глубине сцены показался караван князя, послышались крики погонщиков, на конях выехали Синодал и его друзья. На первый взгляд ничего особенного не было и в новом Синодале. Робко прозвучала первая фраза речитатива:

Снаряди гонца к невесте, Пусть к ней скачет он скорей…

Казалось, будто новый исполнитель больше всего озабочен тем, чтобы вовремя вступить и не разойтись с оркестром. Но вот началась ария Синодала:

Сердце бьется беспокойно, Караван наш запоздал, И напрасно нас сегодня Поджидает князь Гудал…

Чем дальше, тем свободнее звучит голос певца. Музыка, постепенно подчиняя себе артиста, раскрепощает его. И хотя он еще не умеет ориентироваться на огромной сцене Большого театра, жесты его приобретают какую-то осмысленность и порой поражают пластическим совпадением с музыкальной интонацией.

С каждой новой фразой дебютанта растет симпатия зрительного зала к нему.

Легко и свободно, без всякой видимой задержки дыхания переходит он на другой музыкальный размер: «Обернувшись соколом…» Это центральная часть арии. Юношеским одушевлением и молодой страстью звучит голос Синодала, тоскующего и мечтающего о Тамаре… Конец арии тонет в шуме рукоплесканий. До слуха дебютанта доносятся единодушные требования «бис». Удивленно и растерянно Собинов смотрит на дирижера. Альтани, улыбаясь, дает знак оркестру, и снова звучат первые такты «Обернувшись соколом…».