Собирается буря

Когда Аттила захотел узнать воеводу получше, и союзники выпили чашу или две кумыса, каган кочевников назвал собеседника Равен-Япраком — Листком Ревеня. Но только гунн осмеливался так обращаться к нему. Хотя Баян-Казгару пошел уже седьмой десяток, темперамент у нового правителя оставался как у молодого бычка.

Полководец привел с собой больше воинов, чем можно было сосчитать. Кое-кто сидел на лошадях из табуна убитого бога-правителя, в котором гарцевали не менее двух тысяч особей белого цвета. В них, без сомнения, текла кровь Небесных Скакунов. Многие же оседали обычных, хотя и крепких, животных — пегих, разношерстных, гнедых и маленьких коренастых лошадок серой масти. Шумная толпа крестьян, внезапно охваченных жаждой приключений, желала учиться древним искусствам своих предков — как обращаться со стрелой и луком, щитом и сверкающим мечом. Те юноши, которые еще не были женаты, хотели больше сражаться, чем вступать в брак. Старики, мужья и отцы прощались с кричащими женами и ревущими детьми у ворот дома и мчались прочь, испытывая чувство вины и возбуждение. Но вскоре волнение взяло верх, и тот, кто не избавился от чувства вины, был без сожаления отправлен восвояси или забыт во время безудержной гонки на лошадях по бескрайним просторам.

Союз черных и кутригурских гуннов стал возможен только после кровавой битвы. Союз же их объединенных сил и племени долины возник лишь благодаря хитрости, угрозам и прозорливости людей. Оборвалась всего одна жизнь, и никто не оплакал ее.

Аттила повел войско на север в первые трудные месяцы нового года. В их рядах вновь оказались кутригуры, женщины и дети, а также Юхи, Бела, Ноян и восемьсот всадников. В течение двух недель люди оставались голодными, но странным образом воодушевленными. Они ехали до тех пор, пока не увидели заброшенное пастбище в середине пустыни, где собиралась влага и круглый год росла зеленая трава. Желтоглазый каган кочевников знал, что оно было там, но никто не понимал, откуда. Другие странники уже разбили лагерь в том месте, но когда на горизонте показалась великая армия, они не стали мешкать, и вскоре тысячи лошадей щипали траву.

Через некоторое время к Аттиле присоединились и прочие отряды кочевников, слышавшие невероятные рассказы о могущественном азиатском войске, о немыслимой цели, о полководце и кагане, отмеченном самими небесами, которому не могли противостоять ни человек, ни империя. В одни отряды входило не более дюжины человек, в другие — уже сотни. Весенняя трава не успевала расти, чтобы прокормить многие тысячи лошадей. Торговали конями, оружием и товарами, заключали браки, и даже отчаянные воины жаловались в палатках на оглушительный крик и плач младенцев по ночам. Так, благодаря славе и родственным связям, ухаживаниям и деторождению количество людей продолжало постоянно увеличиваться.

Каждый народ сформировал свой собственный полк, дисциплинированный и подчинявшийся приказам только Аттилы и избранных. Когда не было строевой подготовки, те бойцы играли в дикие игры-состязания жителей степи. Они выхватывали золотые кольца из травы во время стремительного галопа или устраивали безрассудную борьбу между двумя воинами, мчащимися на лошадях во весь опор друг рядом с другом. Старались сорвать поцелуи или добиться более интимных вещей от юных девушек, скачущих с длинными плетями-камчами в руках, которыми они беспощадно наказывали своих преследователей. Но язвительные замечания, срывавшиеся с острых язычков, оказывались еще большим оскорблением.

Настало время разбить лагерь в последний раз. Пора было начинать долгое путешествие на запад, появлялись уже первые признаки весны. Лошади и крупный рогатый скот могли питаться во время пути. Только что распустившийся клевер и вика, эспарцет, кукурузный торичник и тонкие стебельки овса оживляли согревающиеся степи.

— На Рим! — воскликнул Аттила, высоко подняв меч. — И к берегам Атлантики!

Бесчисленное войско ответило громким воплем, хотя большинство понятия не имело, что значит «Атлантика». Бойцам понравилось, как прозвучало это слово.

Маленькая Птичка, следуя на своей лошадке рядом с каганом, не кричал со всеми, но по-еретически вздыхал посреди грандиозного военного празднества.

— Как и прежде, мне бы хотелось увидеть Китай, отец, — произнес шаман, — прежде чем я умру.

— Ты увидишь Китай, — ответил Аттила, дергая за поводья. Голос кагана был резким, а Маленькой Птички — тихим и печальным.

— Только во сне, — сказал шаман. — Как-то раз я видел, как залез на вершину высокого холма, откуда мог рассмотреть весь Китай, — сейчас он говорил в своей певучей ритмичной манере, словно декламировал стихотворение. — Висячие сады в летнем дворце императора, нефритовые журчащие ручьи, сверкающие голубки в шелковых и золотых листьях…

Маленькая Птичка остановился и посмотрел на Аттилу.

Каган ничего не ответил на напевы шамана, такие глубокие и странные, о столь грустном предзнаменовании.

Глаза Маленькой Птички заблестели, взгляд стал непроницаемым.

Огромен Китай, никогда не увидишь его целиком Высокие горы долины речные скрывают. Огромен Китай… Император всегда далеко. Китай… Попаду ли туда, я не знаю.

Глава 15 Возвращение домой

Великая армия вышла на север. К тому времени, когда дни стали такими же длинными, как ночи, она оказалась у края северных лесов, где весенняя трава была сочной и зеленой. А затем войско отправилось на запад. Там еще кое-где в тенистых долинах лежал снег, но в пограничных областях, например, между лесом и степью, разделенными, словно суша и море, всегда можно хорошо поохотиться.

Временами, когда солнце опускалось за горизонт, казалось, будто вернулась осень во всем своем великолепии: ветви деревьев становились золотыми от ослепительно яркого света. Иногда зимний холод пробирал до костей, вновь налетал резкий, пронизывающий, сильный ветер. Каган всегда настаивал на том, чтобы идти в темноте, когда дети уставали и засыпали в тележках. Иногда воины поворачивали на север, желая найти брод через великие реки этой страны, они ехали по полночному лесу, скользя по снегу. За ними крались волки, отбрасывая тени среди елей, их протяжный вой эхом отзывался в звездном небе. За серыми хищниками следовал еще кто-то, наблюдая и пробираясь сквозь высокие сосны, как люди по траве. Это были огромные безымянные существа, обладавшие гораздо большей силой, чем любой из когда-либо живших волков.

Но весна уже уверенно вступила в свои права, и с каждым днем воины уходили все дальше на запад, покидая суровую и негостеприимную центральную Скифию. Они приближались к плодородным пастбищам у Понта Эвксинского. Они ехали по длинной, мокрой траве на краю леса, и горькие травы в капельках росы щекотали поджилки у лошадей. Осталась позади страна, где жили лесные существа с карими глазами, использовавшие челюстные кости щук, чтобы раскрашивать тела бесчисленными завитками и зигзагами. Они обитали в покрытых корой хижинах, как говорил мудрец Маленькая Птичка, хотя только дети верили в россказни шамана. Взрослые насмехались и улыбались, услышав маленького безумца, повествующего о лесном народе, который поедал мох, а зимой ездил по снегу на оленях с уздечкой и седлом. Еще дальше на севере обитало племя, охотившееся на тюленей с копьями с наконечниками из вулканического стекла и строившее крыши лачуг изо льда, используя ребра китов.

На берегах рек гунны останавливались, чтобы напоить лошадей среди широколистных тополей. Здесь было очень ясно и тихо, повсюду пели птицы. Казалось, будто это личный заповедник для охоты какого-то великого властителя. Иногда мелькали лесные люди, которые уже давно прятались за деревьями. Это была толпа дьявольских всадников, вооруженных до зубов, со взглядом, столь же беспокойным, как у голодных волков. Они некоторое время следили за воинами, широко открыв большие мрачные глаза и укрывшись под накидками из перьев птиц, а потом незаметно ускользнули прочь, сев в рыбачьи остроконечные лодки и исчезнув на севере, в безопасных дремучих и бескрайних лесах.

Появились бледно-зеленые стрелки дикого лука, из-под копыт лошадей поднимался запах тимьяна. Ручей талого снега, весь в листьях и бесшумный, был столь слаб, что едва пробивался сквозь зеленую траву, мир столь ярок и юн, будто новый, сотворенный невидимыми руками Творца ночью. Казалось невозможным подобрать слова для выражения той радости от прихода весны после суровой зимней стужи, какую чувствовали все кочевники и странники. Не по ним была безопасность каменных домов, бани или обогреваемые полы. Хватало и смердящих костров, попон да пронизывающего холода.