Собиратель чемоданов

— А ты изменилась, — сказал Коллекционер, приближаясь к Марине, чтобы взять у нее из рук тяжелый поднос. — Раньше насекомые тебя не раздражали.

— Неправда! Клопов у меня никогда не было! — вспыхнула она.

— А тараканы?

— А что тараканы? Они по всему дому живут, — быстро проговорила Марина. — Скажешь, у тебя их нет?

Коллекционер не ответил.

— И за что их травить? — продолжала она. — Они крови не пьют, не безобразничают, питаются крохами…

— Они гадят в чемоданах, — деревянным голосом произнес Коллекционер.

— Ха! Ну, и где теперь твои чемоданы?!

Они стояли лицом к лицу, испепеляя друг друга взглядами. Между ними был поднос, на нем зазвенели чашки. Коллекционер потянул поднос к себе, но Марина не отпускала. Тогда он убрал руки, усмехнулся и произнес так тихо, чтобы слышала только она:

— Интересно, что скажет Упендра, если родится дочь?

6. От оглушительного грохота и звона битого стекла клопы разбежались. Стяжаев пошел за веником и мусорным ведром, а заодно и застирать испачканные заваркой брюки. Чемодаса притворился снова спящим, а скоро и вправду уснул.

— Ну, и какое же у них было дело? — безмятежно спросила Марина, боком присаживаясь на краешек стула.

— Да ничего интересного, — ответил Упендра. — Что могут придумать эти пошляки? Затеяли какую-то вечеринку с танцами и пытались втянуть меня.

— Ну, естественно! Чтобы ты им все организовал. У самих-то даже на это ума не хватает.

— Как ты догадалась? — поразился Упендра. — Именно так все и было.

— Вот нахалы! Им ведь уже было сказано, раз и навсегда. Как же тебе удалось их спровадить?

— Очень просто. Во-первых, я им прямо сказал, что я теперь — семейный человек, и бегать по танцулькам мне больше неохота. Мне там просто нечего делать.

— Правильно!

— А кроме того, мне завтра рано вставать. У нас ведь важное мероприятие в Обществе Собирателей Чемоданов.

— Ты им, небось, и адрес сказал?

— Да, улица Вокзальная, дом два.

— Зря. Еще припрутся, помешают.

— Не припрутся. Я их предупредил, что это очень далеко. Чтобы успеть к началу, им пришлось бы выйти прямо сейчас.

Тем временем Дмитрий Васильевич успел переодеться в сухие брюки, заново поставить чайник и уже занимался уборкой.

Потом он нарезал новых бутербродов и заварил чай.

Они посидели еще некоторое время, обсудили кое-какие детали завтрашней операции, после чего Стяжаев перешел в бывшую свою комнату и, не раздеваясь, прилег на диван.

7. Под утро ему приснился суд, и будто уже окончательный приговор вынесен, но суду конца не видно: все сидят как пришитые, расходиться не думают, и судят еще горячее, чем до приговора. А приговор такой: Подкладкину, как организатору — лишение головы пожизненно, с конфискацией всего находящегося в ней имущества и с правом апелляции не ранее, чем через пять лет, а Чемодасову, как исполнителю, с учетом его добровольной явки, содействия суду в установлении истины по делу, примерного поведения, и физического отсутствия на момент вынесения приговора — то же самое, но только условно.

Вот почему он и понял, что это сон: «Не может быть, чтоб так скоро. Судили-судили — и вдруг — бац, ни с того ни с сего, приговор. А свидетелей еще и половины не заслушали. Нет, это я, конечно, сплю». И долго еще лежал, не открывая глаз, так как было интересно, что говорят во сне.

Сперва долго шумели и возмущались. Судья колотил молотком, прокурор призывал к порядку, но шуму и возмущения не убавлялось.

— Как так не отделяется? — кричали из зала. — Это фокус, не верьте ему!

— Это неуважение к суду! Его суд приговорил, а он фокусничает! Прибавить ему за это!

— Прибавить! Прибавить! — подхватило сразу много голосов.

— А хоть бы и не отделялась! — заговорил невидимый оратор. — Суду до этого дела нет! Перед судом все равны, а приговор есть приговор! Если мы не будем выполнять свои же собственные приговоры, то у нас не суд будет, а богадельня!

— Верно говорит! Богадельня! — и весь зал начал дружно скандировать:

Вы-по-лнять! Вы-по-лнять!

Но тут прокурор применил всю мощь своего необыкновенного голоса: таким грозным рыком призвал к порядку, что разом перекрыл все крики, и публика сразу приутихла, а он еще и напомнил, что суд уважать должны не только те, кто уже осужден, но и те, кто пока еще не осужден. После этого наступила полная тишина.

— Говорите, Федор Соломонович, — сказал Чехлов. — Только покороче.

— Спасибо, Чех, — сказал судья и благодушнейшим тоном обратился к публике:

— Первое, что я хочу сказать: зачем так волноваться? Осужденный, как мы видим, пока что никуда от нас сбегать не собирается. Вот он здесь, перед нами, сидит себе преспокойненько на своем месте, где ему и положено сидеть. А уж если даже он не волнуется, то нам-то и тем более волноваться не о чем. А мы зачем-то разволновались. Правосудие есть правосудие. Рано или поздно оно все равно восторжествует. Так что об этом и волноваться не стоит. А во-вторых, давайте-ка сперва заслушаем судебных исполнителей. Они уж давно просят слова, а мы не даем. Это нехорошо. Как-никак, они — должностные лица, и имеют полное право высказаться. Тем более в такой ситуации, которая непосредственно их касается. Так что пусть уж они выскажутся, а там и решим, как быть. Пожалуйста, мы вас слушаем.

8. — А что говорить? — сказал, по-видимому, один из судебных исполнителей. — Тут и говорить нечего. Мы не станем исполнять преступные приказы, даже если они носят формально законный характер.

— Они с ним заодно! — выкрикнули из зала. — Это сатьянисты!

— Так. Прошу суд сейчас же выяснить, кто это сказал и внести в протокол! — потребовал судебный исполнитель. — Мы не позволим, чтобы нас при исполнении служебных обязанностей еще и оскорбляли. У нас и так работенка — врагу не пожелаешь.

— Вот именно! — подтвердил голос, принадлежащий, вероятно, другому судебному исполнителю. — Если вы там такой умный, можете сами попробовать. Да-да, выходите, я к вам обращаюсь. Я прекрасно видел, кто это сказал: вон тот, в зеленом шарфе. Что вы там прячетесь? А-а, не хотите? То-то же. А мы — не палачи. Мы — судебные исполнители.

— Точно, — сказал первый судебный исполнитель. — Мы — не Ироды, чтобы живого человека увечить.

— Не слуги Ирода, — поправил второй исполнитель.

— При чем здесь слуги? — возразил первый. — Слуги только исполняли приказ.

— Вот именно. Чего и от нас сейчас требуют. С ними все точно так же было: пришли, смотрят — голова не отделяется. Что делать? Пойти сказать Ироду? А вдруг еще попадет! А, ничего, мол, что приказано, то и будем делать. Мы — люди маленькие, наше дело — выполнять приказ. Они хотят, чтобы и мы точно так же.

— Ирод и сам прекрасно знал, чем чревато отделение головы, — заметил первый исполнитель.

— Ничего подобного! Ирод не знал, — возразил второй.

— Знал. У меня в Писании черным по белому сказано, что Ирод еще заранее хотел убить Иоанна, но боялся народа.