Собиратель фактов

— Это не твоя фраза. Украл, паршивец. Где-то я слышала про «погулять».

— Образованная, красивая, богатая. Женщина-мечта.

— Ну, хватит издеваться. Пошли в ванную. Мне на работу пора. Зарабатывать надо на домик в Финляндии. У озера, среди камней и сосен. И чтоб ни одной скифской рожи поблизости. Устала я, знаешь, от откатов, чиновников, пожарников. От всей этой сволочи. А эти выборы-перевыборы! Единые, неединые, на все согласные. И лживые все — до тошнотворности. На-до-ело! — Анна села и подтянула ноги к груди. — Извини, некому мне больше пожаловаться.

— Аполитично и непатриотично. И, главное, концентрация русских в стране Суоми колоссальна до неприличия.

— Молчи уж, патриот махровый. Дождешься от тебя слова утешения,—Анна резко опустила на пол длиннющие ноги и потянула Ю.Б. за руку.

После совместного купания, закономерно приведшего к взаимным ласкам, поцелуям, стихийно возникшей эрекции и интроэкции на скользкой поверхности эмалированной ванны, Анна первым делом схватилась за мобильник и стала давать указания секретарше, ссылаясь на то, что задерживается на неопределенное время в офисе нового партнера.

— Вот опаздываю из-за тебя, самец. Останешься или домой поедешь? — Анна быстро облачалась в черное белье, тончайшие чулочки, летний деловой костюмчик. Быстро подкрасила губы и взмахнула щеткой над рыжеватыми вьющимися волосами.

— Поеду. Обмозговать кое-что надо. Типа поработать.

— Тогда поторапливайся, работничек. В машине покуришь. Ключи возьми. Поведешь. А я расслаблюсь. Затрахал, изверг, слабую женщину.

Сидя за обтянутым дорогой кожей рулем новенького кабриолета Анны, Ю.Б. в полной мере ощутил преимущества панорамного зрения. Он следил за дорогой, рассматривал обновленные фасады, всматривался в меняющиеся лица водителей и их пассажиров, наблюдал за Анной. Смотрел, как на ее лице по мере приближения к рабочему станку смывается выражение беззаботного счастья удовлетворенной женщины. Кончики губ едва заметно раздвигались в блудливой полуулыбке, крылья прямого носика вздрагивали. А заботы хозяйки крупной фирмы медленно сгоняли эмоции с нежной кожи. Настойчиво проступали черты расчетливой стервозности, свойственной некоторым бизнес-вуманшам. При этом лицо не теряло привлекательности и манящей сексуальности. Глаза по-прежнему лучились дурманящим светом, превращающим серьезных мужчин в покорных или теряющих самоконтроль гормонозависимых самцов.

— Как Семеныч поживает? Не женился, старый кобель? — вдруг спросила Анна, отбросив размышления о предстоящих офисных делах.

— Живет, дай бог ему здоровья, строит дачи, философствует и попивает.

— Хороший мужик, — задумчиво отметила Анна и ткнула кулачком в плечо Ю.Б. — Как хороший мужик, так пьяница или бездельник.

— Осторожно, тачку разобью.

— Только попробуй. Заставлю жениться в двадцать четыре часа.

— Нет, приживальщиком быть не согласен. Вот закончу сценарий, напишу роман, гонорарий получу, — тяжело вздохнул Ю.Б. — Прославлюсь. Тогда сватов зашлю.

— Фи, дружок. План на пятилетку. Мы знакомы полтора года. Ты даже не желаешь скинуть в Интернет малюсенький рассказик. Пусть бы народ почитал и дал оценку, справедливую и бескомпромиссную. Неужто не интересно? А то пишешь все для себя. Писатель и читатель в одном флаконе.

— Может быть, может быть. Не готово еще. Отшлифовать надо. Доработать. Доскоблить. Дочистить. Добавить красок.

— Вам ви-и-днее, господин До-о-о-влатов, — изобразила заикание Анна.

— До Довлатова мне далеко. И вообще, я не писатель. Хоббист. Где нам, дуракам, чай пить.

— Обиделся, хоббист, — Анна потрепала короткие волосы с сединой на круглой голове Ю.Б. — Как-то непривычно видеть тебя без очков. Линзы не трут?

— Не трут, данке за заботу. А что Семеныча вспомнила? Никак ремонт затеяла на вилле?

— Затеяла, угадал. А вспомнила просто так. А может быть, попал в цепочку мыслей: работа, дом. Семеныч. Семья, наконец, — Анна скривила губы и усмехнулась.

— Однако в цепочке твоей нет звена: верный друг и любовник.

— Размечтался. Мужчина — кузнец семейного счастья. А ты, к сожалению, вольный стрелок. Или ронин? Как по-вашему, по-японски?

— Люмпен. По-вашему, по-немецки, — Ю.Б. склонил голову и погладил двумя пальцами круглую коленку Анны. — Вокруг тебя кружатся достаточно мордатых кузнецов с молотами счастья. Перебираешь? Выбираешь и отсеиваешь?

— А я уже отсеяла мусор и выбрала придурка. Сам знаешь, симпатичные, деловые и умные все переженились. Обзавелись киндерсюрпризами. Когда такой подкатывает, то только с одной целью: потрахаться — и с глаз долой. А напальцованные беззадые хамы с курдюками от подбородка до колен меня не возбуждают. К тому же я люблю поразмышлять. Поговорить, послушать. Ты хороший собеседник и благодарный слушатель. С плоским животом и круглой попкой, что немаловажно для тесного общения людей интеллигентных. Так что будем ждать букера. Я не слишком откровенна, милый?

— Букер? Не льсти, красавица, при мне. И не затягивай сеть, пожалуйста.

— Хам! Попользовался телом наивной девушки — и в бега? Не на ту напал, писатель сан-ный.— Анна резко ударила Ю.Б. по ребрам. Загорелся желтый.

— Ладно, ладно, уговорила. Фрахтуй пароходик. Будем заниматься любовью на верхней палубе.

Анна церемонно протянула тонкую кисть для поцелуя и сказала:

— Заметано, фрайерок.

Вечером Ю.Б. в раздумье ходил по просторной комнате, задерживаясь у окна и разглядывая прохожих и вереницу медленных автомобилей. Раздолбанная «семерка» дернулась и поддала под зад черный «Ранглер». Мятый капот «семерки» распахнулся, как крышка шкатулки с сюрпризом. Из «Ранглера» вышел мужчина. Внешние данные джиппера вполне соответствовали имиджу автомобиля: красивый тяжелоатлет с умными глазами и с вытатуированным иероглифом ри– «аргумент» на правом плече. Салон отечественного авто набит обдолбанной шпаной в заношенных футболках. «Как это еще гаишники не додумались ввести правило эстетического соответствия внешних данных автовладельца и его автомобиля? — подумал Ю.Б. — В данном случае правило соответствия не нарушено. Вот хозяин „трехсотки“ никак не вписывается в дизайн американца. Он смотрелся бы вполне гармонично в заезженном „Кадетте“ или в „десятке“. Правило нарушено, плати. Получи направление к модельеру, пластическому хирургу и в спортзал отдела ГИБДД. Срок исполнения — сутки. Впротивном случае автомобиль изымается и выставляется на торги. Вырученные деньги поступают в Фонд выпрямления дорог, ведущих к дачам ментовского начальства». Ю.Б. повернулся спиной к окну, постоял какое-то время с опущенной головой, потом подошел к письменному столу. Открыл иероглифический словарь, разгладил страницы и стал загонять в память обруча раздел словаря, включающий иероглифы со сто сорок седьмым ключом «видеть». Потом в верхнем правом углу чистого листа бумаги быстро написал иероглиф мэ– глаза и стал старательно выводить дзасисуру– пассивно наблюдать, миру– смотреть, обоэру– запоминать, какутисуру– осознавать, сатору– понимать. Исписал один лист, взял другой. Включил компьютер, долго смотрел на плоский монитор и наконец напечатал: «Обруч и Стрелок».

чень холодно и хочется спать. Закрываешь глаза. И мозг будоражат мелькающие лица убитых. Открываешь. И видишь измученные бессонницей, холодом и непрерывными боями неподвижные серые лица. Сколько дней прошло с начала русского наступления? Трудно сказать. Может, десять, а может, больше. Грохот не смолкает. Темно. Сквозь отверстие в потолке разрушенного укрепления видны холодные далекие звезды. Промелькнул силуэт русского самолета. Холодно. Лейтенант запретил разводить огонь. Сколько еще это будет продолжаться? Говорят, их батальон должны сменить. Скорее бы. Юрген совсем спятил. Молчит третий день. Лицо закаменело. Только произносит перед каждым боем заклинание: «За дом, веру и Отечество». В глазах страх, отчаянная решимость, полная отрешенность от далекого прошлого и сумрачного будущего. Эрик держится молодцом. Но и он начал сдавать. Матти посмотрел на спящего товарища. Эрик беспокойно зашевелился.

— Не спишь? — прошептал Матти, толкнув его в толстое плечо.

— Мне страшно, Матти, — не сразу ответил Эрик, слегка покашливая. — Знаешь, я боюсь умереть во сне. Холодно. Давай поговорим.

— О чем? — спросил Матти и глубоко вздохнул.

— Помнишь, мы ездили на соревнования в Перкъярви, а потом попали на съемки «Невесты егеря»?

— В тридцать седьмом? Помню. Ты тогда пялился, как безумный, на Тууликки Паананен, а попросить автограф струсил.

— Да, а сейчас там русские танки. И фильм про войну снимали. Беженцы на станции, солдаты, военный эшелон. Странно. Мистика какая-то.

— Сильные ребята были в «Алку» [6] . А мы все же заняли первое место.

— У них сильной была команда гимнастов, легкоатлеты слабее.

— Еще бы, Хейкки Саволайнен, Эйнари Терясвирта — олимпийские чемпионы. Это тебе не за девчонками из «Лотта Свярд» [7] подсматривать.

— В начале лета, на Муолаанъярви, — с воодушевлением вспомнил Эрик и тихо добавил: — Там тоже русские.

— Нет, Хотокка пока наша, — ответил Матти и подумал: «Хорошо, что Эрик такой болтун». И сразу увидел ясную красочную картинку озера. Остров, общественный пляж в устье реки Хотойоки, дачные домики по берегу, воскресные лица купальщиков и купальщиц. Солнечные блики на теплой воде. Он тогда только свыкся с возможностями обруча и впитывал глазами все вокруг. Особенно девушек, вытесняющих временами образ Энни. Он изучал каждое лицо, плечи, груди, коленки. Пристально и ненасытно. Никто не мог заподо зрить Матти в подсматривании. Эрик с Юргеном раскрывали рты и усиленно косили глаза в сторону девушек в красивых и мокрых купальных костюмах. Эрик наклонялся к оттопыренному уху Юргена и, захлебываясь от возбужденного смеха, делился впечатлениями и комментариями. Юрген отбивался локтем и закрывал уши. Тогда Эрик толкал Матти и чуть не кричал: «Смотри, смотри же, какая богиня из пены выплывает».

6

Название спортивного общества.

7

Добровольная женская патриотическая организация (1919-1944).