Соблазн в шелках

Ее слова резали воздух, как удары хлыста.

Аннушка, ссутулившись, молча смотрела в сторону.

Такой реакции Клодия от нее не ожидала. Ей вдруг стало не по себе.

– С тобой все в порядке?

Ответом было лишь всхлипывание, предвещавшее потоки слез.

Клодия пробыла у нее более часа. Остальную часть дня она с нетерпением ждала возвращения Гая. Он позвонил в пять.

– Я только что вернулся и очень устал. Хочу поспать часика два перед ужином.

– Хорошо. Я к тому времени буду готова.

– Как вела себя Аннушка?

Не сейчас, отложи разговор.

– Она устала и большую часть дня проспала.

– Я так и думал. Я постучал, когда проходил мимо ее комнаты, но не получил ответа. – Гай помолчал, голос его утратил свою деловитость. – А как ты себя чувствуешь после всех этих драматических событий?

– Хорошо.

– Ты, кажется, немного напряжена?

– Нет, все в порядке.

– В таком случае до встречи вечером. Если я не появлюсь в 7.30, позвони мне.

– Договорились. Приятного сна.

Он явился вовремя, свежий, только что из-под душа, выглядевший так, словно ночью проспал не менее шести часов. Гай поцеловал ее и сказал, что она выглядит прекрасно и что он изменил свое мнение относительно ее стрижки – просто ему потребовалось время, чтобы привыкнуть.

– Ты видел Аннушку? – спросила Клодия, входя в лифт. Он покачал головой.

– Я хотел это сделать, но, учитывая обстоятельства, решил воздержаться. – Что-то среднее между гневом и отчаянием промелькнуло на его лице. – Это только вызвало бы очередную стычку. Я бы вышел из себя, она бы, как всегда, надерзила мне, после чего я бы вообще потерял контроль над собой.

Клодия испытала огромное облегчение, узнав, что он не виделся с Аннушкой. Еще одна ссора могла все испортить.

– Я сунул под дверь ее комнаты записку, – продолжал Гай. – Ни слова о прошлой ночи. У меня неожиданно сорвались две встречи, назначенные на завтра, так что я подумал, что мы можем завтра отправиться на Черепаший берег.

Они поужинали в кафетерии, который едва ли можно было бы назвать подходящим местом для серьезного разговора.

– Мы выедем завтра не раньше полудня, – сказал Гай, когда принесли заказ. – Мне придется сначала сходить и подобрать оборудование. Один парень, который живет здесь с тех пер, как свергли с престола старого султана, пообещал одолжить нам спальные мешки, портативные холодильники и прочее. Я попросил, чтобы в отеле нам приготовили с собой продукты.

– Звучит заманчиво, – бодро откликнулась Клодия. Он насторожился.

– С тобой все в порядке?

– Все хорошо. Нет, не все хорошо. Мне надо поговорить с тобой. Об Аннушке.

Лиха беда начало. Дальше пошло проще.

– Когда я зашла к ней в обеденный перерыв, она начала говорить мне ужасные вещи, и я потеряла контроль над собой. И тоже наговорила ей в ответ массу неприятного. – Клодия с трудом сглотнула, так как в горле у нее пересохло от волнения. – Действительно неприятных вещей. И Аннушка расплакалась. Не притворилась, а по-настоящему расплакалась. И тут обнаружилось кое-что нехорошее.

– Что именно?

Она оглянулась вокруг.

– Мне не хочется разговаривать об этом здесь. – Взгляд его стал острым, как стальной клинок.

– Что-нибудь произошло прошлой ночью?

– Речь совсем не об этом. О прошлой ночи в разговоре даже не упоминалось.

У него немного расслабились напрягшиеся плечи, но взгляд был по-прежнему настороженным.

– Что-нибудь в школе?

– Нет, речь о другом. – Она нетерпеливо оглянулась. – Попроси принести счет. Мы не можем обсуждать это здесь.

Жестом подозвав официанта, Гай потребовал счет, подписал его, и они сразу же вышли из кафетерия.

– Пойдем на пляж, – предложил он, – там сейчас ни души.

Пляж был самым подходящим местом. Ей не хотелось идти в номер, а в баре было слишком многолюдно.

Ветер, бушевавший прошлой ночью, стих. Море было темным, спокойным и серебрилось в лунном свете. Они уселись на мягкий песок чуть поодаль друг от друга.

– Ну, выкладывай.

Обхватив руками колени, Клодия продолжила рассказ:

– Она была в ужасном состоянии. Я давненько не видела, чтобы кто-нибудь так горько плакал.

Некоторое время оба молчали.

– Это из-за меня, не так ли? Она думает, что я не хотел, чтобы она жила вместе со мной.

Его слова выбили у нее почву из-под ног.

– А это правда?

– Нет. К тому же все не так просто. – Гай поднял камешек и швырнул в воду. – Она сама не хотела приезжать, потому что приходилось оставлять там друзей, и школу, и все, к чему она привыкла. – Он бросил в воду еще один камешек, на сей раз подальше. – Аннушка не глупая девочка. Даже в свои тринадцать лет она понимала, что мне придется изменить весь свой уклад жизни, чтобы приспособиться к ней. И я это сделал. Приспособил свои часы работы, изменил устоявшиеся привычки… Она думала, что я из-за этого злюсь на нее.

Его проницательность обескуражила Клодию.

– А ты действительно злился?

– Не могу сказать, что для меня это было удовольствием, особенно поначалу. Если бы она переехала ко мне на год раньше, возможно, все было бы по-другому. Но за этот год она сильно изменилась, стала капризной, не желала разговаривать.

– Это называется проблемами переходного возраста.

– Я знаю, и произошло это в самое неудачное время. Я понимал, что она думала. Аннушка была несчастна и пыталась убедить себя, что в этом виноват я, потому что я, мол, не хотел, чтобы она жила у меня. Так ей было проще.

Клодия ощутила теплую волну сочувствия к нему.

Как я могла подумать, что он об этом не знает?

– Я говорил ей, что рад тому, что она живет со мной, – продолжал Гай, – но видел, что она мне не верит. Ей казалось, что я говорю одно, а думаю другое. Поэтому я перестал твердить об этом. Теперь, оглядываясь назад, я вижу, что был слишком снисходителен, ей сходили с рук дерзости и грубые выходки. Я думал, что она злит меня нарочно, чтобы я вышел из себя и наорал на нее, и тогда она получила бы подтверждение того, что я не хочу, чтобы она жила рядом.

Клодия отчетливо представляла себе эту ситуацию: его сдерживаемое раздражение и ее постоянное вызывающее поведение…

– Аннушка говорила что-то о женщине, которая в то время была твоей подружкой. Она считает, что разлучила вас.

Гай нетерпеливо покачал головой.

– Все было не так. Камилла не любила детей. Ей не нравилось, что из-за них приходится менять свои привычки. Ей не нравилось приспосабливать свой отдых к тому, что хочется детям. Ее возмущало, что она не могла больше оставаться у меня на ночь. Когда я сказал ей об этом, она решила, что я над ней издеваюсь.