Соблазн

– Мисс Найт… Я Кари Уолш. Примите мои поздравления с наградой. Судя по всему, что я о вас слышал, вы уже давно ее заслужили, – произнес он. Потом, с немного смущенным выражением на лице, объяснил: – В Белый дом была приглашена моя мать… Вы можете сказать, что я обманом занял ее место. Это кажется вполне в духе Уолшей, но, как я полагаю, вы уже об этом слышали.

Стиви поняла его намек.

– Кари, мне известно, что происходит между вами и вашей матерью. И это не секрет для многих… И, как мне кажется, все это достаточно постыдно, к сожалению.

– Я тоже так думаю, но…

– Но ничего, – продолжала она. – Ливи Уолш одна из самых порядочных женщин, каких мне доводилось встречать в жизни. Конечно, есть у нее и свои недостатки, как и у любого другого, но она старается – и чертовски упорно – преодолеть их. И я знаю, что она готова пойти вам навстречу.

Кари Уолш иронически улыбнулся, и за его чертами Стиви смогла представить себе лицо Кена Уолша, человека, которого Ливи любила всем сердцем и продолжала оплакивать после стольких лет разлуки.

– Все это мне уже знакомо, – сказал он. – Ливи уже однажды возвращалась из Оазиса, полная добрых намерений…

– Люди меняются, – ответила она с улыбкой. – Порой им требуется некоторая практика, прежде чем они все поймут. – Она взглянула на часы. – Мне нужно успеть на самолет, Кари, и я должна спешить… Но я вам обещаю. Вы услышите известие от Ливи… и скоро. И когда это произойдет, постарайтесь не забывать, что она одна у вас мать. А сиротой быть очень грустно, – спокойно добавила она. – Спросите у кого-нибудь, кто знает.

День уже клонился к закату, когда такси высадило Стиви перед домом 128 на Тенистой аллее. В мягком свете сумерек дом был таким, каким она его помнила – среднеамериканский дом, в котором могла жить среднеамериканская семья. Когда-то он казался самой мрачной тюрьмой, но годы стерли ауру угрозы и страха, которую Стиви постоянно ощущала ребенком.

Она позвонила в дверь, а когда никто не ответил, вошла внутрь, бессознательно делая глубокий вдох, словно могла уловить какой-то знакомый запах, напоминавший о прошлом. Воздух был неподвижным, почти стерильным, словно никто тут не жил, и Стиви показалось, будто она пришла в незнакомое место.

– Есть кто-нибудь? – крикнула она, и когда повернулась, чтобы пройти в гостиную, внезапно перед ней замаячил военный мундир. Это был Адмирал – и все же не он. Одетый в мундир, который больше не имел право носить. Опрятный и выглаженный, он все-таки, казалось, сидел на нем как-то непривычно, больше напоминая великоватую пижаму, надетую на старика.

Он не проявил признаков удивления, увидев ее. Или что-то промелькнуло в его глазах? В какой-то миг ей показалось, что он может выгнать ее из дома, однако он нехотя шагнул в сторону, позволив ей войти в гостиную.

– Полагаю, что уж лучше тебе войти в дом, раз ты оказалась тут, – сказал он сердито. Подождав, пока она присядет, после некоторых колебаний, на край стула, он тоже уселся в кресло на другом конце комнаты. И они посмотрели друг на друга с расстояния, которое было намного больше, чем ширина ковра.

– Полагаю, что ты приехала злорадствовать, – произнес он наконец.

– Нет, не для этого я приехала. – Ее ответ прозвучал быстро и уверенно. И все-таки была секунда, когда она порадовалась его неудаче, что вот он теперь наказан. Но теперь… – Я приехала… Я приехала потому, что хочу помириться с тобой, – сказала она.

Усмешка заиграла в уголках его рта.

– Поздно мириться, – ответил он сердито. И все-таки не встал со своего места и не прогнал ее. Это уже говорило о чем-то, подумалось ей, особенно после их последней встречи.

– Мне… мне жаль, что у тебя так все получилось, – сказала она, удивляясь сама себе. – Что ты теперь будешь делать?

– Писать мемуары. – Он с горечью засмеялся. – Я еще не готов к смерти… Не сейчас.

Ей послышалось эхо слов Сэнди: «Кастер Найт, пожалуй, один из великих…» И в этот момент Стиви показалось, что произошло чудо. Ей стало жаль отца. Так многим своим пациенткам она говорила, что их родители делали все, что могли, но никогда не могла и вообразить, что то же самое можно сказать и про Адмирала. И теперь впервые догадалась, что жестокий тиран, которого она помнила, был маской для испуганного, искалеченного человека, отрезанного и изолированного от человеческого тепла.

– Я видел тебя по телевизору сегодня утром, – сказал он, глядя мимо нее в окно, словно не мог заставить себя встретиться с ней взглядом. – Надеюсь, что ты испытываешь благодарность за оказанную тебе, честь, Стефания…

На секунду она разозлилась. Ему непременно нужно было унизить ее, даже сейчас. А затем напомнила себе: ведь он не знает ничего другого. Если бы знал, то не сидел бы здесь в пустом доме в одиночестве.

– Да, – ответила она. – Хочешь посмотреть… на медаль?

Теперь он поглядел ей в глаза.

– Да, – сказал он, – хотел бы. Она протянула ему медаль в бархатной коробочке, смотрела, как он с благоговением взял ее, повернул обратной стороной, чтобы прочесть надпись, – этот человек, который выстроил всю свою жизнь на ритуалах власти, чтобы быть в конце концов разрушенным ими.

Она тяжело вздохнула.

– Знаешь, – сказала она. – Я долго тебя ненавидела. Но теперь все это кажется мне глупым. Я солгу, если скажу, что прошлое ничего для меня не значит, но… ты ведь один у меня на свете, – продолжала она, повторяя слова, которые сама сказала Кари, – и… если ты не против, может, мы попытались бы начать все сначала.

Она замолкла и ждала, казалось, целую вечность. Неужели напрасно она приехала сюда? Неужели Кастер Найт ненавидит свою единственную дочь так сильно, что отбросит протянутую ему оливковую ветвь мира?

Солнце скрылось совсем, и в комнате повисли серые сумерки. Стиви старалась разглядеть в полутьме лицо отца. О чем он думал молча? Почему так шевелились его плечи, словно он тяжело дышал?

– Твоя мать… – произнес он тихим, низким голосом, который, казалось, поплыл по комнате, – твоя мать думала о тебе перед кончиной. Она любила тебя.

Стиви поднялась на ноги и пересекла разделявший их ковер.

– Спасибо тебе, – промолвила она, положив руку на отцовское плечо. – Спасибо тебе за это.

Когда Кастер Найт вздохнул и закрыл глаза, Стиви подумала, что у него на щеке блеснула слеза.

– Я устал, – сказал он с усилием, и она поняла, что пора уходить.

– Я еще приеду к тебе, – сказала она.

Он просто кивнул. Хорошо, подумалось ей, это только начало.

Поздно ночью Стиви добралась до Оазиса. Она была измотана физически и иссушена эмоционально; ей ничего больше не хотелось, только рухнуть не раздеваясь на постель. Но она не могла позволить себе расслабиться, по крайней мере не сейчас.