Соблазн

Однако едва лишь девушки, шагнув с мостовой, прошли через ржавые ворота, как впечатление у Стиви начало меняться. Украшая стены узкого вестибюля, здесь висели некоторые из широко известных, красочных портретов работы Самсона Лава – Мао, Мерилин и Ричард Никсон. А пол был устлан сверкающими, белыми, твердыми щепками – создавая видимость дорогого ковра, и в центре всего этого стоял двадцатилетней давности «форд» – конвертибль. На заднем сиденье «форда», сделанные из чего-то, что напоминало тысячи склеенных между собой лейкопластырей, находились скульптурные изображения мужчины и женщины, занимающихся любовью; ноги женщины были задраны кверху.

– Ого! – произнесла Стиви, пораженная как автомобилем, стоящим внутри здания, так и находящимся внутри произведением.

– Здорово, а? – сказала Пип. – Самсону предлагали полмиллиона долларов за это, но он говорит, что работа нравится ему самому слишком сильно, чтобы ее продавать. Он называет ее «Мир». – Пип засмеялась, как будто сказала шутку.

Стиви недоумевающе посмотрела на нее, и это заставило Пип дать объяснения: – Ее ноги, понимаешь?..

И тут Стиви заметила, что ноги женщины как бы образуют букву «V» – отголосок популярного символа мира, который демонстранты, участвующие в антивоенных шествиях, изображали пальцами. Стиви тоже издала маленький смешок. Она не ощущала в себе особых склонностей к искусству, однако визуальная шутка Самсона Лава сказала ей, что у него, видимо, занятное мышление и от него можно ожидать насмешливых замечаний. И внезапно она почувствовала, что заранее робеет.

Однако Пип уже затаскивала ее в огромный грузовой лифт. Она закрыла металлическую складную дверь и нажала на нижнюю из нескольких огромных разноцветных кнопок.

– Он использует все это здание? – спросила с удивлением Стиви.

– Самсон делает множество разных дел, – ответила Пип загадочно. Лифт остановился. Пип раскрыла дверцы и направила Стиви в маленький коридор, с большой красной металлической дверью. Пип громко забарабанила костяшками пальцев в дверь. – Иногда целую вечность приходится ждать, пока кто-нибудь откроет. Но не беспокойся, рано или поздно это произойдет.

Стиви не столько беспокоилась, сколько испытывала возбуждение. Всего лишь сегодня утром она встретила Пип, и все-таки уже чувствовала, что спасена от скудного и одинокого существования.

Пип забарабанила снова, еще громче, и когда опять никто не пришел, скользнула вниз, усевшись на мрачном бетонном полу, равнодушная к последствиям, которые это принесет ее лисьей шубке и дорогому кожаному мини пурпурного цвета. Стиви присела тоже. Ее собственный прикид был намного скромнее, она впопыхах импровизировала: просторный черный свитер, подпоясанный имитацией медного обруча, а внизу черные рейтузы; сверху же для тепла надет морской бушлат.

– Ты выглядишь сногсшибательно, – сказала Пип, когда поняла, что Стиви необходимо ободрить. – Я уже обещала, что Самсон тебя полюбит, так что успокойся.

И снова Стиви не могла не спросить: Почему ты говоришь так уверенно?

– Потому что ты как раз в его вкусе. Ты свежая, красивая… и новая. Вот что его больше всего интересует, Стиви – новая. Новое искусство, новые ощущения, новые лица.

Стиви не удавалось представить себя свежей или «новой», и все-таки ей понравилось, что некто знаменитый может так считать.

– Кстати, заметь, – сказала Пип, – Самсон не интересуется просто красивыми, хоть и любит, чтобы у него на вечеринках было побольше красивых людей. Нет, просто он может разглядеть в тебе такие вещи, каких не заметит больше никто; он понимает вещи, которые не понимаешь в себе даже ты сама… И он извлекает из тебя эти вещи. И тогда он должен любить тебя, потому что ты становишься одним из его творений. Поняла?

Стиви с сомнением потрясла головой.

– Это звучит немного страшно… вроде колдовства. Я не уверена, что хочу, чтобы мои тайны узнал кто-то еще. И меня пугает мысль, что кто-то узнает обо мне то, что знаю я сама.

Пип улыбнулась, и при неярком свете коридора на ее лице появилась грусть, отчего она сразу стала казаться старше.

– Это, возможно, и страшно, – спокойно сказала она, – но восхитительно. Валентина говорит, что Самсон – это ответ двадцатого века маркизу де Саду. Хотя я считаю его скорее Питером Пеном…

Неожиданно раздался звук засова, который отодвигался в сторону на металлической двери.

– Ну, – заключила Пип, вскакивая на ноги, – теперь держись. – Красная металлическая преграда была отворена приземистым, плотным мужиком с темными, курчавыми волосами. Его причудливая экипировка – рубашка с нарисованным на ней галстуком и голубые брюки, колоколом расширяющиеся книзу, несколько не вязались с его крепким, мускулистым телосложением портового грузчика. Шрам, проходивший по гребню его носа, придавал ему слегка зловещее выражение. Несоответствие усилилось тоном человека из высшего света, которым он заговорил:

– Добрый вечер, Филиппа. – Он ткнул пальцем в Стиви. – Что это такое? Свежатинка в Самсонов гарем?

Филиппа нахмурилась, словно хотела прекратить этот разговор.

– Это Стиви Найт, моя лучшая подруга. Стиви, это Пол Максвелл. Не обращай на него внимания… Он ревнует к Самсону, да и вообще у него просто дурные манеры. – Она взяла Стиви за руку и провела мимо мужика.

– Он не очень приятный, – прошептала Стиви.

– Нет, – прошептала в ответ Пип, – но он жутко богатый, и это делает его интересным в глазах Самсона.

Едва они сбросили свои верхние одеяния на холм пальто, возвышавшийся возле дверей, как Стиви почувствовала, что на нее буквально обрушились яркие цвета и звуки. Сотни красных, синих, желтых воздушных шаров, надутые гелием, летали под потолком футах в двадцати над головой, дополняя невероятно яркую окраску стен. Музыкальные автоматы звякали в контрапункт к музыке шарманки, а зазывалы заманивали в балаганчики карнавального типа. Стиви захлопала в ладоши, словно ликующий ребенок, когда поняла, что в здании устроена настоящая бродячая ярмарка. Она и прежде видела бродячие карнавалы, которые размещались за воротами базы, проходила мимо них, направляясь в город, однако Ирэн никогда не водила ее туда. И теперь как будто осуществилась ее детская мечта – ей даже показалось, будто рассказы Пип о Самсоне Лаве и в самом деле были правдой: он знал ее, даже еще и не познакомившись с ней, знал точно, чем ее можно подкупить… Стиви вдыхала карамельный запах сладкой ваты, смешивавшийся с соленым, слегка горьковатым запахом попкорна. Все вокруг нее смеялись и развлекались, не обращая никакого внимания на кинокамеры, двигавшиеся между ними. Стиви едва верила своим глазам.

– Ну, – сказала Пип, – и как тебе это нравится?

Стиви старалась держать свой энтузиазм в узде, боясь, что ее премудрая подруга сочтет это за провинциальность.

– Что ж, и вправду приятно.

– Приятно? – Брови у Пип выгнулись дугой. – Эй, Стиви, как же ты собираешься наслаждаться новыми впечатлениями, если делаешь вид, что все это уже видела?

Стиви осклабилась:

– О'кей, это не приятно, а… это эффектно до охренения.

– Вот так-то лучше, – заявила Пип. – Теперь пойдем выпьем что-нибудь.

Стиви сделала движение в сторону фонтанчика с мраморным верхом, где парень в соломенной шляпе «парня девяностых», при галстуке-бабочке и полосатой жилетке, раздавал молочный коктейль и содовую в стаканчиках из-под мороженого.

– Не-а, – сказала Пип, – не сегодня. Эти напитки не такие уж и невинные, как кажутся, и я не хочу, чтобы ты потратила свой первый визит в Забегаловку, проведя его на другой планете. – Она затащила Стиви в маленький открытый бар, где бутылки со спиртным стояли рядом со старинными аптечными кувшинами, наполненными яркими жидкостями. Пип наполнила фужер льдом и плеснула туда водки. – Ну вот, пока удовольствуемся старомодными вещами.