Соблазнить дьявола
Шрифт:
Илзас Ингой, намеревавшиеся сделать карьеру в театре, были такой редкостью, что мамаша Люси преподносила их как закуску к основному блюду. Или, возможно, как редкостную приманку. Только самые богатые джентльмены могли заплатить непомерную сумму, которую Люси запрашивала за удовольствие общения с близнецами. Она сажала Илзу с Ингой на маленький помост в гостиной как своего рода афи-шуразвлечений, которая привлекала толпу клиентов. А когда клиент, налюбовавшись, доходил до безрассудства, он или платил нужную цену, или брал что-нибудь подешевле. У Люси были и такие.
– Знаешь, я сегодня
– Хорошо, – согласился маркиз, поднимаясь со своего дивана. – Пойду, заплачу.
– И слышать не хочу об этом. Позволь мне, старина.
Знающего человека всегда настораживает, если шотландец добровольно предлагает что-то оплатить, но Девеллин сейчас был слишком расстроен, чтобы вспомнить об этом. Аласдэр подошел к мамаше Люси, которая выглядела так, будто забыла утром побриться, и долго болтал с нею. Затем Девеллин оказался в темной душной комнате наверху наедине с Ингой и Илзой.
Девеллин был мужчиной, а девочки потрясающе красивыми. Хихикнув, Илза встала за спинкой его стула, голые тяжелые груди коснулись его тела, когда она наклонилась и взяла губами мочку его уха.
Черт бы побрал Аласдэра за его благотворительность!
Девочки мамаши Люси были такими же поношенными, как вчерашние чулки. Пока Илза развязывала ему галстук, Инга наклонилась вперед и ловко погладила кончиками пальцев его плоть.
– Возьми его, Инга, – подзадоривала сестра. – Ты можешь.
Внезапно Девеллин представил себе поношенный чулок, посмотрел вниз на то, что делала Инга, и ему стало тошно. Не оттого, что она делала с ним. А оттого, что он платил за свое удовольствие. Ни разу, ни одна женщина не выказывала готовности сделать это лишь потому, что хотела его. Фактически до сегодняшнего дня в Крвент-Гардене он ни разу не подходил к женщине без того, чтобы не держать наготове кошелек. Но Сидони не та женщина, которой предлагают деньги.
Инга действовала энергично и напористо.
– Это хорошо бодрит, да? – шептала Илза, прижимаясь грудью к его щеке.
Увы, это было не очень хорошо. Если что и взбодрилось, так малая часть его тела. Это совсем не то, чего бы он хотел. А желаемого Девеллин получить не мог. Протянув руку, он запустил пальцы в светлые волосы Инги.
– Прости, дорогая. На меня это не действует. Впервые в жизни Девеллин осознал, что его тело может хотеть одного, а душа совсем другого. И что его душа, если бы он дал ей волю, победила бы. Всегда. Может, именно потому он так часто и неумеренно пил. Истина дошла до него столь внезапно и отчетливо, что Девеллин уже заправлял рубашку, когда Инга встала, с благодарностью глядя на него. Однако Илза была не столь довольна. Она вышла из-за стула и начала торопливо надевать скудные клочки материи, которые только что сбросила.
– Проклятие! – сказала она, явно расстроенная, недостаточное, отчего знание английского стало еще заметнее. – Живей, Инга. Мы идем танцевать.
– Никаких больше танцев, – устало ответила сестра. – У меня болят ноги. Теперь я хочу работать только на спине.
– О танцах не беспокойтесь, – сказал Девеллин,
застегнув последнюю пуговицу. – Я незаметно выйду с заднего хода. А вы обе поскрипите немного пружинами, устройте из этого хорошее выступление, потом заприте дверь и… поспите или делайте что-нибудь еще.– Правда? – недоверчиво спросила Инга.
– Да, – сказала Илза. – По мне, спать очень хорошо.
– Тогда я этого требую, моя дорогая. – Маркиз бросил Инге дополнительную купюру в десять фунтов.
Сестры недоверчиво посмотрели друг на друга, будто не могли поверить неожиданному счастью. Или просто сомневались, в здравом ли он уме. Но в любом случае, когда Девеллин завязал галстук, Илза уже подпрыгивала на кровати, а Инга, сидя в кресле, стонала и кричала:
– Да! О! Да, да!
Маркиз глядел на них с восхищением. Может быть, Илзу с Ингой действительно ожидало хорошее будущее в театре? Покачав головой, он под аккомпанемент криков экстаза бесшумно выскользнул из комнаты.
На следующий день в Лондон вернулся дождь, теперь с густым туманом, пахнувшим угольным дымом и тухлой рыбой. Утром миссис Таттл заставила себя выйти на кухню, чтобы приготовить завтрак, но от ее беспрерывного кашля дребезжали стекла. Уже было ясно, что не шерри уложило бедную женщину в постель, и Сидони чувствовала вину за свои неоправданные подозрения. Из-за сырости на рынок отправили Мег, что заняло у нее вдвое больше времени, поскольку она всегда слонялась у дома Девеллина в надежде, часто вполне оправданной, увидеть Генри Полка, который выйдет, чтобы строить ей глазки.
Когда прошел целый час, Сидони хотела уже позвать ее с улицы, но тут дверь внизу хлопнула. Значит, Мег вернулась. Как раз вовремя, чтобы услышать очередной приступ кашля миссис Таттл.
Встревоженная Сидони отправилась в гостиную к Джулии.
– Ты можешь еще вынести омлет вместо обеда? Джулия оторвалась от шитья.
– Таттл, кажется, и правда больна. Я думаю, не послать ли за доктором Кетуэллом?
– Пойду, сообщу ему дурные новости, – холодно улыбнулась Сидони.
Но кухарка, видимо, слегка оправилась. На середине лестницы, ведущей в кухню, Сидони услышала, как обе служанки с хихиканьем обсуждали последние сплетни.
– Генри сказал, один раз они тайком заглянули в кабинет и видели, как этот сэр Аласдэр, его друг, лежал без сознания на диване, – рассказывала Мег. – А сам лорд Девеллин трупом лежал посреди комнаты! В плащах и сапогах! Оба шатались из стороны в сторону, как пьяные матросы, когда их разбудила скрежетом уборщица, чистящая камин.
– Ох уж этот лорд Девеллин, – мрачно сказала миссис Таттл. – Он дьявол, я слыхала.
– Вы правильно слыхали, мэм, – вполголоса ответила Мег. – Вчера они полночи были в Сохо. А после они забыли бедного Уиттла и пешком отправились домой. Его светлость пел гимны, а сэр Аласдэр колотил тростью по дну пивной бочки. Они были в очень дурном публичном доме.
– Следи за своим языком, девушка, – предупредила кухарка.
– Так сказал мне Генри. Так или иначе, это называется заведением мамаши Люси. Они давно туда ходят. Один раз они пробыли там целых три дня. Генри сказал, это настоящее логово порока.