Собор без крестов - 2

Лесник ни от кого не скрывал своего приезда в Моск­ву, но и не собирался его афишировать. Однако пребыва­ние в столице одного из патриархов, уважаемого козырно­го авторитета воровского мира, единственного из всех во­ров страны, сумевшего наладить сотрудничество российс­кой мафии с американской, а через нее с итальянскими ма­фиозными группами, не осталось незамеченным. Интерес столичных воров к Леснику вызывался разными причина­ми, не только теми, о которых я говорил выше. Ворам хоте­лось воочию убедиться, что даже таким авторитетам, каким был Лесник, ведущим активную воровскую жизнь, предос­тавляется возможность дожить до глубокой старости и уме­реть естественной смертью. Каждому из них хотелось бы иметь для себя именно такой жизненный конец. Чтобы влить в себя определенную дозу оптимизма, уверенности в завтрашнем дне, они стремились к контакту с Лесником.

Другие авторитеты желали с ним встретиться как со ста­рым знакомым, чтобы окунуться с ним в воспоминания десяти-двадцатилетней давности, когда они были не такими старыми, как сейчас. Такие воспоминания были приятны­ми для всех участников.

Третьи стремились к встрече с Лесником как с признан­ным авторитетом, желая использовать его как третейского судью в разрешении ведущихся между ними споров. Разре­шение такого спора доверять кому-либо из столичных ав­торитетов стороны не желали потому, что, если одна сторо­на выбирала для решения спора, допустим, Князя, то дру­гая сторона желала, чтобы этот спор разрешал, скажем. Граф, тогда как первая сторона именно Графу не очень-то доверяла как судье. В такой ситуации Лесник был самым приемлемым вариантом, устраивающим все враждующие стороны.

Желающих встретиться с ним было так много, что Душ­ман отказался от ее проведения у себя дома, перенеся на вечер в ресторан «Надежда», закрыв его от повседневных посетителей.

Как бы между прочим, Душман в беседе с ворами со­общал, что месяц тому назад Леснику исполнилось семьде­сят лет, что дало повод наиболее давним знакомым юбиля­ра преподнести ему свои подарки и поздравить его с про­шедшим днем рождения.

К шести часам вечера в ресторане собралось тридцать семь воровских авторитетов города. Желающих попасть на встречу с Лесником было гораздо больше, но многие были по воровскому рангу еще недостойны присутствовать на таком высоком собрании. Исключение составляли те мо­лодые воры, которые имели козырных родителей, удосто­енных встречи с Лесником. Представляя ему своих взрос­лых, уже вставших на путь совершения преступлений де­тей, побывавших в местах лишения свободы, они как бы показывали ему живучесть и преемственность воровских профессий.

Я обращаю внимание читателей романа на один нема­ловажный момент. Масть Лесника не делала его таким не­пререкаемым авторитетом, перед которым все собравшие­ся должны были раболепствовать, заискивать и унижаться. При всем уважении собравшихся к козырной масти кого бы то ни было, воры обязаны были следить за своими слова­ми, чтобы не обидеть разговаривающего с ним. Вот поче­му, обращаясь друг к другу, они говорили «свояк», «брат». Любое бестактное слов, вылетевшее нечаянно из уст одно­го вора в адрес другого, могло послужить причиной кон­фликта. Обиженный таким обращением вор мог тут же при­влечь виновного к ответу и требовать от него или извине­ния, или удовлетворения. При этом допустивший бестак­тность по отношению к другому у окружающих никогда не получил бы поддержки, каким бы он при этом ни был до этого авторитетом.

Нашим зажравшимся чиновникам государственного аппарата в этой части есть чему поучиться у воров. Ведь у чиновников всегда прав тот, кто стоит на служебной лес­тнице выше остальных. И эти «остальные», зная, что их на­чальник хам и негодяй, заискивающе улыбаясь, молча тер­пят вылитую на себя бурю его «культуры». Может быть, по­этому госаппарат, состоящий из таких послушных винти­ков, позволяет отдельным лидерам государства на опреде­ленных этапах его развития вращать его механизм то в одну, то в другую сторону.

Мы, обыватели, видя ошибки своих руководителей, тоже молча и послушно выполняем их волю. Мы, жители России, еще не погибли и не утонули на корабле своего го­сударства лишь потому, что наш корабль огромен и крепок, и при всем желании самодуров-вождей им не удается его ни перевернуть, ни посадить на мель. Поэтому у нас есть крепкая уверенность в том, что когда-нибудь за руль наше­го корабля станет опытный, мудрый капитан, достойный своего многострадального, терпеливого и трудолюбивого народа. Но я несколько отвлекся от собравшихся в ресто­ране «Надежда». Извините за отступление, я возвращаюсь к прежней теме.

Рядом с Лесником сидели по обеим сторонам стола воры в законе: Душман, Оборотень, Граф, Штука, Король, Бунтыл, Прима и Гуцул. Они известны читателям романа по первым двум книгам. Многих из старых знакомых по Москве Лесник за столом не видел. Одни из них умерли, другие были убиты при разборках, третьи отбывали наказа­ние в местах лишения свободы, четвертые просто находи­лись в данное время вне столицы и не знали о таком прият­ном мероприятии.

Встреча козырных воров с Лесником была всего лишь благовидным предлогом для общения между ними и реше­ния важных вопросов.

Жизнь воровских авторитетов в последние годы очень усложнилась, она стала многоукладной и разносторонней. Воры теперь решали задачи не только криминального пла­на, но и проблемы выживаемости предприятий, принадле­жащих им на правах собственности, и умножении своих банковских вкладов, вложение их в прибыльные производ­ства. Поэтому собравшиеся за столом не только употребля­ли спиртное и поглощали продукты, но и решали иные во­просы, обращаясь за помощью к своим друзьям. Некото­рые из воров, поднявшись со своего места за столом, под­ходили к нужному им человеку, беседовали с ним, после чего радостные или опечаленные возвращались вновь к сво­им тарелкам.

У воров в законе шла более непринужденная, но тоже не менее важная беседа.

— Ты знаешь, свояк, меня совсем замучала язва желуд­ка, —пожаловался Леснику Оборотень.

— А я смотрел на тебя и думал, чего это ты всем спирт­ным напиткам предпочитаешь спирт?

— Понемногу пью его, как лекарство!.. — пояснил сму­щенно Оборотень.

— Почему операцию не сделаешь?

— Боюсь хирургов. Зарезать, гады, могут.

— Если хирург тебя зарежет, скажешь своей торпеде, чтоб ему жизнь укоротили.

— Трудно будет кому-то говорить, когда уже зарежут. Да и жизнь этого чмура будет мне тогда до лампочки, — рас­судил Оборотень.

— То нельзя, это нельзя — ну что это за жизнь Я бы на твоем месте рискнул с операцией. Вон смотри, как Гуцул со всем лежащим на столе управляется, — обратил Лесник внимание собеседника на жующего товарища.

Выпив рюмку коньяка и закусив, Гуцул, слышавший их разговор, довольный встречей и происходящей гулян­кой, проглотил последний кусок и произнес:

— Я потому много пью и кушаю, что теперь приходит­ся стараться еще и за вот этого парня, лишенного всех благ по своей глупой трусости.

— Я тоже когда-то был таким едоком, — завистливо за­метил Гуцулу Оборотень.

— Если не секрет, ты зачем посетил нашу «деревню»? —поинтересовался у Лесника Бунтыл, вступая с ним в бес­еду.

— Отправляюсь за океан, в Штаты, а туда путь, как тебе известно, лежит через эту «околицу».

— Понятно! А зачем туда летишь?

— Там один пидор сел на хвост моему сыну, может даже его фирму разорить.