Собор

Он так до конца и не примирился с тем, что ему приходится выполнять команды гражданского лица, да к тому же иностранца. Но до сих пор его раздражение больше отражалось на его собственных подчиненных, отчего Иван находил его вполне терпимым.

— Вы хотите сказать, что вы, иностранец, НЕ РАЗРЕШАЕТЕ мне, израильскому офицеру, обладающему достаточными полномочиями, провести операцию по обезвреживанию банды террористов на территории моей страны? — И он саркастически рассмеялся.

Но тут русский поднял на него глаза, и генерал оборвал смех. Русский растянул губы словно в резиновой улыбке.

— Не совсем так, генерал. Предлагаю вам посмотреть на все происходящее с несколько другой точки зрения. — И он продолжил жестким тоном: — Вы со своими парашютистами присоединились к нам только потому, что Я это разрешил. Иначе вы бы или продолжали свою бессмысленную охоту за тенью, потому что едва ли сумели бы отыскать это место столь быстро, или были бы давно обнаружены и уничтожены, скажем, на подходе к карьеру, — сами видите, как он прикрыт со стороны въезда. И не произошло этого только потому, что вы достаточно четко выполняли мои команды. — В голосе Ивана зазвенел металл. — Поэтому и сейчас вы будете делать то, что я скажу. И если я прикажу вам превратиться в лягушек, то вы и все ваши бойцы тут же начнете прыгать на четвереньках и квакать во все горло.

Генерал побагровел:

— Вы…

Но русский не дал ему закончить:

— Скорее всего, бомбы здесь уже нет. А мне нужно узнать, где она. Я знаю привычки ваших парашютистов, — по окончании вашей атаки тут некого будет допросить, потому я пойду один, — он посмотрел генералу в глаза, — дайте мне полчаса, после можете начинать.

Генерал попытался что-то сказать, но Меир стиснул ему локоть. А в следующее мгновение говорить было уже некому.

Абисмал прошелся по комнате и остановился у огромного панорамного окна во всю стену. Эта комната была самой большой в стандартном модуле и считалась его кабинетом. Он нервничал. Ни от Усамы, ни от боевых групп пока не было ни слуху ни духу. А ведь операция должна уже начаться. Может быть, все уже кончено и группы захвачены? Но он постоянно прослушивает армейскую волну, и пока не было никаких экстренных сообщений. Трое охранников, которым передалось настроение шефа, стиснули «Калашниковы» и нервно переглянулись. Абисмал окинул взглядом карьер, видимый отсюда будто на ладони. Замершие драги, бульдозеры и карьерные самосвалы, все как обычно, но что-то в этой привычной картине было не так. Может, стоило поддаться порыву и, бросив все, рвануть к иорданской границе? Хотя… наверное, нервы.

Он отвернулся и, достав портсигар, попытался вытащить сигарету. Но это удалось только с третьей попытки. Абисмал зло оскалился, прикурил, втянул порцию сладковатого дыма, поднял глаза и… чуть не выронил сигарету. В середине комнаты, лицом к нему стоял высокий мужчина и смотрел на него. Судя по тому, что охранники тоже оторопело пялились на пришельца, он появился в комнате буквально мгновение назад. Пришелец спокойно повел глазами по сторонам и тихо спросил:

— Где бомба?

Один из охранников заорал и собрался вскинуть автомат, но не успел. Крик перешел в хрип, и охранник рухнул на пол с разорванным горлом. А над ним грозно навис крупный серый зверь, напоминавший собаку. Лишь заглянувшему в его горящие красными искрами глаза сразу становилось ясно, что это не собака. Однако крик охранника побудил к действию двух остальных бойцов. Абисмал сам потянулся к пистолету, но тут странный посетитель исчез и сразу обнаружился на расстоянии вытянутой руки от араба. А трупы обоих охранников все еще медленно оседали на грязный пол. Абисмал замер.

— Я задал вопрос.

Абисмал тупо посмотрел на три свеженьких трупа, осторожно убрал вспотевшую ладонь от кобуры и промямлил:

— Она… ее здесь нет.

— Где она?

— Т-там.

Его страшный собеседник слегка искривил губы в презрительной гримасе, и до Абисмала вдруг дошло, что тот говорит не по-арабски, английски или на иврите. И все же палестинец прекрасно его понимал. Это было уже слишком. Абисмал облизал пересохшие губы.

— Если ты не знаешь…

Абисмал вздрогнул и заговорил:

— Нет, нет, я знаю. Это Усама… — Он осекся, не в силах сразу все выложить и зная, что НЕ СМОЖЕТ промолчать ни о чем важном.

У него за плечами уже было три ареста и опыт доброго десятка допросов, но на этот раз все было совершенно иначе… Абисмал сглотнул. Пришелец молча ждал продолжения.

— Он разработал план. Два сильных отряда, состоящие из чеченцев и иорданцев, должны были напасть на военные патрули с севера и юго-востока, имитируя попытку прорыва. А когда иудеи перебросили бы туда все мобильные силы и ослабили контроль на остальных направлениях, настоящий отряд должен был, не привлекая внимания, подойти к Иерусалиму с запада, со стороны Тель-Авива.

— Как близко они собираются подойти?

— Самое большее до новых кварталов.

На лице спрашивающего мелькнула тень удивления.

— Разве вы не собирались взорвать бомбу поблизости от Стены плача?

Абисмал торопливо кивнул:

— Да, но нам нет необходимости подвозить ее совсем вплотную. У нас есть пороховая катапульта.

— Подробнее, — бросил собеседник.

— Она замаскирована под пятнадцатитонную цистерну для перевозки нефтепродуктов. С виду ничем не отличается, но внутри мощный пиропатрон и направляющие. Нажимаешь на рычаг, и цистерна на мощных гидравлических подъемниках приподнимается вверх, открывая жерло. Потом взрывается пиропатрон, и полтонны летит километра на два-три. Но когда она в походном положении — ничего не заметно. Чтобы снизить излучение, обшивку даже выложили изнутри свинцовыми листами.

— Марка, модель тягача, как раскрашена цистерна?

Абисмал объяснил. Мужчина с минуту о чем-то думал.

— Как скоро начнется операция? — вновь спросил он.

Абисмал открыл рот, чтобы ответить, но тут запищала рация. Он вздрогнул, а тихий голос произнес:

— Возьмите гарнитуру и ответьте.

От тона, каким это было сказано, Абисмала мороз по коже продрал, но он нашел в себе силы протянуть руку и взять гарнитуру рации.

— Да.

Пару секунд он, бледнея, вслушивался в то, что ему говорили, а потом выпустил внезапно налившуюся чудовищной тяжестью гарнитуру и прошептал:

— Они… они уже начали.

Но того, кому предназначались эти слова, рядом не было. Он исчез так же беззвучно и незаметно, как и появился. Абисмал несколько раз глубоко вздохнул и вытер дрожащей рукой вспотевший лоб. Что это на него нашло?! Но ответить на этот вопрос он не успел. За окном что-то полыхнуло, донесся звук взрыва, и тут же гулко застучали «галилы». А в отблесках взметнувшегося на месте взрыва пламени замелькали фигуры в комбинезонах израильских десантников.

8

Ваха сидел на теплом камне, привалившись к стволу молодого чинара, и, не разжимая губ, тихонько тянул надрывную, тягучую мелодию, которой он научился в том убежище, на берегу Мертвого моря. Слева стояли ботинки, а справа, на выступающей ветке, были развешаны для просушки носки. Разогретые камни приятно припекали босые ноги. Полуденное солнце этой земли, которую даже гяуры считали святой, уже сейчас накаляло камни так, что до них было больно дотронуться рукой. И в этой жаре у него сильно потели ноги. Так, что из-за сильного запаха его иногда даже выгоняли из-за стола. Вот он и воспользовался моментом, чтобы немного обсушиться. Когда небольшая колонна автомобилей очередной раз остановилась, он одним из первых выбрался из душной кабины, быстро осмотрелся и торопливо, чтобы его никто не заметил, взбежал по склону небольшого холма, перевалил через гребень и устроился в этой крошечной рощице на обратном скате. Солнце уже стояло в зените, но его укрывали от небесного жара ветви чинара. Ему было хорошо.

Мог ли он еще полгода назад представить, куда занесет его судьба? И что он, недоучившийся в школе малограмотный паренек из глухого чеченского аула, вдруг окажется среди тех немногих, кого Аллах изберет для своего возмездия неверным? Ваха оборвал напев и расплылся в блаженной улыбке. Он стал героем. Когда он, богатым и знаменитым, вернется в свой аул, все будут восхвалять его подвиги, и в каждом доме он будет желанным гостем. Ну а если вдруг его ранят, то самые красивые девушки аула, даже Фатима, будут приходить к дому его отца и просить им позволить ухаживать за раненым героем.