Собор

Я снова взял ручку, а он снова нащупал мою руку. Я продолжал. Я рисовать не умею. Но тем не менее рисовал.

Жена проснулась и наблюдала за нами. Она сидела на диване в распахнутом халате. Потом сказала:

— Что это вы делаете? Можете объяснить?

Я ничего не ответил.

Слепой сказал:

— Рисуем собор. Вдвоем, — сказал он ей. — Нажимайте сильнее, — сказал он мне. — Вот так. Хорошо. Прекрасно. У вас, дружище, получается. Знаю, получается. Вы и не подозревали, что можете. Но ведь можете, правда? Осталось совсем немного. Понимаете? Потерпите еще немножко. Есть у нас еще порох в пороховнице, — сказал он. — Теперь нарисуем людей. Что же это за собор без людей?

Жена сказала:

— Что происходит, Роберт, что вы делаете? Что происходит?

— Все в порядке, — сказал он ей. — Теперь закройте глаза, — сказал он мне.

Я закрыл. Сразу же, как он сказал.

— Закрыли? — сказал он. — Не подсматривайте.

— Закрыл, — сказал я.

— Не открывайте, — сказал он. — Не останавливайтесь. Рисуйте.

Мы продолжали рисовать. Его пальцы оседлали мои. Ничего подобного я в жизни не испытывал.

— Кажется, все. Вроде получилось, — сказал он. — Взгляните. Нравится?

Но мне хотелось еще немного посидеть с закрытыми глазами. Мне казалось, что открывать их пока не следует.

— Ну? — сказал он. — Видите?

Я все еще не открывал глаз. Я был у себя дома. Это я знал. Но у меня появилось ощущение, будто стен вокруг не осталось.

— Вот это да, — сказал я.

Как же много воды вокруг

Мой муж сидит и ест. Но я сомневаюсь, что он по-настоящему голоден. Поставив локти на стол, он жует и смотрит в одну точку. Переводит взгляд на меня и отворачивается. Вытирает рот салфеткой. Пожимает плечами и продолжает жевать.

— Чего ты на меня уставилась? — говорит он. — В чем дело? — и откладывает вилку в сторону.

— Я и не думала на тебя смотреть, — говорю я и качаю головой.

Звонит телефон.

— Не подходи, — говорит он.

— Может, это твоя мать, — говорю я.

— Тогда послушай, но сразу не отвечай, — говорит он.

Я поднимаю трубку и слушаю. Мой муж перестает жевать.

— Ну что, опять? — говорит он, когда я молча кладу трубку на рычаг. Снова принимается за еду. Но вдруг швыряет салфетку прямо в тарелку. — Черт возьми, почему люди не могут не совать нос в чужие дела? Может быть, ты мне скажешь, в чем я не прав? Я там был не один. Мы все обсудили и решили сообща. На кой дьявол нам было тащиться целых пять миль до машины? И нечего корчить из себя судью! Ты слышишь?

— Ты же знаешь, — говорю я.

Он говорит:

— Что я знаю, Клэр? Скажи, что я должен знать. Я знаю только одно. — Он, как ему кажется, выразительно смотрит на меня. — Она уже была мертвая. О чем я, конечно, как и все мы, весьма сожалею. Но она была мертвая.

— В том-то и дело, — говорю я.

Он снимает локти со стола. Отшвыривает стул. Вытаскивает сигареты и, прихватив банку пива, уходит в сад. В окно я вижу, как он усаживается в шезлонг и снова берет газету.

Его имя напечатано на первой полосе. Вместе с именами его друзей.

Я стою с закрытыми глазами и крепко держусь за край раковины. Одним махом сметаю всю посуду из сушилки на пол.

Он не шевелится. Я уверена, что он слышал. Он едва приподнимает голову, словно прислушивается. Но даже не оборачивается.

Он, и Гордон Джонсон, и Мел Дорн, и Верн Уильямс любят покер, боулинг и рыбалку. На рыбалку они ездят весной и в начале лета, пока еще не прибыли на отдых многочисленные родственники. Все четверо — приличные люди, примерные мужья и отцы, хорошие работники. У всех есть сыновья или дочери, которые ходят в школу вместе с нашим сыном Дином.

Так вот, в прошлую пятницу эти примерные мужья и отцы отправились на речку Начес. Оставив машину в горах, они пошли к месту рыбалки пешком. С собой захватили спальные мешки, еду, карты и виски.

Девушку они заметили еще до того, как разбили лагерь. На нее наткнулся Мел Дорн. Она была совершенно голая. Запутавшись в низко склонившихся ветвях дерева, она лежала у самого берега.

Мел позвал остальных. Они обсудили, что делать дальше. Один из них — мой Стюарт не говорит кто — сказал, что они должны немедленно ехать назад. Другие, отводя взгляд в сторону, сказали, что они против. Они-де устали, время позднее, и девушка эта никуда не денется.

В конце концов решили разбить лагерь. Разожгли костер и выпили. Когда взошла луна, заговорили о девушке. Кто-то сказал, что тело может унести течением. Они взяли фонари и отправились к реке. Один из них, скорее всего Стюарт, вошел в воду. Он взял ее за пальцы и подтащил к самому берегу. Потом обвязал ее запястье веревкой, а веревку прикрепил к дереву.

Утром они позавтракали, сварили кофе, выпили виски и разошлись рыбачить. Вечером пожарили рыбы с картошкой, сварили кофе, выпили виски, а грязную посуду помыли в реке прямо рядом с той девушкой.

Потом сели играть в карты. Играли, наверно, дотемна. Верн Уильямс пошел спать. Остальные посидели еще немного. Гордон Джонс сказал, что форель на сей раз жестковата — очень уж вода холодная.

На следующее утро они встали поздно, выпили виски, еще немного порыбачили, потом сложили палатки, свернули спальные мешки, взяли вещи и пошли к машине. На машине доехали до ближайшей телефонной будки. Говорил Стюарт, а остальные сгрудились вокруг на солнцепеке. Он продиктовал шерифу их имена. Скрывать им было нечего. И нечего стыдиться. Они согласились подождать полицейских, чтобы показать дорогу и подписать показания.

Когда он вернулся домой, я уже спала. Проснулась я, только услышав шум на кухне. Встала и вышла к нему — опираясь на холодильник, он пил пиво. Потом обнял меня своими ручищами и погладил по спине. В постели он снова обнял меня и вдруг застыл, словно о чем-то задумался. Я повернулась к нему и тоже обняла его. После он, кажется, так и не заснул.

В то утро он встал гораздо раньше меня. Видимо, хотел проверить, не появилось ли что-нибудь в газетах.

Телефон зазвонил сразу после восьми.

— Идите к черту! — закричал он в трубку.

Не успел он ее положить, как телефон зазвонил снова.

— Мне нечего добавить к тому, что я уже рассказал шерифу!

Он с силой бросил трубку на рычаг.

— Что происходит? — спросила я.

И тогда он рассказал мне эту историю.

Я сметаю в совок осколки разбитой посуды и выхожу из дома. Он теперь лежит на траве, газета и банка пива валяются рядом.

— Стюарт, давай поедем куда-нибудь, — говорю я.

Он переворачивается на живот и смотрит на меня.