Собрание повестей и рассказов в одном томе

В какой-то миг ему показалось, что он слышит ее шипение. Он успел подумать, что это – конец, успел ощутить острую боль в сердце, успел вспомнить что-то милое-милое – маму или Верочку, – но все это заняло лишь долю секунды. И не успела эта секунда истечь, как он схватил гранату за горячий набалдашник и швырнул ее в темноту. Грохнул взрыв, их осыпало песком, и тотчас же раздался отчаянный крик Денищика:

– Немцы! Бегите, ребята! Бегите!..

Предрассветную тишь рванули автоматные очереди. Они били со всех сторон: путь к костелу и подвалам 333-го полка был отрезан.

– Сюда! – крикнул пограничник.

Плужников успел заметить, откуда раздался крик, пригнувшись, кинулся к Денищику. Огоньки автоматных очередей стягивали кольцо. Плужников скатился в воронку, из которой, прикрывая их, коротко бил пограничник. Следом ввалился Сальников.

– Где Прижнюк?

– Убило его! – кричал Сальников, отстреливаясь. – Убило!

Немцы огнем прижимали их к земле, стягивая кольцо.

– Бегите до следующей воронки! – кричал Денищик. – Потом меня прикроете! Скорее, лейтенант! Скорее!..

Стрельба усилилась: из костела по вспышкам бил пулемет, стреляли из подвала 333-го полка, из развалин левее. Плужников перебежал в следующую воронку, упал, торопливо открыл огонь, стараясь не попасть в темную фигуру бегущего на него Денищика. У Сальникова заело автомат.

Прикрывая друг друга, они перебежками добрались до каких-то пустынных развалин, и немцы отстали. Постреляв немного, замолчали, растаяв в предрассветном сумраке. Можно было отдышаться.

– Вот это напоролись, – сказал Денищик, сидя на обломках и тяжело переводя дыхание. – Рванул я стометровку сегодня почище чемпиона мира.

– Повезло! – вдруг захохотал Сальников. – Обратно же повезло!

– Молчать! – оборвал Плужников. – Лучше автомат разбери, чтоб не заедал следующий раз.

Обиженно примолкнув, Сальников разбирал автомат. Плужникову стало неудобно за этот окрик, но он боялся, что радостное хвастовство в конце концов накличет на них беду. Кроме того, его очень беспокоило, что теперь они отрезаны от своих.

– Осмотрите помещение, – сказал он. – Я понаблюдаю.

Стрельба кончилась, только по берегам еще стучали редкие очереди. В незнакомых развалинах пахло гарью, бензином и чем-то тошнотно-приторным, чего Плужников не мог определить. Слабый предрассветный ветерок нес запах разлагавшихся трупов, его мутило от этого запаха.

«Надо перебираться, – думал он. – Только куда?»

– Гаражи, – сказал, вернувшись, Денищик. – В соседнем блоке ребята сгорели: страшно смотреть. И подвалов нет.

– Ни подвалов, ни водички, – вздохнул Сальников. – А ты говорил – восемь часов. Эх, страж родины!

– Немцы близко?

– Вроде на том берегу, за Мухавцом. Справа – казармы какие-то. Может, перебежим, пока тихо?

Светало, когда они перебрались на другую сторону развалин. Здания тут были снесены прямыми попаданиями: громоздились горы битого кирпича. За ними угадывалась река и темнели кусты противоположного берега.

– Там немцы, – сказал Денищик. – Колечко у нас тесное, лейтенант. Может, рванем отсюда следующей ночью?

– А приказ? Есть такой приказ, чтобы оставить крепость?

– Это уже не крепость, это – мешок. Осталось завязать потуже – и не выберемся.

– Мне дали приказ держаться. А приказа бежать мне никто не давал. И тебе тоже.

– А самостоятельно соображать ты после контузии разучился?

– В армии исполняют приказ, а не соображают, как бы удрать подальше.

– А ты объясни мне этот приказ! Я не пешка, я понимать должен, для какой стратегии я тут по кирпичам ползаю. Кому они нужны? Фронта уж сутки как не слыхать. Где наши сейчас, знаешь?

– Знаю, – сказал Плужников. – Там, где надо.

– Ох, пешки! Вот потому-то нас и бьют, лейтенант. И бить будут, пока…

– Мы бьем! – закричал вдруг Плужников. – Это мы бьем их, понятно? Это они по кирпичам ползают, понятно? А мы… Мы… Это наши кирпичи, наши! Под ними советские люди лежат. Товарищи наши лежат, а ты… Паникер ты!

– А ну поосторожнее, лейтенант! За такое слово я и на звание не посмотрю: как дам между глаз…

– Свои! – радостно удивился Сальников. – Саперы наши, глядите!

Возле уцелевшей стены казармы суетилось человек восемь. Плужников хотел вскочить, но пограничник придержал его:

– В сапогах они.

– Ну и что?

– В немецких: видишь, голенища короткие?

– Я тоже в немецких, – сказал Сальников. – Колодка у них неудобная.

– А наши саперы в обмотках ходили, – сказал Денищик. – А эти – сплошь в сапогах. Так что спешить погодим.

– Да чего ты боишься? – возмутился Сальников. – Форма наша…

– Форму надеть – три минуты делов. Обождите здесь.

Пригнувшись, Денищик перебежал к остаткам стены, ловко взобрался наверх, к разбитому оконному проему.

– Наши это ребята, ясно же, – недовольно ворчал Сальников. – У них, поди, водичка есть: Мухавец рядом.

Пограничник негромко свистнул. Приказав нетерпеливому Сальникову лежать, Плужников влез к пограничнику.

– Ну, гляди. – Денищик отодвинулся, освобождая место.

Сверху хорошо был виден противоположный берег Мухавца, позиции на валу, немецкие солдаты, мелькавшие в кустах у самого берега.

– А по саперам они, между прочим, не стреляют, – тихо сказал пограничник. – Почему?

– Да, – вздохнул Плужников. – Пошли вниз, тут заметить могут.

Они вернулись к Сальникову. Тот лежал, как приказано, но изо всех сил вытягивал шею, чтобы дальше видеть.

– Ну? Чего насмотрели?

– Немцы это.

– Брось! – не поверил Сальников. – А как же форма?

– А ты не форме верь, а содержанию, – усмехнулся пограничник. – Они, гады, взрывчатку под стены кладут. Шуганем их, лейтенант? Наши ведь за стенами-то.

– Шугануть бы следовало, – задумчиво сказал Плужников. – А куда отходить будем?

– Так кто же из нас о бегстве думает: ты или я?

– Дурак ты! – рассердился Плужников. – Они нас тут запросто минами забросают: крыши-то нет.

– Соображаешь, – одобрительно сказал пограничник.

Плужников огляделся. В грудах битого кирпича укрыться от мин было невозможно, а уцелевшие кое-где стены обещали рухнуть при первой хорошей бомбежке. Принимать же бой без удобных отходов было равносильно самоубийству: немцы обрушивали лавину огня на очаги сопротивления. Это Плужников знал по собственному опыту.