Собрание произведений в 3 томах. Т. I. Стихи

1282. Сова – птица сна, которая пробуждается, когда кто-нибудь засыпает.

1294. Верблюд – см. ст. 603 и примечание.

1299. Продажный – надменный вид верблюда способен внушить мысль о его неподкупности, поэтому нужна надпись.

1311. Василиск – таинственное существо, облик которого никогда не остается одним и тем же. Чтобы высидеть василиска, нужно взять яйцо, которое снес петух, и отдать жабе. Она по очереди с ведьмой будет насиживать его определенное время. Говорят, что василиск убивает своим взглядом, но это не совсем так: убивает не взгляд, а вид раскрытой тайны.

1338—1346. – См. ст. 180 и примечание.

1368—1389. – См. начало главы «Юность Альберта» до ст. 151.

1391. – О горохе см. выше во многих местах.

Поэтика

В том, что душа поэзии существует, с недавнего времени перестали сомневаться. Ясно ведь, что ни расположенье слов, ни образов телесное плетенье или протяжный звуков ход не образуют стиха, но некая тонкая, проносящаяся над течением речи стихия. Изловить сию сиятельную птаху когда удается, а когда и нет, но что она всё же не вымысел – знают. Если бы только можно было верно ее назвать, то как ее поймать, легко научили бы даже врожденного глухонемого. К счастью, вести из мест ее обитания доходят до нас в недолжной последовательности: кто вслед за кем – неизвестно, зачем – сами не знаем, откуда и почему – вряд ли такими вопросами разумно задаваться. Чему же тут учить? В чем состоит наше искусство, наша веселая наука? Бог весть.

О том, что существует тело поэзии, знали всегда, но что именно считать телом стиха, думали самое разное. Ритм, созвучия, мыслимые видимости, бесплотные идеи, ощутимые чувства. Сейчас мы склонны усматривать его в слитном движении всех частей – как ощущаемых, так и постигаемых одним лишь умом. Такое, однако, дано немногим, и описание подобного учения будет неизбежно хромать. Впрочем, лучше живое немногое, чем окоченевшее от смерти всё. Лучше пройти краем пропасти, едва лишь кинув взор в ее манящую глубину, нежели в миг паденья узреть всю безмерную бездну лишь затем, чтобы миг спустя поглотило ее забвение погибели. Не стану бросаться в бездну: не буду разглядывать это сочинение с множества больших, глубоких и сложных точек, а разрешу себе изобразить его как собрание одних лишь рифм.

Первая из них: Вера и Разум. Всё целое состоит из этой одной-единственной идеологической рифмы. Заглавие поэмы изображено тремя рифмами: поэма – Фома – рифма. По виду строения «Фома» представляет собой рифму к готическому Храму Рассудка. Собор этот неоконченный, неосвященный: на месте, где должен стоять алтарь, распевают ночные светские мысли (глава «Сомнения»). Три вступления – портал, две легенды – две башни, как рифмы, немного разнящиеся, далее – катрен картин «Нравы», затем глава «Юность Альберта» и рифма к ней – «С Фомой», две Альбертовы речи в главе Пятой и латинская проповедь о капусте – ведь всё это рифмы, то ли к друг другу, то ли к чему-нибудь еще. Многие картины служат рифмами витражей, прекрасная большая картина «Раймунд Лоллий» начертана изнутри над самым входом, а Архангел из главы Третьей вещает там прямо с потолка.

Спускаясь ниже к обыденному, задержимся на некоторых колониях рифм. В картине «Верблюд» (ст. 1295 сл.) имеется такая колония: стеклянной – протяжный – продажный —многоэтажной – влажных – алмазных, но этим дело не ограничивается, так как в начале 1310-ой строки имеется еще одна зеркальная рифма к слову стеклянной. Другой пример – круг рифм к слову наружность (Вступление «К веку»), который завершается словом окружность и еще раз наружность, выделывая полный оборот, в точности вопреки тому, на чем настаивает умственный текст Вступления. Плетеный ремень рифм обнаруживаем в ст. 136—143: талант – инфант – гувернант – дубина, и к ним смысловые рифмы: пень – бревно – плаха – (дубина) – любила, которые продлеваются дураком и олухом в ст. 144—145. В ст. 160-161 рифма: два соседа, из которых трубач созвучен дарованью, а чуть ниже хрупкое орудие врача поет в набитой руке флейтиста.

Попробуем перечислить рифмы из простенького четверостишия:

Но ликовал Альберт когда горохЗеленой струйкой вился возле жерди:Чтоб не засох, он поливал горох,Покуда твердь не поливала жерди.

но ликовал – он поливал, Альберт – твердь, когда – покуда, горох – засох, горох – горох, вился – возле, жерди – твердь, жерди – жерди, не – он – не, поливал – поливала, но ликовал – не поливала, а также смысловые: зеленой – горох, струйкой – вился, струйкой – поливал, и это еще не всё, ибо виение гороха вдоль жерди вверх есть зримая пластическая рифма к струению на него с тверди вниз, причем с содержательной стороны здесь налицо рифмоидное соответствие описанию неполного ума главного персонажа Первой главы в ее предыдущих и последующих отрывках.

Пример невидимой рифмы – в ст. 636:

Кота обнявши другом бедных…

«Друг бедных» здесь отнюдь не Альберт (тогда «бедным» оказался бы кот, нечистая сила), а левая рука ученого, представляющая рифму к орудующей в очаге стихий его деснице, которая, согласно евангельскому реченью о раздаче милостыни, «не ведает, что творит левая», а та – обнимает кота.

Вот эти-то тайные, невидимые рифмы – они-то как раз самые глубокие, умные и тонкие. Говорить о них поэтому здесь более не имеет смысла.

Прощай, читатель.

ИОГ И СУФИЙ КНИГА II

62. УЛИСС

Зовусь Никто. Ничем владеюНо знаю: тщетно жег судаЗатем, что сам уже ладьеюТеку в попятное ТудаСтригу овец валять туманыНесу дарить на рынок сей– Ну не довольно ли пространноЧтоб петь отсутствующей ей?Зовусь Никто. Мое богатствоНичто. Влюбленный в НикогдаЯ обручен его на царствоВести как деву в НикудаГде венчаны с ничем инымВ себетождественной повязкеТакие важные чиныКак орден Бани и ПодвязкиО Русь! как грудь Капитолийской сукиПитаешь ты взаимоубийственных близнецовНо сколь высок их вой преследующих псовСколь локоны легки и сколь багряны руки.

63

Мой суфий сердца трезв как тамплиерУста души невинней баядерыСмирения двугорбый дромадерБерет подъем не претыкаясь в ерыЧервей моих могила рыболовВздувает над костром шашлык из репыКак Магомет люблю свинину в пловКогда смущен – алею будто трефыМеж лебедей мне мил лишь тот удодКто ворона вороной назоветКто этот миг блаженно проворонитКто весь падет, но части не уронит

64. ПАВЛИН (АСАНА)

Сперва как венценосная змеяСмотря со стороны иду к вам я.Ходя в яйце змеи пернат зарытыйСпит – как бы херувим, во мне сокрытыйНо в действо таинства чтоб вас уверить здесьСе трепеща разоблачаюсь весь:Уж я не птица – яркий шар с глазамиСозвездие светил под парусамиПолуночных комет заносчивый конклавВзметнувший руд с камнями жгучий сплавИ блещущий и льющийся от жараКак фейерверк бесценных брызг и пара —Я – радуга восставшая с водыГде крови недр земли бегут кругиОдин в другом – всецветные ободьяС двойного бездны дна, где в половодьеНырнув, я вещий дар и образ свой обрелЯ гриф! Я коронованный орел!Орел во мне есть, в сущности, воронаИ голос мой – содомский вопль Нерона.

65. ИСКУШЕНИЕ

Когда я был так молодЧто хладен бил и лихВ колокола мой молотЯ как-то встретил ихТак словно б и не надеясьНемного не боясьИндиец с них индеецОдин мне засмеясьСказал: под пыльный локонНа свет из толокнаПокинь свой белый коконИди-ка это к намВ индийском нашем храмеВ индейской паранджеМолиться будешь с намиО ежели уже.– Э нет, – сказал им я —Я не такой уж янкиЧтоб виться как змеяИз ягод персиянкиНе виться мне змееюИз персей ягодицНе жить одной семьеюС богами вместе с птиц-ами Мне не гнездитьсяПриходиться простить-ся Тают эти лицаНе в силах отпустить…