Собрание прозы в четырех томах

Обнимаю. Жду письма.

11

14 июня <1986 г.>

Дорогой Наум!

Наша книжка у Марьи — вышла. Едет морем. Через месяц будет здесь. Говорят, все получилось не так уж худо.

Дальше. Владимова уволили из «Граней». Там командует НТС — что-то вроде русского ку-клукс-клана. Даже Солженицына они считают либералом и жидом. Вместо Владимова назначен Ю. К. [109] — крещеный еврей, ужасно набожный, пасмурный и устремленный в несуразную высь.

109

Главным редактором «Граней» после Георгия Владимова была назначена Е. А. Самсонова-Брейтбарт.

Я, может быть, писал тебе, что в трудную минуту ослабел и продал Половцу за 1000 долларов несуществующую повесть «Иностранка». Сейчас я эту повесть в испарине строчу. Получается невообразимая херня.

Но: героиню зовут — Мария, Маруся, Муся Татарович, она символизирует Россию, Эмиграцию с большой буквы и еще черт знает что. Так я подумал, нельзя ли под каким-то предлогом сунуть туда в целях облагорожения текста твои стихи «Маруся, хочешь — стансы напишу?». Разумеется, с указанием твоего авторства. Допустим, в финальной сцене среди гостей появляется поэт Наум Сагаловский и читает стихи. Действие происходит в Квинсе. Все реально.

Ужас в том, что я эти стихи не могу отыскать в своих завалах. То есть я, конечно, найду, но это потребует большой чистки. Не сердись и пришли мне копию [110] . И как можно скорее.

Я в Торонто прочитал твоего «Архимеда» [111] , чрезвычайно хлопали. Я сказал — надо бы вам Сагаловского пригласить. Они сказали — он у нас выступал. Судя по всему — с успехом. Все же ты не такой забитый, каким представляешься. И жена у тебя — крупная женщина. И дети развитые. И с работы тебя все не увольняют.

110

В окончательном варианте «Иностранки» стихов Н. С. нет.

111

Стихотворение Н. С. «Закон Архимеда» из цикла «Занимательная физика» (1986).

Пришли копию.

12

21 июня <1986 г.>

Дорогой Наум!

Огромное спасибо за стансы. Если уж ты такой благородный, что предлагаешь что-то переделать и даже написать заново, то разреши изложить тебе довольно сумасшедшую просьбу. Для этого сначала я должен раскрыть тебе страшную тайну. Вернее, поделиться литературным секретом. Только не думай, что я помешался.

Дело в том, что у меня есть такая как бы теория. Я считаю, что каждый прозаик должен надевать какие-то творческие вериги, вводить в свое письмо какой-то дисциплинирующий момент. В поэзии роль таких вериг играет рифма + размер. Это дисциплинирующее начало уберегает поэтов от многословия и пустоты. У прозы таких рамок нет, их, мне кажется, надо вводить искусственно. Особенно тем, у кого нет от природы железного отборочного механизма, какой был у Зощенко. Известно, что знаменитый французский писатель Жорж Перек в течение десяти лет не употреблял в своей прозе букву «e», самую популярную во французском алфавите [112] . Что касается меня, то вот уже лет шесть я пишу таким образом, что все слова во фразе начинаются у меня на разные буквы. Даже предлоги не повторяются. Даже в цитатах я избегаю двух слов на одну букву в одной фразе. Например, в «Заповеднике» я цитирую из Пушкина: «К нему не зарастет народная тропа…» Меня не устраивали «нему» и «народная». И я пошел на то, чтобы поставить: «К нему не зарастет священная тропа…» А затем сделал сноску: «Искаженная цитата. У Пушкина — народная тропа». С предлогом «не» пришлось смириться, ничего не смог придумать.

112

Жорж Перек (Perec, 1936–1982) — французский писатель, автор романа «Вещи» (1965) и принесшего ему мировую славу романа «Жизнь-инструкция» (1978), в 1969 г. написал роман «Исчезновение», ни разу не употребив в нем букву «e». См. вступит. статью к настоящему изданию.

Короче, для меня это стало психозом. Вот раскрой мои три-четыре последние книжки и убедись.

Если бы ты мог оказаться таким дусей и слегка поправить в эту сторону твое стихотворение! Еще раз, не сочти меня умалишенным. И помни, что если уж я Пушкина исправил, то тебе обижаться не следует.

Посылаю тебе условный вариант правки, чтобы ты видел, о чем речь.

Маруся, хочешь — стансы напишу? Как сладостно томление разлуки… …В кафе «Снежинка» города Прилуки ем на обед молочную лапшу с огурчиком. Фуражка набекрень. Распахнута моя косоворотка. Вокруг сидят улыбчиво и кротко крестьяне из соседних деревень. Кондовая, махорочная Русь, галоши, телогрейки и портянки… Бывает, что увидится мне с пьянки — приют неунывающих марусь, но — Родина!.. Не мне ли суждено дожить мой век среди ее отбросов?.. Я прежде был ученый и философ (в «философе» два «л» или одно?). Маруся, жизни нет. Замкнулся круг. Здесь всякий холмик мнит себя Казбеком, ведь я был не последним человеком в системе Академии Наук. А нынче — к огнедышащим печам я подношу формованное тесто. Моим словам просторно. Мыслям — тесно, и в сердце — неизбывная печаль. Шесть лет, как я покинул СССР. Считай, что я в загранкомандировке. Как накуплю вещичек по дешевке и вышлю аккурат на твой размер.

И так далее.

«Погас огонь. Остался свет лучины…»

И еще:

«мы ласточки. А может быть — стрижи…»

Все остальное соответствует. Наум, не сердись. И не думай, что я рехнулся. А если и рехнулся, то отнесись с пониманием.

И еще сообщи — где было напечатано это стихотворение? Но, впрочем, даже если в «Панораме», я его вставлю. Авторство укажу непременно.

С этим все. Жду.

Дальше. В «Гранях» действительно переворот. Владимова погнали за жидолюбие, юмор, отсутствие желваков на скулах. Короче — за талант и за качество. Это — метафизика серых. Так и должно быть.

Журнал «22» мне активно не нравится. Там сидят снобы <…> Выходят редко, денег не платят, почти не циркулируют, да еще и считают, что печататься у них — честь. Лучше восстанови отношения с «Панорамой». Половец обжулил тебя случайно <…> деньги он платит более-менее аккуратно и авторов, в общем, ценит. Впрочем, и в «22» пошли что-нибудь. Кстати, физический цикл — это очень в их русле. А так, что я могу узнать насчет Сагаловского? Естественно, они ответят, что пусть пришлет, будем рады.

Совместным творчеством мы обязательно займемся осенью. Но мы напишем не детективную повесть, а эпистолярную. Я давно задумал договориться с кем-то, обозначить два характера, выдумать тему переписки, например — пропажа коломянковых брюк на дне рождения эмигранта Мешкевицера, и начать долгую переписку с широким обзором событий и лиц. Осенью поговорим.

На дачу я отвожу семейство 27-го июня. Всю неделю буду в Нью-Йорке, а на выходные буду уезжать. Так что пиши смело по знакомому адресу.

Теперь еще. Марья прислала 30 экземпляров «Демарша». Надеюсь, это только часть. Пока что тебе полагается 10 штук. Одну книжку я в понедельник вышлю с почты 1-м классом, а девять — 4-м. Если Марья пришлет, как я надеюсь, еще, ты все получишь. <…>

Наум, я в полном цейтноте. Обнимаю. Жди книжку + еще девять. А я жду письма. Женщинам и детям — киссиз, киссиз, киссиз!

Твой С.

P. S. «Иностранка» в «Панораме» — говно. Украшением (единственным) будут твои «стансы».

С.

13

2 июля <1987 г.>

Дорогой Наум! Писать как будто нечего — все обсудили по телефону. История с больницей явилась, конечно, шоком, так что не знаю даже, как дальше потечет жизнь — с ежемесячными проверками, без водки, сигарет, но зато с рекомендуемой сексуальной воздержанностью. Короче, я должен переродиться в какую-то незнакомую и малосимпатичную фигуру — тихоню и педанта. Черт с ним.

Вайль и Генис относятся к тебе настолько хорошо, насколько это позволяет их рижское происхождение и усеченный взгляд на литературу как на веселое и приятное занятие зажиточных нарядных людей. Я уже говорил и писал когда-то: отсутствие чувства юмора — трагедия для литератора, но отсутствие чувства драмы (случай Вайля и Гениса) тоже плохо.

Что касается Г. В., то он — мошенник, деньги за «Витязей» будет нелегко из Г. достать. Если ошибусь, буду рад.

Ленин адрес и телефон «Клубу песен» смело дай. Пусть договариваются сами, а мы с тобой пусть будем в стороне, ну их.

За деньги спасибо, но они у меня сейчас есть (аванс за книгу + «Ньюйоркер»), так что даже больница меня не полностью разорила. В случае необходимости возьму у тебя в долг без зазрения совести, я всю жизнь этим занимаюсь.

Пиши роман в стихах об эмиграции — в этом твое лит. бессмертие. Напиши что-то вроде «Гольдензона» [113] , но вдвое длиннее и чуть глобальнее. Необходим эмигрантский «Василий Теркин».

113

«Приключения Гольдензона Крузо» (небольшой роман в стихах) — входит в книгу Н. С. «Витязь в еврейской шкуре».