Собрание сочинений-2.Зверь

— Мне думается, мы имеем дело с чисто психологическим случаем. Пендрейк, вы помните историю парня, который году в пятьдесят шестом, или что-то около этого, заявил, что изобрел двигатель, который использует энергию окружающего воздуха? Репортеры, проверившие его автомобиль, обнаружили тщательно спрятанную батарею. А потом… — продолжал он холодным, резким голосом, — вспомните о женщине, которая два года назад сообщила, что видела в озере Онтарио русскую подводную лодку. По мере роста масштабов расследований, проводимых военно-морскими силами, ее история становилась все круче и круче. В конце концов она призналась, что выдумала все это для того, чтобы освежить интерес друзей к своей персоне, а когда началась шумиха, у нее не хватило мужества сказать правду. Так вот, все говорит о том, что вы значительно умнее их обоих.

Оскорбление вызвало кривую улыбку на лице Пендрейка. Он стоял, смотрел в пол и почти безучастно выслушивал обрушивающиеся на него словесные нападки. Он ощущал себя так далеко от рокочущего голоса, что был ошеломлен, когда две большие руки схватили его за лацканы пиджака, в лицо воинственно уткнулась красивая бородатая физиономия и оглушающий голос проревел:

— Это правда, не так ли?

Пендрейку казалось, что он вполне спокоен. Он не испытывал ни намека на ярость, когда нетерпеливым движением руки разорвал двойной захват комиссара, крутанул его, ухватился за воротник его пальто и вынес его, брыкающегося и орущего в изумлении, в коридор и затем на веранду. Еще мгновение — и Блейкл был вышвырнут вниз на лужайку. Он вскочил на ноги и разразился матом. Но Пендрейк уже отвернулся от него. В дверях он столкнулся с Хоскинсом, который произнес ровным голосом:

— Должен напомнить тебе кое о чем… — Он произнес речитативом слова присяги на верность Соединенным Штатам. И он так и не узнал о своей победе, потому что спустился по лестнице вниз и больше ни разу не оглянулся. Ожидавшее их такси скрылось из виду прежде, чем до Пендрейка дошло, что последние произнесенные слова полностью противоречат его собственным целям.

Этой же ночью он написал письмо Элеоноре. На следующий день он в указанный час отправился вслед за письмом. Дверь большого дома открыла полная негритянка, и у Пендрейка промелькнула мысль, что сейчас ему скажут, что Элеоноры нет дома. Вопреки предчувствию, его провели по знакомым залам в сорокафутовую гостиную. Венецианские шторы на окнах были закрыты, и Пендрейк не сразу рассмотрел в тусклом свете стройную фигуру поднявшейся навстречу молодой женщины.

В полумраке прозвучал ее голос, глубокий, знакомый и вопрошающий:

— Твое письмо многое оставило необъясненным. Впрочем, я все равно хотела с тобой увидеться. Не придавай этому особого значения. Так какая опасность мне угрожает?

Он мог видеть ее теперь более отчетливо. И какое-то мгновение он стоял и пожирал ее глазами — ее стройное тело, каждый изгиб ее лица и обрамляющих его темных волос. Пендрейк заметил, что она вспыхнула под его изучающим взглядом, и быстро перешел к разъяснениям.

— Я намеревался, — сказал он, — полностью оставить это дело. Но в тот самый момент, когда я вышвырнул Блейкла и думал, что поставил на этом точку, Хоскинс напомнил мне о присяге, которую я принес моей стране, начиная службу в ВВС.

— Ого!

— Для твоей же безопасности, — продолжил он более решительно, — ты должна на какое-то время уехать из Кресцентвилла и затеряться в безграничном Нью-Йорке, пока это дело не будет раскручено до конца.

— Так, так. — Взгляд ее темных глаз ни о чем не говорил. Она выглядела какой-то напряженной, присев в кресло, как если бы ей стало нехорошо. Наконец она сказала: — Голоса тех двух, с которыми ты разговаривал, — того, что был с пистолетом, и того, который говорил по телефону, — какими они были?

Пендрейк задумался.

— Один голос принадлежал молодому человеку, второй — мужчине средних лет.

— Нет, я не это имела в виду. Выговор, степень владения языком, уровень образованности.

— Хм! — Пендрейк уставился на нее, потом медленно произнес: — Я не задумывался над этим. Мне кажется, очень хорошо образованны.

— Англичане?

— Нет. Американцы.

— Это то, что я имела в виду. Примесь иностранного, вспомни?

— Ни малейшей.

Они оба, почувствовал Пендрейк, стали вести себя естественнее. Ему было приятно, что она с таким спокойствием встретила сообщение об угрожающей ей опасности. В конце концов, ее никто не учил противостоять физическим расправам. Прежде чем он успел еще о чем-нибудь подумать, она сказала:

— Этот двигатель — что он собой представляет? Ты думал над этим?

Думал ли он над этим? Он, который иссушил свой мозг бессонными ночами!

— Он должен, — начал осторожно Пендрейк, — быть плодом огромной по объему исследовательской работы. Ничто столь совершенное не может возникнуть, не опираясь на мощный задел, подготовленный другими. И даже при самом удачном стечении всех обстоятельств кто-то должен был испытать озарение истинного гения. — Он задумчиво добавил: — Этот двигатель должен быть атомным. Он не может быть никаким другим. Ничто другое не сопоставимо с его возможностями.

Элеонора внимательно смотрела на него. Ее следующие слова прозвучали не очень уверенно:

— Ты не имеешь ничего против того, что я задаю эти вопросы?

Пендрейк понял значение этих слов. Она внезапно почувствовала, что смягчается. Он подумал: “Будь проклята ее сверхчувствительность!”

Его ответ был быстрым и искренним:

— Ты уже помогла прояснить некоторые важные моменты. К чему они могут привести — это уже другой вопрос. У тебя есть еще какие-нибудь предположения?

С минуту она молчала, а потом медленно произнесла:

— Я понимаю, что не имею соответствующей подготовки. Я не владею научными знаниями, но у меня есть навыки исследователя. Не знаю, может быть, мой следующий вопрос покажется тебе глупым, но все же — какая дата была определяющей для атомного двигателя?

Пендрейк нахмурился.

— Мне кажется, я понял, что ты имеешь в виду. До какого времени создание атомного двигателя было невозможным?

— Вот именно, — согласилась она. Ее глаза заблестели.

Пендрейк задумался.

— В последнее время я перечитал все, что написано по этому вопросу. Пятьдесят четвертый год, впрочем, пятьдесят пятый более вероятен.

— С тех пор прошло много времени, достаточно много.

Пендрейк кивнул. Он знал, что она собирается сказать, это было здорово, и он ждал, когда она это скажет.

Прошло мгновение, и она сделала это.

— Есть ли способ проверить, над чем работал каждый ученый, проводящий исследования в области атомной энергетики в этой стране, начиная с этого времени?

Он кивнул.

— Для начала я навещу моего старого профессора физики. Он один из тех вечно молодых стариков, которые всегда идут в ногу с веком.

Ее голос, прохладный и ровный, прервал его размышления:

— Ты собираешься лично заняться поисками?

Сказав это, она невольно перевела взгляд на его правый рукав и тут же залилась краской. Он прекрасно знал, что она вспомнила. Пендрейк быстро, с незаметной улыбкой, согласился:

— Боюсь, что больше некому. Как только я раскопаю что-нибудь интересное, отправлюсь к Блейклу и принесу извинения за то, как я с ним обошелся. До того времени, с правой рукой или без нее, я не думаю, что есть более подходящая кандидатура. — Он нахмурился. — Конечно, однорукий более приметен, чем другие.