Собрание сочинений-3.Гиброиды

Она стояла, задумавшись. У нее не было сомнений, что проблема взаимоотношений деллиан, гиброидов и людей должна быть решена и здесь, и в любом другом месте.

Хруст ветки вывел ее из задумчивости. Оглядевшись, она заметила кошачью голову, осторожно выглядывавшую из кустов на краю поляны, ярдах в ста от нее. Интересная голова. Ее свирепость производила не меньшее впечатление, чем остальные черты Желтоватый торс сейчас закрывали заросли, но ранее он мелькал перед ее глазами, и этого было достаточно для того, чтобы она узнала тип “СС” из семейства распространенных в космосе кентавров.

Существо разглядывало ее, его большие блестящие глаза были округлены от удивления Оно повертело головой, явно ища Молтби. Глория махнула пистолетом и двинулась вперед. Существо моментально исчезло. Через датчики она слышала, как оно мчалось все дальше, потом замедлило бег, и, наконец, все стихло, ни звука.

“Поймал”, — подумала она, и это произвело на нее большое впечатление.

Эти гиброиды с их двойным сознанием, думала она, отважны и способны на многое. Действительно, будет очень и очень плохо, если предрассудки помешают им ассимилироваться, стать полноправными членами галактической цивилизации земной империи. Через несколько минут она увидела его разговаривающим с этим существом через систему блоковой связи. Молтби поднял голову, заметил ее и покачал головой, как бы чем-то озадаченный.

— Он говорит, что всегда было так тепло, как сейчас, а живет он тысячу триста лун, что одна луна — это сорок солнц, то есть сорок дней. Он хочет, чтобы мы прошли немного дальше вглубь долины, но это явная хитрость. Нам нужно сделать осторожный дружеский жест и…

Слова замерли вдруг у него на губах. Прежде чем она смогла понять, что что-то не так, ее сознание было схвачено какой-то силой извне, мышцы приведены в движение, а сама она отброшена в сторону и вниз так быстро, что больно ударилась о землю.

Уже лежа, оглушенная, она краем глаза успела заметить копье, прошившее воздух там, где она только что стояла. Изогнувшись и перекатившись в сторону — уже по собственной воле, — она выхватила пистолет, целясь туда, откуда прилетело копье. По голому склону мчался второй кентавр. Ее палец лег на спуск курка, когда прозвучал негромкий, но твердый голос Молтби.

— Нет! Это был разведчик, которого выслали вперед, выяснить, что происходит. Он сделал свое дело. На этом все кончилось.

Она опустила пистолет и с досадой увидела, что рука ее дрожит, точнее, дрожь сотрясала все тело. Женщина открыла рот, чтобы сказать: “Спасибо, что спас мне жизнь!” — но не проронила ни слова, потому что голос ее тоже был бы дрожащим, а также потому, что действительно он спас — спас! — ей жизнь. Она была просто в шоке, на грани полной потери сознания. Невероятно, но факт: раньше никто и никогда не угрожал ей лично, впервые в жизни она лицом к лицу столкнулась со смертельной опасностью. Она помнит случай, когда ее корабль влетел во внешнее кольцо одной звезды, другие происшествия, например недавнее столкновение со штормом. Но эти опасности были, можно сказать, безлики, не несли угрозу персонально ей, именно ей; их можно было отразить с помощью виртуозной техники, прекрасно обученного экипажа. Но здесь было другое.

По дороге к кораблю она попыталась понять, в чем разница, и, кажется, в конце концов ей это удалось.

— Спектр лишен ярких характерных особенностей, — Молтби по космической связи докладывал кораблю свои выводы. — Полное отсутствие темных полос, зато пара желтых диапазонов настолько ярка, что режет глаза. Вы были правы: очевидно, мы имеем здесь дело с голубым солнцем с сильным ультрафиолетовым излучением, задерживаемым атмосферой. Однако, — закончил он, — уникальность этого явления ограничивается нашей планетой, происхождением ее плотной атмосферы. У вас есть вопросы?

— Не-е-т! — астрофизик, казалось, над чем-то размышлял. — И дальнейших инструкций у меня тоже нет. Нужно изучить этот материал. Не могли бы вы попросить к астровизору леди Лорр? С вашего позволения, я хотел бы поговорить с ней с глазу на глаз.

— Конечно.

Когда она пришла, Молтби вышел и стал наблюдать за восходящей луной. Темнота — он заметил это еще прошлой ночью — создавала повсюду какую-то фиолетовую дымку. Ну, это-то ясно! При таком угловом диаметре солнца и таком видимом его цвете температура на поверхности была бы минус сто восемьдесят градусов, а не плюс восемьдесят. Голубое солнце, одно из пятисот тысяч… интересно, но… Молтби понимающе усмехнулся. “Никаких дальнейших инструкций” капитана Планстона несло в себе все признаки окончательного приговора по их “делу”…

Он невольно вздрогнул и спустя мгновение попытался представить себя через год, десять, двадцать… лет сидящим, как сейчас, и всматривающимся в неподвижную луну.

Тут он почувствовал присутствие Глории. Уже некоторое время она стояла в дверях и смотрела на него, сидящего на стуле. Он поднял голову. Сноп света, падавшего изнутри корабля, позволял разглядеть странное выражение ее лица. Оно выглядело удивительно белым после той желтизны, которая, казалось, уже стала цветом ее лица за этот день.

— Мы больше не услышим позывных корабля, — сказала она и, повернувшись, ушла внутрь.

Молтби почти равнодушно кивнул головой. Это резкое прекращение связи было тяжелым и даже жестоким испытанием, но полностью отвечало Уставу, который предусматривал подобные ситуации. Робинзоны должны со всей ясностью, без ложных надежд и глупых иллюзий, создаваемых радиосвязью, уяснить себе, что они отрезаны навсегда. Что отныне и навсегда они могут и должны полагаться только на себя.

Что ж, пусть будет так. Факт остается фактом, и надо признать его со всей решительностью. В одной из книг, прочитанных им на корабле, была глава о потерпевших катастрофу. В ней говорилось, что истории известны девятьсот миллионов человек, которых судьба забросила на неизвестные планеты. Большинство этих планет в конце концов было найдено, и по крайней мере на десяти тысячах из них из первоначального ядра потерпевших крушение возникли большие сообщества. По закону каждый из спасшихся, мужчина или женщина, должен был способствовать росту населения… независимо от своего предыдущего положения. Робинзоны должны забыть о своих личных устремлениях и чувствах и думать о себе прежде всего как об инструментах расовой экспансии. Существовали даже наказания, конечно, невыполнимые, если помощь не приходила, но со всей суровостью применяемые, когда ослушников обнаруживали.

Не исключено, конечно, что суд когда-нибудь решит, что человек и… скажем… робот представляют собой особый случай.

Он просидел такс полчаса, наконец встал, почувствовав голод. Он совершенно забыл об ужине и внезапно разозлился на себя. Черт побери, конечно, сейчас не лучший момент оказывать на нее давление. Рано или поздно ее, конечно, придется убедить в том, что она должна принять какое-то участие в приготовлении пищи. Но не сегодня вечером.

Он быстро вошел внутрь и направился к миниатюрной кухне, которыми были оборудованы все сегменты корабля. В коридоре он остановился: из-за кухонной двери проникал свет, а внутри кто-то насвистывал тихо, без определенной мелодии, но весело; пахло жареным мясом и овощами. Они почти столкнулись на пороге.

— А я собралась тебя звать, — сказала она.

Ужин съели быстро и молча. Посуду сунули в автомат, а сами пошли в комнату для отдыха. Молтби вдруг заметил, что женщина как-то странно смотрит на него.

— Есть ли шанс, — спросила вдруг она, — что у гиброида и женщины человеческой расы будут дети?

— Откровенно говоря, — признался Молтби, — я в этом сомневаюсь.

Он принялся описывать процесс использования холода и давления для формирования протоплазмы, необходимой для возникновения гиброидов. Когда он закончил, он увидел, что она продолжает смотреть на него с каким-то изумлением. Наконец она заговорила: