Собрание сочинений и писем (1828-1876)

У Вас, должно быть, грибы хорошие, и белые, и грузди, да и рыжики также! Не стыдно ли мне писать о таких глупостях! Да об чем же прикажете писать? Я здоров и счастлив, когда получаю о Вас хорошие известия, когда читаю Ваши письма, - пишите же чаще.

Татьяна, я снова принимаю тебя в свою милость, а то было совсем рассердился за то, что ты так давно не писала. Обними за меня крепко милую младшую сестру, скажи ей, что я уж прежде полюбил ее из рассказов маменьки и брата Алексея, и что ее приписка как благоухающий цветок осветила мое уединение. И старшей, не менее милой сестрице скажи, что ее дочь мила как ландыш (мой любимый цветок), и что в этом прекрасном создании своем ей удалось соединить все, что грациозного в ней самой, со всем, что благородного в дяде. Поблагодари Алексея за его письмо, окажи ему, что я не отвечаю потому, что, как он сам знает, мне нечего писать, но что я с жадностью буду читать каждую его строку, об чем бы он мне ни писал.

Милая маменька, когда то мы с Вами вновь увидимся? Смерть хочется на Вас посмотреть и обнять Вас и опять поболтать с Вами! Но там будет, как будет, а Вы будьте здоровы, не унывайте, когда братья молчат, - из самых больших опасностей люди выходят целы и невредимы. Горячо теперь брату Александру, но я уверен, он к вам возвратится.

Прощайте, благословите меня, маменька, и любите меня, сестры и братья, как я вас люблю.

Ваш

М. Бакунин.

A Revue des deux Mondes уж и перестали посылать, ведь я буду жаловаться на вас Елизавете Ивановне.

No 577.
– Напечатано у Корнилова, II, стр. 508-509.

На оригинале имеется карандашная пометка "Август 1856", исправленная рукою А. Корнилова, переправившего цифру 6 на 5. И по содержанию письма видно, что оно относится к концу августа 1855 года, судя по словам Бакунина "исходящий август" и "наступающий сентябрь".

No 578.
– Письмо к Е. И. Пущиной.

[Август 1855 года. Шлиссельбург.]

Письмо Ваше и 50 р. сер. получил, добрая Елизавета Ивановна. Денег немного недостанет ни на август, ни на сентябрь, ну да я уж об этом пишу самой маменьке. Грожу ей также жалобою на нее Вам за то, что она не посылает мне более Revue des deux Mondes, а Вас искренно благодарю за добрые известия. Бедная маменька, бедные сестры! Как страшно им теперь за брата, - славы много и опасности тоже. Но, несмотря на все, во мне твердая вера, что провидение сохранит его. Впрочем про маменьку и сестер говорить нечего, они полны истинного геройского духа, без ложной экзальтации и без фраз так, как право редко случается видеть на свете; дай бог, чтобы твердость эта не изменила мм до конца, потому что много им еще предстоит тревог и страха. Что же сказать Вам еще? Если тетушка я кузина Полторацкие еще у Вас, так поблагодарите их первую за то, что она не позабывает меня, а вторую за ее милую, братскую приписку. Скажите им, что я желаю им всего лучшего, и что если б желания мои исполнились, то они были бы всегда счастливы. Добрая Елизавета Ивановна, нельзя ли достать каких-нибудь книг - хороших, если можно; читать нечего. Старые я все перечитал, на новые денег нет. Revue des deux Mondes с апреля месяца (т. е. от декабрьского нумера 1854 года) не видал. Нельзя ли поворожить? А я буду Вам невыразимо как благодарен.

Ваш

М. Бакунин.

No 578.
– Напечатано у Корнилова, II, стр. 509.

На оригинале имеется надпись "авг. 1856", причем рукою А. Корнилова цифра 6 переправлена на 5.

No579.-Письмо к Е. И. Пущиной.

[Осень 1855 года. Шлиссельбург.]

Милостивая Государыня

Елизавета Ивановна!

Благодарю Вас за книги и за фруктовые лепешки, которые в исправности получил. Вы меня совсем избаловали, так избаловали, что я уж и не стыжусь обратиться к Вам с новою просьбою: велите пожалуйста купить и пришлите мне несколько фунтов чаю и табаку. У меня и тот и другой вышли. Табаку пожалуйста турецкого, того же самого, который Вы мне раз присылали, а именно: Бейрутского крепкого, фабрики г-на Фортуны (в Большой Морской, в доме Жако). Вы меня этим очень обяжете.

От Татьяны и от маменьки недавно получил длинные письма. Все у них идет хорошо. Беспокоятся только об Александре. Но бог сохранит его, а что он теперь воюет, это для него хорошо.

Прощайте, Елизавета Ивановна, больше мне сказать Вам нечего, как только то, что я от глубины души Вам благодарен и предан.

Ваш покорный слуга

М. Бакунин.

No 579.-Напечатано без даты у Корнилова, II, стр. 509-510.

No 580.
– Письмо к матери.

[Осень 1855 года. Шлиссельбург.]

Милая маменька! Ваше молчание в самом деле сильно потревожило меня; но теперь я покоен и доволен: вы все здоровы, а брат Александр не только жив, но еще живет такою славною, молодецкою жизнью. Бог сохранит его, сохранит Севастополь, поможет геройским защитникам его выдержать славный бой до конца, и лишь бы дали брату потом простую медаль с надписью: "был под Севастополем" или вернее "в Севастополе" (В оригинале его написано так: "был под Севастополем".), то он будет достаточно вознагражден. Трудно придумать похвалу лестнее и почетнее этой. А ему еще обещали георгиевский крест! Я очень рад, что он предпочел его чину: чин не уйдет, ведь он вступил в военную службу классным чиновником, был профессором 10-го или 9-го класса, поэтому не может долго оставаться в юнкерах, а георгиевский крест, хотя теперь и не редкая, но все-таки чуть ли не самая почетная награда. Вы говорите, милая маменька, что он об себе хлопотать не станет; ему и не след, а Вам можно и матери все позволено. Только, если будете хлопотать, так берите

повыше1. Вам теперь должно быть очень тяжело и тревожно, бедная маменька; один сын в Севастополе, другие 4 собираются на войну с ополчением, а Вы остались одна, обремененная всею тяжестью хлопотливого и многосложного хозяйства. Но у Вас остается еще один сын, а наш брат - Gabriel или попросту Гогочка (Гавриил Петрович Вульф, муж А. А. Бакуниной.), как вы все позволяете себе называть его, - сын, который не менее нас самих привязан к Вам и готов служить пользам всего семейства. Он остается с Вами и верно будет Вам крепкою подмогою.

А вы, милые братья, посреди своих новых военных забот не позабывайте меня. Если не телом, так всею душою я с вами. Милый Алексей, пиши мне иногда. Если б ты знал, как утешительны мне будут твои письма, так верно посреди самых больших хлопот улучил бы минутку, чтобы написать мне несколько слов. И от тебя, Павел, жду писем. Даже и от тебя, Николай. Вспомни, что мы состоим из духа и тела, и что продолжительное отсутствие всяких материальных доказательств приязни незаметно ведет к совершенному равнодушию. Что стоит написать изредка несколько слов?

Но главная моя надежда теперь на Вас, милая маменька. Я знаю. Ваша душа более всякой другой полна теперь забот, тревог и страха. Но у Вас сердце матери, а сердце матери широко. Для всех детей есть в нем место.

Прощайте, благословите Вашего сына.

М. Бакунин.

Спасибо, большое спасибо за портрет, Алексей.

Один сыр получил; теперь его довольно. Только зачем было писать, что посылаете два сыра?

А портрет брата Александра, а свой портрет, маменька, позабыли?

Обнимите за меня дядюшку Алек [сея] Павлов [ича1 (Полторацкий.) и

все семейство его.

Письма брата Александра у меня в сохранности, - я возвращу вам их при благоприятном случае.

No 580.-Напечатано без даты у Корнилова, II, стр. 510-511. На оригинале надписано "1854", затем перечеркнуто и заменено "1855" (но так, что похоже на 1858).

1 Явный намек на собственное положение и пришпоривание родных к новым хлопотам об его освобождении.

No 581.- Письмо к E. И. Пущиной.

[Конец 1855 года. Шлиссельбург].

Милостивая Государыня,

Елизавета Ивановна!

Ваши оба письма, деньги и 32 No Revue des deux Mondes получил и сердечно благодарю Вас за них. Благодарю Вас также к за все подробности в Вашем предыдущем письме, касающиеся Вашего племянника, а моего двоюродного брата Полторацкого (Петр Алексеевич.). Напрасно Вы думаете, что они не интересовали меня. Ведь, во-первых, я живу (В подлиннике описка "живо".) теперь преимущественно чужою жизнью и чужими радостями; к тому же Вы мне-не чужие, Елизавета Ивановна. Я был бы весьма неблагодарный человек, если б не принимал живого участия во всем, что интересует Вас и Ваше семейство. И, наконец, сын Алексея Павловича уже потому мне близок, что сам Алексей Павлович был всегда для нас добрым родным, единственный из Полторацких, которого я любил и уважал от всей души. Катерину Ивановну (В подлиннике описка "Ивановна". Речь идет о Екатерине Ивановне Набоковой, сестре адресатки, дочери ген. Набокова, бывшей замужем за А. П. Полторацким.) я знал мало и видел ее, кажется, только один раз, вскоре после ее замужества. Она пленила меня своею кроткою и благородною наружностью. Теперь, благодаря Вам, я совершенно спокоен насчет родных: если же они не пишут только от лени, то бог с ними. Я сам слишком ленив, чтобы иметь право укорять кого в лености.