Собрание сочинений, том 14
Шрифт:
Между тем, приближался день начала аугсбургского процесса. Блинд молчал. Фогт в различных публичных заявлениях пытался взвалить ответственность за листовку и за доказательство содержавшихся в ней фактов на меня как на ее тайного автора. Чтобы отразить этот маневр, выручить Либкнехта и помочь «Allgemeine Zeitung», которая, по моему мнению, сделала хорошее дело, выступив с разоблачением Фогта, я сообщил ее редакции через Либкнехта, что готов предоставить в ее распоряжение документ, касающийся происхождения листовки «Предостережение», если она меня запросит об этом письменно. Так началась «оживленная переписка, которая как раз теперь ведется между Марксом и г-ном Кольбом», как рассказывает Фогт на стр. 194 «Главной книги»{67}.
Оба письма г-на Оргеса — или, вернее, двойное издание одного и того же письма — пришли в Лондон 18 октября 1859 г., меж тем как разбирательство дела должно было начаться в Аугсбурге уже 24 октября. Я поэтому написал немедленно г-ну Фёгеле, назначив ему rendezvous на следующий день в помещении полицейского суда на Мальборо-стрит, где он должен был придать своему заявлению о листовке «Предостережение» судебную форму affidavit{69}. Мое письмо не застало его вовремя. Поэтому я должен был 19 октября{70}, вопреки своему первоначальному намерению, послать в «Allgemeine Zeitung» вместо affidavit вышеупомянутое письменное заявление от 17 сентября{71}.
Как известно, судебный процесс в Аугсбурге превратился в настоящую комедию ошибок. Corpus delicti {Составом преступления. Ред.} была посланная В. Либкнехтом в «Allgemeine Zeitung» и перепечатанная ею листовка «Предостережение». Но издатель и автор листовки играли в жмурки; Либкнехт не мог препроводить своих находившихся в Лондоне свидетелей в зал заседания суда; попав в затруднительное юридическое положение, редакторы «Allgemeine Zeitung» несли какую-то высокопарную пошлую политическую тарабарщину, д-р Герман угощал суд охотничьими рассказами «округленной натуры» о серной банде, о лозаннском празднестве и т. д. и, наконец, суд отказал Фогту в его жалобе потому, что истец ошибся, обратившись не в ту инстанцию. Путаница достигла кульминационного пункта, когда аугсбургский процесс закончился и отчет о нем, вместе с «Allgemeine Zeitung», был доставлен в Лондон. Блинд, хранивший до сих пор гробовое молчание мудрого государственного мужа, был перепуган раздобытым мной свидетельством наборщика Фёгеле и выскочил вдруг на публичную арену. Фёгеле не заявлял, что Блинд — автор листовки, а заявил только, что он назван ему Фиделио Холлингером как автор листовки. Зато Фёгеле категорически заявил, что рукопись листовки написана знакомым ему почерком Блинда и была набрана и напечатана в типографии Холлингера. Блинд мог быть автором листовки, если бы даже она не была написана рукой Блинда и не была набрана в типографии Холлингера. И, наоборот, листовка могла быть написана рукой Блинда и напечатана Холлингером, если бы даже Блинд и не был ее автором.
В № 313 «Allgemeine Zeitung» помещено заявление Блинда с пометкой: Лондон, 3 ноября (см. «Главную книгу», Документы, стр. 37, 38), в котором этот гражданин и государственный муж утверждает, что он не автор листовки, а в качестве доказательства он «опубликовывает» «следующий документ»:
а) «Настоящим заявляю, что помещенное в № 300 «Allgemeine Zeitung» утверждение наборщика Фёгеле, будто упомянутая там листовка «Предостережение» была напечатана в моей типографии или будто г-н КарлБлинд ее автор, представляет злостное измышление.
3, Личфилд-стрит, Сохо, Лондон, 2 ноября 1859 г.
Фиделио Холлингер».
б) «Нижеподписавшийся, живущий и работающий 11 месяцев в доме № 3, на Личфилд-стрит, со своей стороны свидетельствует о правильности заявления г-на Холлингера.
Лондон, 2
ноября 1859 г.И. Ф. Вие, наборщик».
Фёгеле нигде не утверждал, что Блинд — автор листовки. Таким образом, Фиделио Холлингер сперва сочиняет утверждение Фёгеле, чтобы потом назвать его «злостным измышлением». С другой стороны, если памфлет не был напечатан в типографии Холлингера, то откуда этот самый Фиделио Холлингер знал, что Карл Блинд не автор его?
И почему наборщик Вие находит возможным свидетельствовать о «правильности этого заявления Фиделио Холлингера» на основании того, что он «живет и работает 11 месяцев» (считая назад от 2 ноября 1859 г.) у Холлингера?
Свой ответ на это заявление Блинда (№ 325 «Allgemeine Zeitung», см. также «Главную книгу», Документы, стр. 39, 40) я закончил словами: «Перенесение судебного процесса из Аугсбурга в Лондон раскрыло бы всю mystere {тайну. Ред.} Блинда — Фогта».
Блинд, со всем нравственным негодованием оскорбленной прекрасной души, переходит снова в наступление в «приложении к «Allgemeine Zeitung» от 11 декабря 1859 года».
«Ссылаясь повторно» (запомним это) «на документы, подписанные владельцем типографии г-ном Холлингером и наборщиком Вие, я заявляю в последний раз, что носящее теперь уже характер инсинуации утверждение, будто я автор часто упоминавшейся листовки — явная неправда. В других утверждениях на мой счет содержатся грубейшие извращения».
В приписке к этому заявлению редакция «Allgemeine Zeitung» замечает, что «спор перестал интересовать широкую публику», и просит поэтому «лиц, которых это касается, отказаться от дальнейших взаимных возражений»; «округленная натура» комментирует это в конце «Главной книги» следующим образом:
«Иными словами: редакция «Allgemeine Zeitung» просит гг. Маркса, Бискампа{72}, Либкнехта, изобличенных в чистейшей лжи, не срамить больше ни самих себя, ни газеты».
Так закончилась пока аугсбургская кампания.
Впадая снова в тон своей Лаузиады, Фогт утверждает, что «наборщик Фёгеле» дал мне и Либкнехту «ложное показание» (стр. 195 «Главной книги»). Происхождение же листовки он объясняет тем, что Блинд
«выдумал какие-то подозрения и протрещал о них всем. Из этого материала серная банда состряпала листовку, а затем и статьи, которые она приписала попавшему впросак Блинду» (стр. 218 l. с.).
Если же имперский Фогт, несмотря на приглашение, не возобновил в Лондоне своей неоконченной кампании, то произошло это отчасти потому, что Лондон «захолустье» (стр. 229 «Главной книги»), отчасти же потому, что заинтересованные стороны «взаимно обвиняют одна другую в неправде» (l. с.).
В своей «критической непосредственности» этот муж считает уместным вмешательство суда лишь в том случае, когда стороны не спорят между собой об истине.
Я перескакиваю через три месяца и продолжаю свой рассказ с начала февраля 1860 года. «Главная книга» Фогта тогда еще не попала в Лондон, но зато здесь уже был букет берлинской «National-Zeitung», где между прочим, сказано:
«Партия Маркса могла очень легко взвалить авторство листовки на Блинда именно в силу того и после того, как последний в беседе с Марксом и в статье в «Free Press» высказал аналогичные взгляды; воспользовавшись этими высказываниями и оборотами речи Блинда, можно было так сфабриковать листовку, чтобы она выглядела как его изделие».
Блинд, который все искусство дипломатии сводит к молчанию, подобно тому, как Фальстаф лучшим проявлением храбрости считал благоразумие{73}, — Блинд снова умолк. Чтобы развязать ему язык, я опубликовал в Лондоне за своей подписью циркуляр на английском языке, датированный 4 февраля 1860 года (см, приложение 11).